Настоящий Севастополь. Николай Халимон: Раз надо – значит, я иду

Для Севастополя этот праздник особый - концентрация «виновников торжества» здесь гораздо выше, чем в большинстве других мест. Вся история Севастополя, который и рожден-то был для защиты южных рубежей России, связана с флотом. Поэтому в преддверии праздника мы обратились к ветеранам Черноморского флота с просьбой порекомендовать нам очередного героя нашего проекта «Настоящий Севастополь» – ведь рассказать о каждом, кто связал свою жизнь с ВМФ, невозможно. И только тот, кто ничего не знает о жизни моряка, может не понимать, как много было в их жизни не только приключений, но и тяжелого труда, непростых, требующих экстренного решения ситуаций и просто бытовых неурядиц.

Капитан 1-го ранга Николай Алексеевич Халимон, который стал нашим героем, – не исключение. К тому же в его истории, как в зеркале, отразилась непростая, а где-то и трагичная история переломных для страны лет. Но разговор с ним получился неожиданно веселым - жизнелюбия и чувства юмора, присущих нашему герою, хватило бы на пятерых. Помогли и воспоминания, написанные Николаем Алексеевичем некоторое время назад. Так что этот материал можно считать результатом совместного творчества. 

Страшные годы

Решение о том, что жизнь Халимона будет связана с флотом, в небесной канцелярии приняли неожиданно. Хотя кто знает – возможно, все было спланировано заранее, просто от самого мальчика и его близких его предназначение скрывали до последнего. Все родственники Николая Алексеевича  были людьми «сухопутными» и работали на земле. Жили они в Запорожской области Украины.

«Деда по отцу, Василия Васильевича Халимона, я помню смутно. Высокий, статный, красивый, он был выходцем из бедной семьи. А бабушка Даша, наоборот, происходила из семьи, считавшейся зажиточной», – рассказывает Николай Алексеевич.

Василий Васильевич Халимон после войны

Сама бабушка о жизни зажиточной семьи рассказывала так: спали в «сапетке», большой плетеной корзине с двумя ручками, где человек мог поместиться только в полусогнутом состоянии. Стоило выпрямиться – корзина переворачивалась, человек вставал и шел работать. Бабушка не считалась красавицей и была старше будущего мужа, зато закончила 3 класса церковно-приходской школы, много читала, знала много сказок и притч.

«Их отцы, мои прадеды, решили поженить своих детей. Выделили им землю и отправили туда жить. Первое время – в землянке, а потом молодые построили саманную хату, с которой начался хутор Зеленый. Здесь они родили троих детей – в 1922 году тетю Марию, в 1925-м - моего отца и в 1928-м - тетю Нину», –рассказывает Николай Алексеевич.

Позже у деда появилась другая семья. А в 1941 году он, коммунист, ушел из села с отступающими советскими войсками. Войну дед закончил майором и после освобождения Польши был назначен комендантом города Грубешов. Жизнь его сына, которому в  1941-м было 16 лет, сложилась иначе: оставшись с матерью, он был угнан в Германию.

«Мои родители надеялись избежать этой участи, поэтому и поженились – сначала немцы женатых не брали. Но потом условия резко изменились. В Германию молодежь везли в теплушках. А где-то по дороге всех выгрузили, раздели догола и в таком виде погнали на санобработку. И это деревенских девушек, совсем юных, 16-19 летних!».

 На этом довоенном снимке мама нашего героя – третья слева во втором ряду

К счастью, молодую семью не разлучили. И 25 апреля 1944 года в селе Родерсгайм близ города Людвигсхафен у Халимонов родился сын Николай.

«Через несколько дней после родов маму отправили вместе со всеми на работу в поле, а я оставался один. Сначала плакал, потом даже пищать перестал. А в соседнем дворе, куда выходило окно нашего чердака, жила пожилая женщина Анна. Поняв, что я дохожу до ручки, она пошла в управу и каким-то путем добилась разрешения забрать нас с мамой к себе».

Эта пожилая женщина стала для мальчика настоящей спасительницей

После этого мама работала только по дому. Работы было много, зато ребенок всегда был рядом.

«В доме было двое детей – Гизела и   Гельмут, мальчик моего возраста. Кормили меня вместе с ним, я ожил. А отец остался у прежних хозяев. Но однажды, когда хозяйская дочь Марта в очередной раз попыталась над ним издеваться и взялась за кнут, он его вырвал, сломал и предупредил, что в следующий раз сожжет все дотла».  

Освобождали Ротерсгайм американцы.

«Всех таких же, как мы, собрали в лагерь перемещенных лиц и подготовили к отправке на Родину. Выдали продукты на семь дней и повезли на открытых платформах. Но дорога заняла в два раза больше времени, и продукты закончились. По словам мамы, на каждой остановке над эшелоном стоял женский вой –по обочинам хоронили умерших детей. А где-то в Польше к поезду вышла женщина, которая на меня посмотрела и дала родителям литр козьего молока. Благодаря ему меня и довезли до Красноармейска, который в 60-х был переименован в Вольнянск».

С дедом

Сразу по возвращении отца забрали в трудовую армию и отправили восстанавливать шахты Донбасса. Мама перебралась к своим родителям на хутор Новоукраинка. Впереди были постоянные вызовы в «органы» и требования объяснить, почему совсем еще девчонка, да еще с ребенком на руках, не создала в Германии очаг сопротивления.

«Эти разговоры обычно продолжались до вечера, а дома уже ждал вызов не следующий день. Когда мама совсем выбилась из сил, ее подружка и одноклассница Вера, которая   в 1945 году работала делопроизводителем в сельсовете, посоветовала ей куда-нибудь уехать. Она же, Вера, выписала мне свидетельство о рождении – в нем значилось, что родился я на хуторе Зеленом. Мама пешком ушла в Червоноармейск, туда же осенью 1946-го вернулся и отец. Всю жизнь, до самой смерти он боялся, что их пребывание в Германии может навредить мне. Даже фамилию пытался изменить – стал Халимоновым. Но если бы не выписанное Верой свидетельство о рождении, курсантом военного училища мне, конечно же, было бы не стать».

