Укрытый в крымских горах монастырь начал восстановление после пожара

В Кизилташском монастыре над судакской Краснокаменкой нет ни туристов, ни паломников — первые чаще всего проходят мимо, а вторые редки.

Молятся и спасаются в этих красноватых горах уже вторую тысячу лет, монастырю же — всего 170, да ещё минус 70 недавнего безбожия. Но даже за короткий период с момента возрождения это место стало известно и чудесами, и испытаниями, которые всегда в избытке выпадали на пути христианских подвижников.

На пожарище

Одним из таких испытаний стал пожар, в ноябре 2020-го уничтоживший здание с монашескими кельями. К счастью, уцелели и люди, и сам храм.

Братия, как в казарме, обустроилась на двухъярусных кроватях в одном из подсобных помещений — и живёт так четвёртый год. Аскетизм в монастырской жизни — дело обычное, но вот без необходимого для монаха уединения — сложно.

Проблема не только в финансах, с которыми у уединённого монастыря скромно. Дело в том, что проехать на машине сюда можно только через воинскую часть, а разрешения на это до последнего времени не было. Всё, что нужно для жизни, монахи носили по тропе «вручную» — но со стройкой так не получится.

Севастополец Игорь узнал о монастыре в начале года — и взялся помочь в восстановлении братского корпуса. Приблизительно тогда же удалось договориться с военными о проезде хотя бы стройтехники.

— Сначала мы думали остатки сгоревшего одноэтажного здания разобрать и построить новое. Даже бытовку с узбеками привезли, но потом план изменился. Знакомая отца Марка (настоятеля монастыря. — ForPost) нашла в Феодосии Сергея, он в основном для военных строит. Сергей человек православный и согласился помочь. Позвал инженера, а тот сделал заключение, что дом можно восстановить — только осушить, сделать гидроизоляцию и так далее. И мы решили идти этим путём, только ещё второй этаж надстроить. На первом какие-то нужные хозяйственные помещения будут, а кельи — выше. Проект моя жена Аня делает.

Насобирали денег по сусекам — и свои, и монастыря. У Сергея освободился прораб, несколько строителей — и где-то с мая мы начали. Через две-три недели я приехал поработать и посмотреть, как дело идёт. Вижу — ребята православные, никто не пьёт, работают — и я перестал переживать, что долгострой может быть, — рассказывает Игорь.

За это время укрепили фундамент, защитили его от воды, разобрали крышу и начали возводить стены второго этажа. 

Конечно, хочется поскорее к крыше перейти, но в такой зной работать под открытым небом непросто, и сейчас рабочие занимаются отделкой часовни при зимнем храме и трапезной.

— Когда планируете достроить? — спрашиваю я отца Марка и ещё до окончания вопроса понимаю, какой будет ответ.

— Как Бог даст. Мы по воле Божьей живём. Трудимся, молимся, а уже Господь определяет время и место, где и как нам жить.

Былое

До революции монастырь выглядел иначе — это был целый городок, построенный главным образом в подвижничестве игумена Порфирия.

Игумен Порфирий был убит и сожжён в 1866 году, история его жизни и смерти достоверно известна благодаря множеству официальных документов. С жестокостью и бескомпромиссностью фактов из них складывается картина, отражение которой — и наш сегодняшний день. Но это уже другая история.

С приходом большевиков монастырь был сначала разграблен, затем закрыт. В послевоенные годы он был снесён до основания по приказу Лаврентия Берии — были у него на это место другие, стратегические планы.

— Работы здесь много — вон сколько фундаментов разрушенных храмов. Сколько древних святынь, которые кто-то когда-то, может, ещё будет восстанавливать — после нас, — говорит отец Марк.

Сегодня здесь два небольших храма: зимний — Всех Киево-Печерских святых и летний — св. прп. Серафима Саровского. Всё остальное сложно назвать даже руинами.

Вот тут когда-то давно были кельи монахов.

