Русские уже не спасут Европу

Европа решила сделать России подарок – отменить визовый режим уже в 2010-м году. Пока об этом осторожно заявляют в Италии. Министр иностранных дел этой страны Франко Фраттини сказал, что россияне заслужили право безвизового передвижения по территории Евросоюза.

Ну, наконец-таки до светлых голов в Евросоюзе дошло, что наших соотечественников можно пускать в Европу безбоязненно. А то раньше все опасались, что «толпы из Восточной Европы» наводнят их уютные, обжитые и толерантные страны. И поэтому пускали к себе толпы из стран Магриба, Турции, Пакистана, Индии и даже экваториальной Африки. Те с их религиями, экзотическими обычаями, тарабарскими языками и прочими отличиями казались европейцам ближе и роднее, чем хоть и восточные, но все же европейцы. Однако не прошло и двадцати лет, как западноевропейцы во всем разобрались. Правда, перед этим должны были рухнуть башни-близнецы в США, сгореть порядочное количество автомобилей в Париже, а число экзотических «приезжих» достигнуть едва ли не 50% в некоторых местах из новой «родины» и количество проблем с ними зашкалить за все допустимые пределы.

Предполагается, что визовое послабление приведет к тому, что наши соотечественники «разбавят» нелегально приехавших в Европу азиатов и африканцев. Но не поздновато ли? Европа уже наводнена нелегалами из всех возможных закоулков планеты и уезжать они никуда не собираются. Более того, требуют считаться со своими правами и предоставить им все возможности для сохранения своей национальной идентичности. Что тут смогут сделать русские? Торговать шаурмой (во Франции его называют кебабом) и пучками зелени они не пойдут. Сбиваться в общины по религиозному признаку не станут. Рождаемость в их семьях тоже не столь высока, как у азиато-африканцев. Поздно, похоже, батенька, пить боржоми.

Согласно исследованию Economist, Старый Свет перехватил у Нового пальму первенства по части иммиграции. В Лондоне доля приехавших составляет 60%, при этом коренные белые являются меньшинством минимум в шести районах британской столицы. Сколько въехавших на Британские острова сделали это легально, а сколько нет – загадка даже для Скотланд-Ярда. Нелегалов регулярно снимают с паромов и теплоходов и даже с поездов в Евротоннеле, но они все равно прибывают на туманный Альбион в огромных количествах. Та же картина во Франции, где в Париже доля негритяно-арабских жителей достигает уже 47%, а по некоторым данным, и 52%.

Контролировать этот приток сложно и потому, что экономика Старого Света нуждается в рабочих руках, поскольку коренное население вот уже несколько лет не растет, а кое-где даже уменьшается. В Германии, например, 33% супружеских пар бездетны, еще столько же имеют всего одного ребенка, в то время как достаточно прочно осевшие в стране «гастарбайтеры» имеют по 5–6 детей. Во Франции в арабских семьях в среднем по 6 детей, в «туземных» — 1,8 (для прироста населения, с учетом смертности, нужно хотя бы 2,5). По данным ООН, даже население Италии, еще не так давно демонстрировавшее прирост, к 2050 году сократится с 57 до 41 млн человек. Впрочем, Апеннины наверняка еще более активно будут заселять албанцы и другие иммигранты. Это проблема не одной Европы, но и, допустим, Японии, население которой также практически не растет, зато стремительно стареет.

Проблема иммиграции – как законной, так и не очень – имеет много аспектов: социальных, экономических (ухудшение криминогенной ситуации, рост безработицы среди коренного населения), наконец, политических, т. к. «чужаки», не умея или не желая интегрироваться в европейские культуры, заставляют говорить о себе как о «пятой колонне». Это показывают и связи иммигрантских общин с экстремистскими организациями, об этом свидетельствуют и телекадры парижских демонстраций (поражение Ле Пена приветствовали флагами Алжира, Туниса, Марокко и т. д., и только в редких случаях французскими триколорами). А во время расовых волнений в Бирмингеме пакистанские иммигранты требовали очистить их квартал от белых и создать там самоуправление.

Проблема налицо, но как решать ее в рамках «либеральной модели», руководство стран ЕС пока не решило. Судя по ожесточенности споров и постоянных апелляций к гуманитарным принципам, оно вообще ее не решит до тех пор, пока не произойдет нечто подобное 11 сентября в Америке. Что касается иммиграции легальной, то демографическая ситуация в Европе «свернуть» ее не позволяет.

Как же все начиналось? До середины XX в. страны Западной Европы не привлекали масштабных иммиграционных потоков в отличие, например, от США и Канады. Европа сама была поставщиком иммигрантов. Однако после войны ситуация изменилась. Во второй половине прошлого века западноевропейский регион превратился в центр иммиграции. Острая потребность разрушенной в ходе войны западноевропейской экономики диктовала необходимость привлечения рабочей силы извне, из государств, традиционно характеризовавшихся высокой рождаемостью и низким спросом на рынке труда, а значит избытком рабочих рук.