В плену – только во время Первой мировой – успел побывать и дед по материнской линии, Сергей Никитич Кит. Вернувшись из Австрии, дед женился и тоже был отселен на хутор. В его семье было пятеро детей – один погиб на войне, вторую убил во время отступления немец, бросивший гранату в погреб, где она пряталась вместе с детьми. Третий попал во время войны в плен и вернулся глубоко больным человеком.

Такой была семья деда незадолго до войны

Сам дед скончался в 1947 году. Его жена, бабушка Вера, стала жить с дочерью Ниной.

«Со 2-го класса меня стали на все лето отправлять к ним. Там была полная свобода, там, на ставке, я научился плавать и нырять. Это умение и стало основой для моей не очень длинной спортивной карьеры.  Были у нас с двоюродным братом Толей и обязанности – принести по два мешка травы для коровы. Работали мы и на уборке зерна – возили его на элеватор в Гуляй-Поле. Все школьники в колхозе за лето должны были заработать определенное количество трудодней. Мы с Толей работали вдвоем, поэтому и норма выполнялась намного быстрее. А где-то с 1956-1957 года в ставку появилась рыба, и моей обязанностью стало снабжать семью рыбой».

К этому времени жизнь семьи Халимонов стала потихоньку налаживаться. Понемногу затягивались и оставленные войной раны, хотя болеть не переставали никогда.  

«Мама после прихода в Червоноармейск поступила работать няней в детский сад, куда был устроен и я. А потом перешла работать в хлебный магазин, да так и осталась на всю жизнь в торговле. Переманила ее в магазин почти легендарная для Червоноармейска Феня Яковлевна. Очень долго, даже после ее смерти магазин назывался в народе «Фенькиным». Когда хлеб был по карточкам, она могла выдать его, не взвешивая, и никто не сомневался в правильности. А отец после возвращения из Добнасса устроился на завод им. Шевченко, на самую трудоемкую и неблагодарную работу – кузнецом на пресс по изготовлению клинков для столовых ножей».

Николай Халимон с отцом

До войны отец успел окончить только семь классов, и это не позволило ему сделать карьеру.

«Он всегда очень много читал и меня пристрастил к чтению, был очень толковым человеком, и его назначали и бригадиром, и мастером цеха. Но как только приходил человек с дипломом, отец вновь становился рядовым. Очень комплексовал из-за этого, но поступать куда-нибудь не решался из-за анкеты. И эта ситуация его больно ранила».

Крутой вираж

Умер отец очень рано, в 38 лет – не выдержало сердце. Но сына в военной форме увидеть успел и очень им гордился.

«Физически сильным я не был – единственная тройка в аттестате была по физкультуре. Но в остальном учился хорошо, лучше всех в классе. В 8-10 классах участвовал в районных и областных олимпиадах по физике, химии, занимал призовые места. Легко давалась мне и математика. Отец очень гордился моими успехами. Как победителя олимпиад меня приглашали без экзаменов поступить в Днепропетровский химико-технологический университет. Но тут в школу пришел запрос из ЧВВМУ им. Нахимова – они приглашали способных выпускников в себе. И классный руководитель Нина Владимировна Иври настойчиво посоветовала этот вариант моей маме».

Предложение понравилось. Единственным препятствием могли стать не очень крепкое здоровье и не блестящая физподготовка (о тройке по физкультуре мы уже упоминали). Но на них в училище решили не обращать внимания, тем более что остальные экзамены были сданы очень хорошо.Так в 1961 году Николай Халимон стал курсантом ЧВВМУ имени Нахимова.

 «К учебе мы приступили только через год, потому что тогда было такое понятие – кандидатский срок. И на целый год мы ушли матросами на флот. Нам сразу давали почувствовать, что почем: выдержишь – иди учиться, не выдержишь – извини. Я попал на крейсер «Михаил Кутузов», в 6-ю башню универсального 100-миллиметрового калибра. Моря я никогда раньше не видел, только в книжках о нем читал. Но адаптация прошла быстро, хотя легко, конечно, не было».

Весил наш герой на тот момент 58 килограммов. Поэтому обязанности заведующего погребом в шестой башне универсального калибра легли на него тяжелым бременем в самом прямом смысле слова.

Будущие курсанты, 1961 год

«560 снарядов, которые, каждый весит 36 килограмм, надо было смазывать, передвигать, подавать. Темп подачи – 2 секунды, серия – 20 штук. Деревянную палубу раз в неделю надо было драить песком – палуба на крейсере должна быть блестящая, белая, красивая, без единого пятнышка. Но главное, что атмосфера в команде была отличная, никакой дедовщины. Старшина команды Леха Горелов, мой земляк, сразу поручил мне выпускать «Боевой листок» – что там будет написано, неважно, главное, чтобы раз в неделю листок висел и красиво выглядел».

Жена нашего героя Елена Александровна вспоминает – в прошлом году съездили в Новороссийск, где сейчас стоит «Михаил Кутузов», побывали на корабле.

«Для меня, конечно, непостижимо, как можно несколько месяцев находиться в таких условиях: железо, холод, в каютах тесно, все гремит… Просто кошмар какой-то, – говорит она. – А он пришел, обнял свою башню, как родного человека…»

«Плакать захотелось, столько воспоминаний,– добавляет Халимон. – Трудное было время, но хорошее…»

Как следует рассмотреть белоснежный красавец Севастополь ему удалось уже на первом курсе. До этого увольнений практически не было, если не считать трехчасового увольнения после сентябрьской присяги – она была принята еще перед отправкой на корабли. Через год всех выдержавших испытание   зачислили в курсанты, разрешили пришить курсантские погоны и соответствующую нашивку.

