Жили-были севастопольцы на периферии у моря в одном странном гособразовании. Это была жизнь "по понятиям". Людей за двадцать с лишним лет убедили, что единственная общественная ценность - это клановая принадлежность, а всё происходящее/не происходящее имеет ценник. Платежеспособен - купи и пользуйся. Однажды севастопольцы заметили, что вот таким нехитрым способом в городе продано почти всё. Смотришь с балкона на свой подход к подъезду - а под ним вместо лавочек для бабушек уже чей-то гаражик. Идёшь на свою детскую площадку с коляской - а там наливайка выросла, как гриб-сморчок. Бегал в парке с собакой, а теперь там забор элитных апартаментов. И взроптали. И останавливали экскаваторы. И изгоняли фарцу из храма городского пространства. Валили заборы и разворачивали вагоны с углём. Так мал по малу и поверили в то, что главное - общественный интерес и благо, а не толстосумное право.

Потом много чего было. Весна была. Большие перемены и большие надежды, что вычистим от решал, хапуг и "элиты" самопомазанной нашу жизнь, тем более, что проявились они ох как ярко во время смены фарватера. Но глянь: пуще прежнего разрослось чертополошье семя, будто поливал кто. Пока на новые рельсы жизнь становилась, сорняки поразжирели на солнышке, и пространство общее, городское, снова под себя подмяли. А попробуешь прижать их - верещат  да причитают пуще лиха одноглазого, прибедняются: судьбинушка, дескать, наша злюшшая, сами мы местные, притесняемые, бьют-колотят нас, былье-былинушек, проклятые скандалюги экстремисськия. Награбленное грабють, в закрома не пущшают. Позорят, понимаешь, город-герой, за который эти лихи  всю-то кровушку повыжали. Севастопольскую. Помириться бы! Всем со всеми. Договориться бы! Обняться и заплакать, награбленное простить да ещё чего дать в компенсацию за страдания моральные. Сложные решения - они завсегда токмо полюбовно решаются, терпением да лаской.

Эти-то чертополохи - как станут враз стеной да пшеницей золотой! Заживём.

Помиримся-договоримся, люди добрые?

Екатерина Бубнова