Описывая белорусские события, некоторые проницательные обозреватели, сочувствующие протесту, с удовлетворением отмечают отсутствие в нем признака геополитической русофобии, той самой, что сделала из украинского Майдана событие не локального, но как минимум общеевропейского значения.

Возмущенные насилием, творимым режимом Лукашенко, белоруссы пока не выкрикивают антирусских лозунгов, не призывают на помощь НАТО, не взывают к памяти жертв Красной Армии и не чествуют как национальных героев местных пособников нацистов.

Видно, что российские оппозиционные блоггеры всячески стремятся придать антилукашенковскому протесту антипутинский оттенок (отсюда и постоянные вбросы о появлении в Минске и других городах страны российского спецназа), но пока возмущенные белорусы не покупаются на эти провокации, а видимые лидеры протеста (в окружении Светланы Тихановской) явно не хотят придавать ему какой-либо геополитической интонации.

Во всей этой истории главное слово – «пока».

Пока все так. Лукашенко сам – в силу политической близорукости – сумел достаточно дистанцироваться от России, надеясь сделать свою аферу с псевдовыборами приемлемой для Запада. Ничего, разумеется, не получилось: Европейский союз готовится к принятию пакета антибелорусских санкций, Трамп и Помпео вежливо помалкивают, про себя, конечно, проклиная батьку за невольное соучастие в близящемся электоральном триумфе их конкурентов. Плюс ко всему Лукашенко стал публично заигрывать с Китаем, что не могло не разозлить Вашингтон и его местную клиентелу на востоке Европы в лице польско-литовского тандема.

В общем, Лукашенко умудрился вызвать жесткое отторжение у всех крупных игроков и соседей, и, думаю, он сам понимает, что игра проиграна и его режим обречен.

Тем не менее, столкновение цивилизаций и их соперничество за любое до сих поделенное или же поделенное не окончательно пространство – факт упрямый, от которого почти невозможно абстрагироваться. Рано или поздно в любой политически наэлектризованной ситуации появляются активисты, которые начинают связывать сопротивление любому режиму с его цивилизационной ориентацией – западной, российской, китайской или, скажем, иранской.

В очень и очень редких случаях какая-либо «цветная революция» оказывается лишена цивилизационной составляющей: приходят на ум обе киргизские «революции тюльпанов», но, возможно, это впечатление ошибочно.

Во всех остальных случаях все революции последних лет так или иначе были обусловлены стремлением избавиться от действующего режима как досадной помехи, мешающей стране влиться в какую-нибудь престижную «семью народов»: сообщество западных демократий, суннитский «халифат», «русский мир» и пр.

Следует ли надеяться, что белорусская революция станет очередным исключением из этого правила? Что спор о цивилизационной ориентации освободившейся от диктатуры страны не начнется со всей остротой на второй день после этого освобождения?

Более того, не стоит ли ожидать обязательного появления на политической сцене эмиссаров от мировой демократии, которые пообещают Белоруссии какие-нибудь преференции в случае разрыва союзнических отношений с Россией?

И можем ли быть уверены в том, что народ Белоруссии с легкостью отвергнет соблазн евроинтеграции (притом что мы понимаем: такой соблазн обязательно появится)?

А что тогда будет делать Россия? Пассивно наблюдать за дрейфом ближайшего союзника в сторону ЕС и НАТО?

Не будет она этого делать, разумеется. Придется реагировать тем или иным образом. Но было бы ошибкой сейчас пользоваться слабостью Лукашенко и продавливать его на дальнейшую интеграцию с нашей страной. Протест тогда немедленно приобретет откровенно антироссийский характер, и мы получим вместо новой «Переяславской рады» или Георгиевского трактата присоединение Польши – то есть появление в составе государства провинции, постоянно готовой к мятежу.

Когда-то российские либералы боялись присоединения Белоруссии в плане увеличения на несколько миллионов коммунистического электората. Не следует ли сегодня опасаться прямо обратного?

В том-то и дело, что цивилизационная ориентация белорусского электората на сегодня никому, по существу, не известна. Поэтому, с реалистической точки зрения, в настоящий момент оптимальным был бы вариант проведения свободных демократических выборов, но не главы государства, а Палаты представителей и Совета республики Национального собрания Белоруссии.

Если бы эти выборы прошли свободно, с участием всех возможных оппозиционных сил, все наблюдатели могли бы составить более-менее адекватное представление о том, чего на самом деле хочет сейчас белорусский народ.

Хочет ли белорусский избиратель сохранения лукашенковского госкапитализма, надеется ли он на вхождение в Европу, испытывает ли прежнюю ностальгию по Советскому Союзу?



Если бы оказалось, что электорат непоправимо расколот, и единства во мнениях нет, это бы остудило настроения любых радикалов и интеграторов всех мастей.

Если бы убедительная победа досталась проевропейским или же пророссийским силам, они бы смогли образовать правительство народного доверия и начать переговоры со всеми внешними сторонами, имея за собой мнение большинства, но при этом понимая опасность любого радикального рывка в любую сторону, без учета настроений меньшинства населения.

Президентская диктатура в лимитрофном государстве, расположенном между соперничающими цивилизациями, порождает часто не обоснованные надежды на способность каждого блока поглотить страну целиком, и было бы крайне важно столкнуть любые политические мечтания с принципом реальности, что могут сделать только объективные и честные парламентские выборы.

 В экспертном сообществе существует явная антипатия к цивилизационному дискурсу как слишком примитивному, слишком нагруженному историософскими коннотациями и слишком конфликтному по своим прагматическим импликациям.

Все время идут рассуждения о том, что каждый конкретный случай неповторим, Украина не похожа на Молдову, Молдова на Грузию, и все они в совокупности отличаются от совсем другой Белоруссии.

Проблема в том, что структура политического конфликта важнее, чем конкретная его фактура. Структура конфликтов практически во всех странах, переживших «цветные» революции, одна и та же – это столкновение сил, ориентированных на Запад, с силами, ориентированными на какую-то цивилизационную специфику.

Какой бы сложной ни была конфликтная ситуация, рано или поздно она редуцируется до этой простой бинарной оппозиции – the West against the Rest.

Сегодня появилась некоторая новация, связанная с появлением Китая в качестве приоритетного противника Запада и таким образом потенциального лидера the Rest, но если мы исключим китайский фактор, то соскальзывание практически любого политического столкновения в нишу цивилизационного противостояния можно назвать делом неизбежным.

«Цивилизационный реализм» учит нас быть готовым к этому обстоятельству и уметь управлять такого рода конфликтом, не позволяя ему стать источником новой «гибридной» войны по украинскому типу.

Весь вопрос в готовности трезво мыслящих политических элит оперировать именно этими категориями, чтобы вновь и вновь не попадать в одну и ту же ловушку.



Борис Межуев