Сфотографироваться с курсантом ЧВВМУ считали честью все знакомые мальчишки

«Радости и гордости не было предела. Мы начали ходить в увольнение, и тут я впервые рассмотрел, что же такое Севастополь. Сразу стали готовиться к дню ВМФ, были задействованы во всех мероприятиях – на стадионе, в звездном заплыве, «выписывали» лозунги возле трибуны. А в августе уехали в отпуск. Отец был счастлив и бесконечно горд – из всего класса только я один поступил учиться и приехал в форме (в те времена форму, особенно морскую, очень уважали). Вся старая моя одежка мне не подошла – за год я набрал 10 кг и уже не выглядел «гадким утенком» с длиной кадыкастой шеей».

Никаких сложностей в учебе курсант не испытывал, все давалось легко. В это же время, внезапно для него самого, начались и его спортивные успехи.

«На первом же занятии по плаванию я показал уровень 3-го разряда. Что такое кроль или брасс, понятия не имел, плавал, как привык с детства. Но на меня обратили внимание, тем более что и нырял я хорошо. И меня взяли в секцию подводного плавания. Для меня это было что-то почти фантастическое – как о спортсмене я о себе никогда не думал. В течение года сдал на второй разряд, а потом и на первый. Оказалось, что я и бегаю я хорошо – на длинные дистанции».

 В 1964 году курсант участвовал в первенстве Украины, в 1965-1966 годах – в первенстве Вооруженных сил СССР по подводному спорту. В 1966-м выполнил норму Мастера Спорта СССР.  Его школьный учитель физкультуры не мог поверить даже в первый разряд – пришлось предъявлять удостоверение. Так флот превратил «тонкошеего», физически не крепкого мальчика в сильного и выносливого человека. А годы, проведенные в училище, подарили дружбу, которую бывшие курсанты пронесли сквозь годы.

«Во время учебы у нас в классе сложилась компания друзей – Я, Ваня Харитонов, Георгий Крейтор, Виктор Гришко. Харитонова и Крейтера, к сожалению, уже нет в живых, а с Гришко дружим и сейчас», – говорит собеседник.

В 1963 году, во время практики на КР «Куйбышев», курсанты поучаствовали в съемках фильма «Эскадра уходит на запад».

Самый молодой командир

На время учебы выпала еще одна перемена в судьбе Николая Халимона – он влюбился, а на 4-м курсе женился. Его избранницей стала Людмила Чирво, с которой он прожил более сорока лет.

Заботливая и понимающая жена умерла в 2006 году. И все годы совместной жизни именно на ней лежали заботы о доме и детях. Сын Халимонов Алексей родился в 1968-м, дочь Алена – в 1976-м. Отец не бывал дома месяцами. Но сначала нужно рассказать, куда и как его «распределили» после училища.  

«Был у нас в училище преподаватель Чурилов, капитан первого ранга. Преподавал ракетное оружие и очень не любил спортсменов. И за все время учебы у меня была единственная тройка – по ракетному вооружению. Предмет я знал очень хорошо, но на экзамен пришел со значком первого разряда. После этого я специально выбрал ракетное вооружение темой диплома. И защитился так хорошо, что Чурилов пришел ко мне с предложением пересдать экзамен – нельзя же при таком знании ракетного вооружения иметь по нему тройку! Но я сказал – нет, пусть стоит».

Стажировку курсант проходил на ракетных катерах 41-й бригады. На ракетный катер его и распределили. В 1969 году он стал самым молодым помощником командира катера, а чуть позже, когда ему было 28 лет, – и самым молодым на Черноморском флоте командиром. Но говорит об этом Николай Алексеевич без пафоса, напротив – старается представить свою карьеру делом будничным. Зато об учителях своих отзывается с огромным уважением.

Сдача корабля в Югославии. Сплит, 1969 год

«Мне повезло на учителей: в училище– прекрасные преподаватели, прекрасные командиры рот, воспитатели с большой буквы. С нашим командиром роты, капитаном 3 ранга Александром Анисовичем Строкиным, мы до сих пор поддерживаем хорошие отношения. На службе были капитан 3 ранга Николай Кириллович Пошивалов, Василий Иванович Рыбянов, Григорий Романович Репашевский, Игорь Николаевич Мазин, Юрий Афанасьевич Корнилов, Михаил Михайлович Красовский, Альберт Михайлович Простокишин, Алексей Федорович Комар и многие другие. Но главным своим учителем я считаю Вадима Яковлевича Шишанова. Это был удивительный человек, который дал мне очень многое – от умения с шиком швартоваться до навыков работы с людьми. К каждому, говорил он, нужен особый подход, с каждым надо разговаривать. Даже национальность надо учитывать, если хочешь найти к человеку подход. Относиться к этому можно по-разному, но у него все это работало. И я тоже очень многому у него научился».

С индийскими коллегами, 1970 год

В сентябре 1971 года нашего героя направили на Высшие офицерские классы по специальности «командир ракетного катера».

«Вернулся оттуда в июле 1972-го, отпуск еще не закончился, сижу с семьей дома. А жили мы тогда в частном секторе на улице Голубца. Вдруг утром крик. Что такое? Выхожу – сидит на заборе матрос. Оказалось, что мне надо немедленно прибыть на службу – катер уходит в Средиземное море на боевую службу. Тогда ракетные катера были на боевой службе в Средиземном море в первый и последний раз».

Единственную просьбу Халимона – устроить сына в детский сад – выполнили в тот же день.

«Туда был «командирован» мичман Даниленко с матросами и двумя бидонами краски, и вопрос решился мгновенно – уже 7 сентября сын пошел в садик, а я – на боевую службу».

В Средиземном море экипажу РК пришлось пережить довольно острые моменты, от рассказа о которых мы на всякий случай воздержимся. А при подходе к порту Александрии, куда катер отправился на отдых, вдруг выяснилось, что разрешения на заход в порт кораблю не дали – политики двух стран не нашли общего языка. Принял моряков Тартус.