Выходцы из неблагополучных в социально-экономическом отношении государств были готовы браться за любую работу. В Западную Европу приезжали безработные либо те, кто понимали, что даже на низкооплачиваемых по европейским меркам должностях они смогут заработать значительно больше денег, чем в своей стране. К тому же в основном это были неквалифицированные рабочие.

В первые послевоенные годы приезжие работали преимущественно в сельском хозяйстве. До 1954 года рабочие-мигранты во Франции главным образом были заняты в сельском хозяйстве. В ФРГ даже в 1956 году 95% иностранцев рекрутировались в качестве сезонных сельскохозяйственных рабочих. С течением времени иностранные рабочие стали все шире проникать в различные отрасли экономики западноевропейских стран. Вслед за сельским хозяйством центром их сосредоточения стала горнодобывающая промышленность, а затем они во все возрастающих количествах начали перемещаться в обрабатывающую индустрию. В начале 1973 года иностранные рабочие составляли 10,8% всей рабочей силы в ФРГ, но их важность в некоторых отраслях, особенно с самыми худшими условиями труда и оплатой, была намного выше, чем в остальных (наибольшее число мигрантов было сконцентрировано в металлургии). В 1965 году рабочие-мигранты составляли более половины занятых в некоторых отраслях швейцарской промышленности.

Изначально главным поставщиком рабочей силы являлась Италия, для которой были характерны бедность и высокая безработица, особенно на юге страны. В 1946–1956 годах в среднем ежегодно мигрировали 150 тысяч итальянцев, преимущественно в Швейцарию и Францию. Германию «итальянская волна» затронула в меньшей степени: при наличии высокого уровня безработицы (9% в 1951 году) и значительного числа переселенцев с Востока (8,5 млн. человек) у ФРГ в начале 50-х годов не было особых потребностей в дополнительном импорте рабочей силы.

ФРГ, прежде не имевшая колоний, опиралась преимущественно на импорт рабочих из Турции. В 1961 году Западная Германия заключила с Турцией соглашение о найме рабочей силы. В том году в ФРГ насчитывалось 6,7 тысяч турок, к 1970 году их уже было 429 тысяч, к 1976 году — около миллиона, а к середине 90-х годов — свыше двух миллионов.

Трудовые мигранты рассматривались изначально как временные рабочие, которые по истечении срока контракта должны вернуться на родину. Большинство из них не имели квалификации, жили в плохих бытовых условиях. Однако они, как правило, и не стремились обустроиться на новом месте: ведь их цель состояла в том, чтобы заработать как можно больше денег с минимальными расходами в стране временного проживания. Для мигрантов чаще всего предусматривалось особое жилье, контакты с местным населением были ограниченными, осваивать язык страны проживания не было необходимости, поскольку на предприятиях имелись переводчики и работодатели старались нанимать рабочих по национальному признаку. Выходцам из бывших колоний, которые знали язык своей метрополии, было проще.

После первого энергокризиса и вызванной им безработицы власти основных западноевропейских принимающих стран решили прекратить прием новой рабочей силы. Например, в 1973 году в ФРГ был приостановлен наём из третьих стран, а в 1974 году прекратилась выдача разрешений на трудовую деятельность всем проживающим в ФРГ иностранцам, кроме молодежи, въехавшей в страну не позже 30 ноября 1974 года, и кроме отраслей, где ощущалась особая нужда в рабочей силе. (В дальнейшем рост численности турецких мигрантов в ФРГ происходил в основном по линии воссоединения семей.) В некоторых европейских странах были разработаны программы содействия иностранным рабочим в репатриации. Часть трудовых мигрантов воспользовалась этой помощью, но большинство отказались от нее, понимая, что вернуться в принимающую страну они больше не смогут, а на родине перспектив нет. Особенно это относилось к странам Третьего мира, где не происходило улучшения ни в экономике, ни на рынке труда.

Перекрытие канала трудовой иммиграции не привело к значительному сокращению потока желающих найти работу за границей. Последние стали использовать другие способы въезда в богатые европейские страны: воссоединение семей, убежище и нелегальная иммиграция.

Иностранные рабочие, решившие строить свою жизнь в новой стране, стали перевозить туда родственников. В результате процесса воссоединения семей численность переселенцев увеличилась. Мигранты селились семьями. Обычно выходцы из одного государства проживали компактно, вновь прибывшие присоединялись к соотечественникам, поскольку в этом случае они могли включиться в действующую между ними систему взаимопомощи. Как следствие обособленного проживания иммигрантов на отдельной территории возникала община, во многом воспроизводящая нормы поведения и культуру страны происхождения. Западноевропейские государства столкнулись с проблемой включения иммигрантов в жизнь национального сообщества.

Различие подходов к проблеме интеграции иммигрантов хорошо просматривается на примерах Франции (ассимиляционистская модель), Германии (сегрегация) и Великобритании (плюралистическая модель). Первая модель предполагает отказ иммигрантов от своей прежней идентичности и полное усвоение ценностей и моделей поведения, принятых на новой родине. Именно ассимилировавшиеся иммигранты, которые практически ничем не отличаются от населения принимающей страны, могут рассматриваться как полноправные члены общества. Теоретически успешная ассимиляция представляется выгодной как для национального государства, стремящегося сохранить культурную однородность, так и для иммигранта, поскольку позволяет ему полностью вписаться в новое сообщество.