Это — остатки фундамента храма Успения Пресвятой Богородицы. 

Раз в году, в праздник Успения, здесь проводится служба под открытым небом.

Знак к возрождению монастыря в 1994 году люди увидели в чуде спасённой девочки, которую белка через много дней блужданий по лесу вывела к этому месту. Сегодня изображения белок по обеим сторонам Серафима Саровского украшают вход в деревянный летний храм. Опустившие головы медведь и волк — словно опасности, отступающие от человека при обращении в Богу.

Паломники

Кроме монахов и рабочих, здесь почти никого — полчаса по горной тропинке сегодня становятся для многих людей преградой, преодолевать которую совсем не хочется.

— Сейчас люди не особо хотят по горам ходить, им бы прямо к воротам подъехать. Их даже не прельщает, что эта тропинка особо освящена — это афонская тропа. Дело в том, что наш монастырь когда-то был афонским скитом. И были духоносные отцы, они освятили эту тропинку. Вот как Канавка Божией матери в Дивеево — освящена, благословлена, и кто идёт по этой тропинке с молитвой, сподобляется особого утешения. И здесь тоже — по молитвам святителя Стефана Сурожского и многих-многих подвижников, которые здесь подвизались, и жизнь свою положили.

Если кто-то из приходящих предлагает помощь — братия не отказывается.

— Вот вчера пришёл человек. Говорит, я хочу помочь вам чем-то. И стал там внизу копать траншею. Женщина пришла — помогла траву вырывать. Главное, что люди делают это искренне, от всей души. А Господь видит и всё принимает. Знает, кто что может сделать, кто чем может помочь.

Приходят и пожить — чаще всего с болью, которую больше некуда нести.

— Иногда с такими раненными, разорванными душами приходят — вы не представляете. Это особый промысел Божий, чтобы именно сюда за утешением идти. Тут же каждый сантиметр вымолен, намолен и благословлён Богом. И люди потом идут в мир другими. Когда благодать в сердце — на всё по-другому смотришь. Конечно, страшновато идти в мир после монастыря, и благодать легко растерять — но забыть её нельзя.

О любви

Монах оставляет мир не потому что ненавидит его, а потому что любит, говорит отец Марк.

— Мы любим мир, но именно ради этой любви мы уходим в монастырь, чтобы жить и трудиться здесь. Ради близких, ради чистоты нашей веры.

Любви, доверия, бескорыстия нашему миру крайне не хватает, говорит отец Марк, а безмерный прагматизм толкает людей ставить условия и самому Господу.

— Недоверие — оно сейчас во всём. Одни ищут только корыстных, выгодных отношений. Другие озлобились на весь мир, потому что не находят истины. Некоторые приходят и говорят: вот если Бог мне поможет, я сделаю то-то и то-то. Говорю: ой, неправильно ты говоришь. Если ты Богу условия ставишь — будет ли эта жертва от души? Он и так дал тебе всё — жизнь, здоровье, средства какие-то… А ведь в один момент этого может не стать. Скажет Господь: ну не умеешь ты этим пользоваться, не знаешь, как — оно тебе не надо. А ты помоги ближнему просто так, из любви, ведь сегодня есть эта возможность — а завтра нет. Скажешь потом: «Ах, как жаль! Была же такая возможность». А её уже нет.

Не для публичности монастыри существуют, говорит отец Марк, особенно — этот: уединенный, спрятавшийся среди гор над селом, в которое ходит один-единственный рейс из Феодосии.

— Поверьте мне, если человеку нужно будет, если Богу угодно будет — Бог приведёт его сюда. А просто смотреть как некую достопримечательность — может быть, это и не нужно… Должен быть какой-то уголочек, где только монашеская жизнь — ничем не развлекаема, никем не отвлекаема. Чтобы люди знали: есть точечка микроскопическая на карте, где молятся за всех — и знаемых, и незнаемых.

Светлана Косинова
Фото автора