 «Маневренная база СССР в 1972 году только строилась. Причалы  хорошие, строили их югославы, но питания с берега нет, воды нет. На другом конце порта стояла наша плавмастерская. Ну, мы рады и этому. В Тартусе простояли 10 суток. Утром – физзарядка, днем – купание в море, соревнования между экипажами. На недостроенном причале я нашел брошенный трос диаметром 36 мм с двумя огонами длиной около 20 метров, который потом использовался как вставка от носового кнехта за носовой клюз. С этого момента мы на катере забыли о том, что буксирный трос может перетираться в клюзе. И когда я стал командиром дивизиона, потребовал, чтобы на каждом катере была такая вставка».

Соревнования по перетягиванию каната в во время стоянки в Тартусе

Победителям приз – пирог

Эпизод с тросом я привожу не случайно: хозяйственность и природная смекалка помогали нашему герою много раз. Но об этом чуть позже.

«В ноябре 1972 года мне сообщили, что 15 октября я назначен командиром Р-37, самого старого в дивизионе, постройки 1959 года. Катер в то время стоял в ремонте в Балаклаве.  На ремонт были назначены, мягко сказать, не лучшие матросы дивизиона – из 17 матросов 16 ждали увольнения. Офицеров не было, мичманов тоже. Были два сверхсрочника, Гриценко и Мочалов, из которых со временем получились хорошие, грамотные и толковые мичманы. Но это позже. А тогда все пришлось начинать сначала. Завод, пользуясь отсутствием командования катера, ремонтировал спустя рукава, нарушая все что можно. Пришлось вступить в конфронтацию с командованием завода, строителем, начальниками цехов. За два месяца «борьбы» все стало на свои места – ремонт по графику, в соответствии с документами».

«Пободаться» пришлось поначалу и с экипажем, все мысли которого были о скором дембеле.

«На камбузе – молодой, на вахте он же. Картофель, масло и сахар расходуются сразу же по получению, все любят жареную картошку. Пришлось все ломать. Предупредил: если порядка не будет, раньше Нового года никто не уволится. Вахта – по графику, кок – из старослужащих, рабочий по камбузу – тоже. Утром –обязательная физзарядка для всех. Сверхсрочникам, видно, «анархия» тоже надоела, и они поддерживали меня во всем. Пришлось несколько дней с борта не сходить, но дело пошло».

Везучий Халимон

В феврале 1973 года семья получила квартиру на улице Силаева. Радости не было предела: горячая вода, третий этаж, печку топить не надо!

Переехали 8 марта 1973 года, перевезли нехитрый «скарб»: подаренный курсантами на свадьбу диван-кровать, детскую кроватку да несколько узлов с одеждой и посудой. И почти сразу – новая командировка, закончившаяся пребыванием в Сирии. А время военное – очередной сирийско-израильский конфликт. Спустя год, в 1974 году – длительная командировка в Ирак.

«Я был назначен командиром инструкторско-сдаточного экипажа. Срок командировки – 6 месяцев, поэтому семья остается дома. Прилетаем в Москву и узнаем, что срок командировки – 8 месяцев. В Ираке – уже 12 месяцев, а в итоге вышло все 16.  В Москве 12 градусов мороза, в Умм-Касре, где нам предстояло жить – 48 тепла.  Заболели сразу все. Для конспирации нас переодели в иракскую форму. А на следующий день радио Кувейта сообщило о прибытии экипажа и назвало мою фамилию – фамилию командира...»

В одной из зарубежных командировок

В Ираке Халимон учил местных военных морской науке. По возвращении – командировка в Рыбинск. И так почти постоянно. Плюс стрельбы – с участием нашего героя они всегда проходили успешно, и благодаря закрепившейся за ним славе «везучего» его участие стало практически постоянным.  

«В 1977 году на АК-225 установили  экспериментальную  артустановку  АК-157 под штатный 57-миллимитровый снаряд, но с радиовзрывателем  «Канат». И начали мы её испытывать. Установка предназначалась для поставок за рубеж, для постановки на малые корабли. На август 1978 года была запланирована стрельба по низколетящей цели – ракете  П-15 М на высоте 25 метров  с АК-157 и АК-630. Таких стрельб в СССР ещё не было. Зрелище впечатляющее – кажется, что ракета летит прямо на тебя. Видно, как в нее попадают снаряды, как летят куски обшивки, течет топливо, а она летит, только качается. И вдруг где-то на дистанции около 2000 метров уходит с курса и падает в воду. Просто боевик!»

В 1979 году, тоже впервые в СССР, была произведена стрельба ракетами П-15 по малоразмерной цели – списанному ракетному катеру Р-37. Трагизм ситуации состоял в том, что стрелять Халимону пришлось по катеру, на который он впервые был назначен командиром. Результат – два прямых попадания. Но был и другой случай.

«В сентябре вызывают в штаб флота: необходимо выполнить три пуска ракет для 30 дивизии с интервалом между пусками 40 секунд. Участвуют два катера –мой РК-97 и РК-59 из Черноморского дивизиона. Старшим на стрельбу назначаюсь я. Вышли, заняли позицию. По сигналу пускаю первую ракету. Старт – тяжелый, такого никогда не было – кажется, что катер на мгновение остановился.  Указатель курса на авторулевом закрутился, не останавливаясь. С палубы матросы потом смели полведра пороха со стартовика – пластинами. Конечно – «дробь стрельбе», сбили только 2 ракеты. Командующий флотом адмирал Ховрин напустился на меня – «Я о тебе в журнале пишу, а ты подводишь!!!»          

В журнале «Советское Военное обозрение» незадолго до это случая действительно была статья Ховрина с фотографией Николая Халимона. К молодому командиру Ховрин относился очень хорошо, ценил его. И в этот раз выслушал, поверил и дал команду все проверить.

«Проверили стартовики  на техпозиции, ракетный комплекс, доложили о готовности. Через день вышли, отстреляли, все сбили. Кстати, Ховрин тогда спросил, что бы я делал в подобном случае в боевых условиях. Ответил: «стрелял бы по пеленгу».