Круг стран — поставщиков иммигрантов во Францию постоянно расширяется. Так, резко увеличилось число выходцев из Азии (особенно из Юго-Восточной Азии: за 1990–1999 годы на 35%), а также из Турции (на 16%) и из стран Восточной Европы. Однако основной поток мигрантов идет сейчас из Тропической Африки (за 1982–1990 годы он возрос на 43%). Статистика фиксирует устойчивое сокращение числа иностранцев — выходцев из Европы. Неудивительно, что ассимиляционистская политика оказалась несостоятельной.

Наиболее проблематичной является ситуация с иммигрантами мусульманского происхождения. Социальная активизация мусульман началась в середине 70-х годов в связи с ростом числа иммигрантов, исповедующих ислам, и предоставлением им финансовой помощи со стороны богатых нефтью Саудовской Аравии и Ирана (в последнем в этот период произошла исламская революция). Во Франции создавались сотни мусульманских организаций, отстаивающих право на сохранение исламской идентичности. Французское светское государство, французская модель ассимиляции сталкиваются с организованным, институционализированным сопротивлением части французского же общества.

В стране насчитывается приблизительно 3,7 млн. «вероятных мусульман» (выходцев из исламских государств и их потомков). Это 1,7 млн. иммигрантов, 1,7 млн. детей (у которых хотя бы один из родителей родился не во Франции) и 300 тысяч внуков иммигрантов. Большинство «вероятных мусульман» составляют выходцы из стран Магриба, в основном алжирцы и марокканцы (соответственно 40% и около 30%). Мусульмане магрибского происхождения имеют мало общего с иммигрантами из «черной» Африки, среди которых объединение происходит по принципу страны или региона происхождения. Особняком стоят турки: они считаются более склонными к замкнутости внутри своих общин, в частности в связи со слабым владением языком принимающей страны.

Большинство западноевропейских государств отказалось от политики ассимиляции, сочтя ее неэффективной. Однако Франция настойчиво старается ее продолжать. Раньше власти пытались расселить иммигрантов, чтобы не допустить их компактного проживания, ведущего к геттоизации.

В отличие от Франции, в основу немецкого гражданства положен принцип «права крови». Немецкая модель нации строится на этнической, а не гражданской основе: согласно законодательству Германии, лицо, родившееся на ее территории, не становится ее гражданином. Немецкое законодательство о гражданстве было смягчено в 1999 году с принятием закона, устанавливающего, что лицо, рожденное на территории Германии, может автоматически получить гражданство, если хотя бы один из его родителей легально проживал в стране не менее 8 лет.

До недавнего времени стать гражданином Германии было практически невозможно при отсутствии немецких корней. Поэтому как иммигранты первого поколения, так и их потомки, прожив всю жизнь в Германии, все равно не считались гражданами. Такая политика привела к сегрегации, то есть отделению населения иммигрантского происхождения от немецких граждан. Немецкое руководство не пыталось, как французское, заставлять иммигрантов принимать свои обычаи, традиции и нормы, поскольку рассматривало их в качестве временных рабочих.

Великобритания столкнулась с основным притоком мигрантов после 1948 года. Тогда был принят Британский Национальный Акт, оформивший единое гражданство для метрополии и ее колоний с правом переселения и работы в Великобритании. Изначально британское правительство сдерживало приток мигрантов и стремилось их ассимилировать. Однако со временем организации мусульман в Великобритании стали приобретать влияние и оказывать давление на власти. В 1962 году была основана Исламская миссия Соединенного Королевства, через четыре года создавшая «Образовательный мусульманский трест», который стал выдвигать требования по сохранению мусульманской идентичности у детей, чего в итоге и удалось добиться. А в 1985 году было введено понятие «многокультурный уклад». Суть новой политики заключалась в признании государством в рамках национального сообщества многочисленных общин, которые имеют право жить в своем кругу, сохраняя культурное наследие, национальные черты, обычаи, семейные связи, а также отстаивать свои права на национальном уровне.

В качестве одной из причин проблем европейских стран с иммигрантами называется культурный фактор. Особенно это актуально в отношении мусульманских иммигрантов. Ислам и светское государство несовместимы. Государство требует, чтобы религия не выходила из сферы частной жизни и не проявлялась в публичной, характеризующейся всеобщим равенством. Однако ислам — это больше чем религия, это образ жизни, он охватывает все области жизни верующего и, следовательно, не поддается изоляции в частной сфере. Это порождает практически неразрешимое противоречие. В любой стране можно найти «умеренных» мусульман, готовых до определенной степени к компромиссу; но там всегда найдутся и радикальные группировки, которые попытаются убедить выходцев из мусульманского мира в необходимости вести замкнутую жизнь в своей общине и не поступаться верой.

А может, обязательными условиями получения гражданства в развитых странах поставить смену вероисповедания в пользу главной религии в стране, не говоря уж об экзамене по языку и истории страны? Тогда и с минаретами проблем не было бы.