На ходовом мостике Р-161, зима 1979 года.

За 1979 год на счету Халимона было 22 ракетных пуска. А всего за время службы – сто десять ракетных стрельб, огромное количество. Но героем он был не для всех. И два рассказанных им эпизода помогают понять, почему. Оба они относятся к 1979 году.

«Эпизод первый. Стою в боевом дежурстве. Вызывают в Штаб флота. Задача – скрытно, ни у кого не запрашивая разрешения на выход в море, пройти вдоль побережья и проверить бдительность несения службы береговыми постами наблюдения. Вышел из бухты Карантинной, прошел до мыса Тарханкут, потом до Железного Рога. Обнаружили катер, только когда рассвело. Скандал получился хороший, а я обрел врага в лице начальника службы наблюдения флота. Второй эпизод: грузим ракеты в Сухарной балке. Погрузку закончили после 2 часов ночи, стрельба – с 9.00 до 11.00. Время перехода в полигон – около 3,5 часов. Запросил разрешения, снялся и пошел на выход. Подхожу к боновым воротам, прошу брандвахту их открыть – на буксире никаких признаков жизни, все спят.  И гудел, и прожектором светил, и ракеты пускал – никакого результата. Покрутился, покрутился, встать негде, двигатели на холостых только гробить. Принял решение выходить при закрытых «воротах». Прошел. Утром скандал – где катер? Как он вышел? Пока разбирались, я благополучно отстрелялся и пришел домой, где получил нахлобучку от всех инстанций».

В 1981 году наш герой был назначен на должность командира дивизиона. В море находился практически постоянно – в апреле, например, у него было 25 ходовых дней. Но не будем утомлять читателем подробным отчетом о том, как продолжалась служба Николая Халимона, какие должности, звания и награды он получал и в каком году. На каждом параде в честь Дня ВМФ он был на головном катере, и каждый раз его сердце наполнялось радостью и гордостью. Но все когда-то кончается, закончилась и служба нашего героя в Севастополе. В мае 1982 года он внезапно узнал, что продолжать службу ему придется на Камчатке.

«Напоследок поучаствовал в совместных с флотами Варшавского договора учениях «Щит-82». Выяснилось, что командир дивизиона болгарских ракетных катеров Милан Миланов рожден в один день, месяц и год со мной. Хорошо помню день выхода в море. Шторм баллов 4-5, как раз для катеров. С нашей стороны учениями руководит Ховрин (он, кстати, узнал о моем переводе только когда я уже был на Камчатке). Спрашивает у меня по связи – выдержим такое море? Мы же катерники – конечно, выдержим. И пошли…. На память о «Щите-82» у меня осталась книга с подписью Тодора Живкова».

С чистого листа

В ноябре 1982 года Халимон попрощался с частью, в которой прослужил 15 лет. В самолете узнал о смерти Брежнева – новая эпоха наступала и в его жизни, и в жизни страны. Впрочем, о втором тогда мало кто думал.  В том числе и наш герой, которому и без того хватало забот.

«На следующий день – в часть. Новостей куча, и одна «лучше» другой.  Дивизион консервации, 10 старых катеров, каких у нас на ЧФ уже нет. И квартира мне не светит. С помощью мичманов нахожу и снимаю жилье. Контейнер с вещами приходит через две недели. Отношения в части сразу не складываются. Все привыкли ничего не делать – консервация. После приема дел по привычке пошел по катерам и ужаснулся: катера раскрыты, в помещениях наметы снега, механизмы частично демонтированы – их снимали для плавающих катеров. Заставил произвести ревизию, все отремонтировать, поставить на свои места, списать все имущество с просроченными сроками, получить новое. Конечно, это никому не нравилось. А на ЧФ тем временем скандал: очередная ответственная стрельба, Ховрин требует Халимона на инструктаж. Ему докладывают, что я уже на Камчатке. Не буду пересказывать все, но к Новому году я получил первый и последний орден – «За службу Родине» 3 степени».

Камчатка - край очень красивый и очень суровый 

Бороться с бесхозяйственностью нашему герою было не привыкать. Легко не было, но постепенно ситуация нормализовалась. После прямого разговора с командиром флотилии адмиралом Хватовым нашлась и квартира.

«Я сказал, что я привык ходить в море, стрелять, выполнять задачи, а не просиживать штаны в кабинете.  Если я здесь не нужен – прошу отправить меня на ЧФ, там для меня должность найдется. Хватов выслушал и дал команду прежде всего обеспечить меня квартирой. Отношения в части  тоже понемногу стали налаживаться. Сначала с мичманами, потом с офицерами, со штабом бригады».

Жизнь активно «помогала» Халимону, подкидывая все новые и новые экстремальные ситуации, из которых он всегда выходил с честью. Люди это видели, и лед между ними и неугомонным новичком все больше таял.   

«В июле, во время дифферентовки, в бухте Саранной  потерпела аварию  АПЛ. Ракетный катер был поднят по тревоге, и все 48 суток, пока не была поднята лодка, я на сходил с мостика. Сменил три катера – они просто выработали моторесурс. Последним вывозил начальника штаба бригады, Героя Советского Союза, капитана 1-го ранга Гусева и командира лодки, капитана 1-го ранга Суворова». 

В феврале 1984 года – командировка в качестве начальника отряда кораблей в Певек, самый северный город СССР. Температура доходит до минус 50. В марте за 1984 за помощью приходят начальник местной автоколонны и профсоюзный лидер. Под лед провалилась машина, по «зимнику» завозившая уголь в один из поселков.  Водитель погиб, остались семья жена и трое детей. Но нет трупа – нет и факта смерти, а значит, и пенсии по потере кормильца. Доказать свои права на нее женщина сможет только через полгода.

Водолазов нет в радиусе 600 км. К кому идти за помощью, как не к морякам?  

«По нашим документам водолаз в акваланге может спуститься под воду при температуре воздуха не ниже 2-3 градусов и плюсовой температуре воды.  А у нас – минус 28 и вода минус 2 градуса.  Но что делать? На ПМ подогнали гидрокостюмы для меня и двух штатных матросов-водолазов. Спустили водолазный трап  в полынью. Уже на трапе попросил полить горячей водой на легочный автомат акваланга и пошел вниз. Глубина 12 метров, проблем нет. Вижу трактор, иду к нему. И тут заклинило легочный автомат. Хорошо, что на выдох. Выдыхаю под маску.  Нашел водителя, зацепил страховочный фал за ногу и все – не могу больше находиться под водой. Вышел на поверхность». 

Водителя вытащили, от денег, которые предлагали за работу, отказались. На следующий день от автоколонны привезли несколько тортов для матросов. А примерно через месяц история повторилась: провалился новый «Урал», списать который не было возможности. К счастью, обошлось без жертв – шофер успел выпрыгнуть из кабины. И Халимон опять спустился в ледяную воду.

Конечно, он мог отказаться – пусть бы лезли матросы. Но подчиненных он всегда жалел. И вообще людей ценил, хотя его непростой характер  и мешал ему стать всеобщим любимчиком. Вот и во время нашего разговора Николай Алексеевич периодически переключался на воспоминания о других – какими талантами они обладали и в какие попадали истории.

«Мне всегда везло на хороших и интересных людей. В Певеке,  например, был уникальный человек, местный самородок – с точностью до одного дня предсказывал дату очистки бухты от льдов и дату открытия прохода в Тихий океан. Но его прогнозы не требовали никаких ресурсов, а это никому не выгодно. Поэтому его нигде не признавали, хотя на местном уровне пользовались только его предсказаниями. Нет пророка в своем отечестве!».

Невозможно? Нет, не слышал

Самого Николая Алексеевича начальство тоже жаловало не всегда. Еще бы: однажды, например, он запретил политинформации и политзанятия, которые мешали выполнению срочной работы. И в сентябре 1985 его назначают начальником отдела вспомогательного флота Камчатской флотилии.

Назвать это понижением никак нельзя – это была должность капитана 1 ранга. Но чуткая жена сразу уловила неладное.

«Приезжаю домой, докладываю: «Назначен на такую-то должность.  Люся походила-походила по квартире, а потом спрашивает: «За что тебя?»  В ее понятии вспомогательный флот был понижением и наказанием. Я тоже в восторге не был – жизнь снова сделала крутой поворот.  Должность не знакома, обязанности тоже. Начинай все заново и учись».

Обязанностей хватало: вспомогательный флот Камчатской флотилии на тот момент включал в себя 54 судна, около 2500 человек гражданского персонала, 650 военнослужащих. Береговая база, в числе прочего, обслуживала отдельный дивизион аварийно-спасательных судов. Подчиненные, узнав, сколько лет новому начальнику, сразу решили – такой молодой долго не продержится. Но Халимон продержался 9 лет, до самого выхода в запас. Хотя поначалу от знакомства с доставшимся ему «хозяйством» волосы становились дыбом.

«Пришел, посмотрел. Штаб бригады и диспетчерская служба находятся на списанной ПКЗ, провонявшей всем, чем только можно. Она же по совместительству является и причалом для судов. Каждое утро она тонет, и с нее откачивают воду.  Вторым причалом служит затопленный пароход «Теодор Нетто», стоящий на мели с креном и дифферентом. Овощехранилища нет (а нам положено на год около 200 тонн картофеля). Машины, 8 штук, без гаража. После пурги их приходится выкапывать из-под снега. Продсклад в так называемом «засыпном» здании постройки 1950-х годов. Я только на Камчатке узнал, что такое засыпное строение – это каркас из горбыля, который засыпается землей. Все это промерзает, горбыль от старости превратился в труху.  Вещевой склад заносит снегом по самую крышу, кладовщицы прокапывают нору, чтобы попасть вовнутрь, а на работе сидят на электрогрелке. И так далее».

Работать в таких условиях было невозможно, и новый начальник взялся за дело. Начал с овощехранилища на 150 тонн – к следующей осени оно было готово. Очень кстати оказались хорошие отношения с Управлением начальника работ – были в советских Вооруженных Силах такие подразделения. А завязались эти отношения так.

«В конце 1983 года  строители должны были сдать в эксплуатацию общежитие и жилой дом. Но они всегда не успевают, и им в помощь был выделен личный состав РК. В конце октября им поставили задачу – выкопать траншею под силовой кабель по склону горы длиной 800-900 метров и глубиной более метра. Технику использовать не было возможности – склон очень крутой. Погода – дождь, мелкий снег, температура около нуля. Выкопали, завезли кабель и все, застыли, ничего не делается. В конце ноября сижу в своем кабинете и слышу по радио объявление – через 2 часа ожидается пурга.  Я представил, как мои матросы чистят под снегом траншею, и поднял бригаду по тревоге. Сам работал с ними, в течении часа мы кабель в траншею уложили. Последние метры – под снегопадом с сильным ветром.  Вздохнул облегченно – успели. Звоню начальнику УНР, а он мне – ты оставил УНР без премии! Укладка кабеля в пургу – двойная оплата, при минусовой температуре – еще добавка, а теперь ничего этого не будет! Я сказал: меня эти фокусы не интересуют, можете считать как угодно – я вмешиваться не буду. Но матросов мне жалко!»

В общей сложности за время работы Николая Алексеевича начальником вспомогательного флота, то есть с октября 1985-го по ноябрь 1994-го, хозспособом было построено одиннадцать объектов, включая жилой дом на 120 квартир.

«Уже в начале 2000-х в Севастополе вижу женщину, которая в феврале идет по улице в шубе и босоножках. Ну, говорю, это с Камчатки. «Да», – отвечает мне с гонором, – «С Камчатки». – «А где вы там жили?» – «Я жила в доме Халимона, вы все равно не знаете, где это!» (смеется). 

Восемь лет из девяти, проведенных под командованием Халимона, вспомогательный флот Камчатской флотилии был лучшим в ВМФ СССР. Но сам он за все эти годы не получил ни одного поощрения. Несправедливо? Непразднично? Ну, извините.

«В документах ВФ СССР было положение о том, что флотилия в лице начальника вспомогательного флота может сдавать суда в аренду. И мы первыми в СССР начали это делать. Особенно были востребованы плавкраны – в этом районе они были только у нас. Но цена, сроки, куда должны идти деньги – это был очень скользкий вопрос. Предвидя все это, мы просчитали стоимость аренды каждого судна и отправили расчеты на утверждение в Москву, начальнику УВФ ВМФ СССР.  Их утвердили и определили, как можно использовать заработанное: 60% – на строительство хозспособом, 40% – на ремонт судов. И ни одна финансовая проверка, которых было множество, не выявила у нас ни одного нарушения».

Но это было потом, а поначалу решать срочные проблемы приходилось вот таким трагикомическим образом.

 «Включаю в план строительства хозспособом два объекта – гаражи и склад технического имущества. Материалов – мизер. Длина гаража 12 м, ширина – 5, высота – около 3. Где взять материалы?  Выручила хохляцкая сообразительность.  Рядом работали военные строители, у которых было очень много поломанных блоков, фундаментных и стеновых. Валяются, всем мешают.  У меня машины свои, насчет крана я договорился, мичману на рукав красную повязку, матросы с красными флажками –за день материалы на месте. Но строить нельзя – болото. Проводим водоотвод, делаем дренаж. Ворота из металла для ремонта судов делаются на судоремонтном заводе. Докладываю в УНР, что план по хозспособу выполнен. Присылают специалиста для приемки, и тут скандал: стены у меня толще, чем должны быть по проекту УНРа. Перерасход материалов! Доказываю, что никаких материалов мне не давали. Тогда откуда гаражи?! Акт подписан, гаражи приняты в эксплуатацию. Но за «перерасход материалов» с меня один месячный оклад все-таки сняли…»

Плюс ко всему даже на этом, казалось бы, очень мирном посту не обходилось без экстремальных приключений.

«В феврале – большое учение с выходом практически всех НК и  ПЛ флотилии. Мы его обеспечиваем. Я на ледоколе «Сусанин». Ночью - пурга,  северный ветер до 20 м/сек, снег. Вход в бухту Авачинскую забило мелким льдом, ледокол вязнет. Обеспечиваем вход и в это время получаем сигнал – рыбака затерло льдами и тянет на скалы. Запрашиваю разрешение идти спасать, получаю. Но капитан отказывается идти - опасно. Приказываю записать в журнал, что я принял командование. После этого капитан одумался, и мы пошли кормой вперед. И так было постоянно – если какая-то авария или происшествие, я иду туда. Я не должен был этого делать – должность у меня уже береговая. Но все привыкли, что Халимон сделает. И я понимал, что надо. А раз надо – значит, я иду».

Чтобы описать все приключения, выпавшие на долю нашего героя в этом суровом краю, понадобится не журналистский материал, а целый роман. Тут будет и спасение людей, и испытания оборудования, и даже участие в научных экспериментах – как всегда, в экстремальных условиях. Но все годы, что Николай Халимон провел на Камчатке, Севастополь оставался для него главным городом жизни, а друзья по училищу – самыми важными людьми (после семьи, конечно).

«В 1992 году, находясь в отпуске в Севастополе, узнаю, что в сентябре сбор одноклассников по случаю 25-летия выпуска. Оставляю неиспользованными 10 суток отпуска, договариваюсь, что меня отпустят. Но мне, как всегда, «везет»: на это время назначаются ракетные стрельбы, и я отвечаю за постановку мишеней. В последний день перед встречей жена ждет в аэропорту, я чудом успеваю, приезжаю за 10 минут до окончания посадки. Переодеваюсь в УАЗике, бегом в самолет.  Побывали дома, встретились с друзьями и – назад на Камчатку».

Эпоха перемен

Разговаривая с Николаем Алексеевичем, я сказала, что ему нужно было родиться в другое время и стать предпринимателем – успех был бы обеспечен. Но эта идея у собеседника энтузиазма не вызвала. Возможно, потому, что «другое время» для него началось вот с таких историй.

«Для меня 90-тые стали по-настоящему лихими. Денег на ремонт судов нет, задачи прежние. Начинается сплошное воровство топлива. С ПМ матросы  «сдали» литров 400 соляра, а на следующий день к ним пришли те же бандюки  и потребовали 2,5 тонны. Матросы, конечно, столько дать не смогли, и их сильно побили. Расследуем этот случай и обнаруживаем, что механик с РБ тоже продал топливо. Механика немедленно увольняем, деньги высчитываем. А через несколько часов в кабинет входит мужик, у которого в наколках все, даже веки. С сопровождающими, конечно. Вежливо здороваются, просят разрешения поговорить. «Мы знаем, что у вас дома телевизор  советский, нет даже видеомагнитофона, мебель тоже старая, машины нет. А так как все топливо на флотилию идет через вас, пусть оно и нам идет через вас. А машина, какую захотите, будет у вас завтра, и все остальное, что пожелаете».  Если честно, я испугался, но виду не подал. Отвечаю - «понял, но заниматься этим не буду. И вас прошу – пусть те отморозки, которые побили матросов, на территорию не заходят. Если увижу, лично утоплю». Уходя, гость сказал – «нам говорили, что с Халимоном такое не пройдет, но попробовать было надо». И больше случаев воровства топлива не было».

Но на этом, конечно, приключения не закончились.

«Вскоре уходит   в отставку  начальник тыла, с которым мы были знакомы еще по Черному морю. Могли и поругаться, но отношения всегда были прямыми и откровенными.  За его характер ему так и не присвоили звания контр-адмирала. Зато тому, кто пришел на его место, присвоили сразу. И началось. Однажды влетает в кабинет красивая, ухоженная женщина, как потом оказалось – любовница главаря местной банды. Говорит, что она от начальника тыла. Приехала на «Мерседесе», с ней сопровождающий. Они с начальником тыла договорились, что она берет в аренду КИЛ, который может взять 1000 тонн груза, договор готов, мне осталось только подписать. Читаю договор – стоимость  аренды занижена  процентов на 40, дополнительная оплата экипажу внесена в основной договор. Нет, говорю, так не пойдет.  Через несколько минут – скандал с начальником тыла. «Кто ты такой, чтобы  отменять мои решения!». Отвечаю – отдавайте хоть даром, но я не подпишу. И вам от этой женщины советую держаться подальше, если хотите жить».

Все это происходило на фоне резкого обнищания флота. Кормить матросов было нечем, содержать суда – не на что. И тут предприимчивость и твердость Халимона пригодились в полной мере. Насколько сложно было работать в 90-е на такой должности, показывает история, произошедшая на Тихоокеанском флоте.

«Ушел начальник ВФ ТОФ. Меня вызывают во Владивосток и предлагают занять этот пост. Обещают присвоить звание адмирала. Категорически отказываюсь. Уговаривают – нужен человек, который сумеет навести порядок. Сейчас просто бардак: суда сдаются в аренду как попало, деньги за аренду куда-то пропадают, у руководящего состава ВФ по несколько иномарок, некоторым даже гаражи жгли вместе с машинами. Категорически отказываюсь и улетаю – у меня и на Камчатке дел много. До сих пор не понимаю, почему не назначили  без моего согласия, думаю, вмешались другие силы, которым я мог бы сильно мешать. Назначили на это место капитана 1 ранга – молодого, перспективного, не пьющего и не курящего, мастера спорта по боксу.  23 февраля ему присвоили контр-адмирала, а через несколько дней открыли несколько уголовных дел и 9 марта похоронили – два инфаркта один за другим».

Как ударили 90-е по армии и флоту, рассказывать не надо – по крайней мере, тем, кто жил в это время. И, конечно, были в Вооруженных Силах люди, не готовые с этим бардаком мириться. Атмосфера накалялась, и власти это чувствовали. Чтобы выпустить копившийся в армейском котле пар, в Кремле решено было провести Офицерское собрание. Делегатом от Камчатки стал Николай Халимон.

«Прилетаем в Москву, нас встречают как дорогих гостей, кормят обедом, каждому – подарок от тогдашнего мэра Москвы Попова. А на трибуну выходит явно пьяный Ельцин и несет такую чушь! Обещает каждому офицеру денежное довольствие в долларах, каждому надел земли – гектарами. В кулуарах горячие головы предлагают «гахнуть» по этому «рассаднику демократии» – еле успокоили.  Избирается координационный совет из 13 человек, в их числе и я.   Прекрасно понимаю, что никакого влияния мы иметь не будем, как созвали, так и распустят. Но видимость какое-то время соблюдалась, и несколько раз наш координационный совет все-таки собирался».

В один из приездов в Москву у Халимона состоялся откровенный разговор с председателем координационного совета Александром Мочайкиным.

«Придя ко мне в гостиницу, он включил радио на полную мощность и почти шепотом рассказал, что при необходимости подписать какой-то документ он должен попасть к Ельцину не позже 9 утра, потому что позже он уже будет пьян. И много других отвратительных вещей. Встречался я и с Галиной Старовойтовой, которая тогда стремилась стать Министром обороны. Она пришла к нам, чтобы поделиться своими мыслями о реорганизации  армии – все стремятся ее, бедную, реорганизовать. Пригласила нашего представителя на телевидение, поучаствовать вместе с ней в дебатах. Предложили меня. Но после нескольких минут общения со мной она от этой идеи отказалась. Так я и не попал на Центральное телевидение (смеется)».

В 1994 году, когда ему исполнилось 50, Николай Халимон был уволен в запас и вернулся в Севастополь.  Просто отдыхать, конечно, не мог – брался за разные работы, в том числе был мастером на строительстве дороги. Потом сосед, директор предприятия «Севморверфь», попросил выручить:  построили транспортную платформу для перевозки в Грецию  катера на воздушной подушке «Зубр», а капитана для проведения испытаний нет.  

Транспортная платформа с «Зубром» на борту

Испытания и сдача прошли успешно, и сотрудничество продолжилось: Николай Алексеевич сдал еще несколько судов и плавкранов, в том числе – плавкран «Феодосиец» грузоподъемностью 150 тонн.

Потом были три года в должности командира КВМ-332 в родной бригаде ракетных катеров (тогда это была уже гражданская должность). В последние годы Николай Алексеевич на заслуженном отдыхе, хотя его деятельной натуре без работы трудно. По возможности путешествует вместе со второй женой Еленой Александровной Юлдашевой.

Ее первый муж был однокурсником Халимона по училищу, да и на «Кутузове» они служили вместе. После этого они не раз пересекались на встречах выпускников, и отношения двух семей всегда были дружескими. Юлдашев скончался в 2004 году, жена Николая Алексеевича – в 2006-м. И  дружеские отношения со временем переросли в нечто большее. На двоих у супругов пятеро внуков, из них четверо - у Николая Алексеевича. Казалось бы, чего еще желать? Главное, чтобы здоровье было!

«Вы знаете, если бы ему сейчас разрешили служить, он бы пошел и служил, – говорит в конце разговора Елена Александровна. – И они почти все такие. Муж мой даже после операции на сердце не мог успокоиться и ни минуты не колебался бы, если бы появилась возможность вернуться на флот…»

На крейсере «Михаил Кутузов» спустя много лет после «испытательного срока»

Многим из тех, кто прочтет эти строки, такая преданность адски трудному и часто неблагодарному делу будет непонятна. Но как прекрасно, что такие люди есть. С праздником, дорогие наши защитники. И пусть ваша дорога будет легкой настолько, насколько это возможно.

Ольга Смирнова