Собственник банка «Морской» рассказал об уничтожении компании, пощипывающем бизнес Овсянникове, убыточных севастопольских паромах

Вторая часть интервью с бывшим заместителем министра путей сообщения Российской Федерации, а ныне одним из крупнейших севастопольских бизнесменов Александром Анненковым.

Первую часть интервью, в котором шла речь о дружбе с Романом Абрамовичем и американским миллиардером Тимуром Сапиром, помощи экс-премьер-министру Украины Юлии Тимошенко, работе в одном из важнейших ведомств СССР и России, можно почитать здесь.

Видеоверсию интервью можно посмотреть внизу.

Примечание: такие интервью помогают журналистам и читателям понять, какие разговоры происходят в закрытых для рядовых граждан местах, и как это может влиять на глобальные процессы.

— Внутри, в структуре власти, в Москве как-то чувствовали приближающийся крах, или развал СССР стал для многих сюрпризом?

— Абсолютным. Это надо было видеть, вот эти августовские события. Народ ничего не понял сначала. Расскажу вам на личном примере. Мы приезжаем как-то с супругой на Сумщину, и разговор, как всегда, заканчивается политикой. И вот тёща сидит и говорит: дочка, ну мы же вас кормим. Я всегда терпеливо молчал на подобные высказывания, но потом говорю: «Вы знаете, Ольга Петровна, вы немножко ошибаетесь. Кроме Российской Федерации, все остальные союзные республики дотационные. Мы формируем дотацию ценообразованием на продукты, которые они потребляют. Я далеко ходить не буду, я немножко знаю эту тему. Так вот, для того чтобы жизнь человека была обеспечена, комфортна, нужно на него одну тонну нефти, чтобы вы понимали. На Украине тогда проживал 51 миллион человек. В районе 20 была добыча нефти на Украине, а ещё 30 миллионов, извините, откуда пошло? Из России. По какой цене? Немеждународной. А на бытовом уровне голову забивают — мы много работаем, а вы не работаете, и мы одинаково живём».

— Как вы начали заниматься бизнесом?

— Ну, как я начал заниматься бизнесом? Утром проснулся, а на работу идти не надо, а что-то надо делать. Это шутка, конечно. Вопрос один. У нас были очень хорошие отношения с Аксёненко [Николай Аксёненко — министр путей сообщения в 1997–2002 годах]. Но тем не менее он ревностно отнесся к тем идеям, которые, допустим, мы один на один могли выражать — то, что думаешь. И он однажды сказал: «Ты знаешь, что лучше, если ты уйдёшь из отрасли». Я говорю: «Ну, вопрос-то не ваш». И тогда было распределение за определённым кругом лиц определённых министерств. Курировал железнодорожный транспорт Роман Аркадьевич, ему решать.

Николай Емельянович почему не стал Президентом? Вы никогда не задумывались? Так вот, я вам отвечу. Когда в прямом эфире показывали заседания Думы, был тогда Селезнёв [Геннадий Селезнёв — председатель Госдумы 1996–2003 г.]. И когда его пригласили по телефону, ему принёс курьер представление на Степашина [Сергей Степашин — российский политик, с мая по август 1999 года Председатель Правительства России]. А утром ему звонил Борис Николаевич <Ельцин> и говорит: будет Аксёненко. И он же тогда говорил: Борис Николаевич, я уши мыл, я слышал, что вы говорили Аксёненко. Понимаете? Оно бы не стало достоянием многих. Но оно стало. Почему? Потому что Анатолий Борисович Чубайс мог убедить Бориса Николаевича в том, что Николай Емельянович Аксёненко слишком самостоятелен. И он не стал Председателем Правительства. А это один шаг до президентства. Так его и двигал Борис Николаевич. Борис Николаевич хотел именно Николая Емельяновича. Вот так вот жизнь сложилась.

— Я правильно понимаю, что в бизнес вы пошли сразу после ухода из министерства. Грубо говоря, встал вопрос, что делать дальше.

— Я уже понимал, что те навыки, которые имел, — это транспортная логистика. Я изучил тему всего транспорта, который существовал на всём постсоветском пространстве, и увидел большую брешь в железнодорожных паромных перевозках. И стал в этом вопросе инициатором. Много было разговоров вокруг Керченского пролива. Стелу поставили там, прилетел Юрий Михайлович [Юрий Лужков — мэр Москвы] с руководителями Крыма, а дела-то не было. Я приехал, посмотрел. Я приезжал, когда ещё знакомился с работой дорог в министерстве, и тут уже более предметно. И разобрался, что частная структура Кубанского пароходства — на российской стороне, государственная структура — на украинской стороне. Но даже это не останавливало. Вопрос один — финансирование. Я дружил с советником Марка Ричи, был такой знаменитый бизнесмен, который не заплатил в своё время что-то около 13 миллионов долларов налогов в Америке, сбежав в Швейцарию. А когда он был в возрасте, который уже не позволял управлять своей бизнес-империей, он продал её менеджерам, и стала структура называться Glencore (сырьевая компания).

Один из ребят, который, опять же, пришёл ко мне — вот, помогите, помогите. Разговорились. Он из Тверской области. Я же там работал. Какая-то симпатия к людям этим была. «Вы можете приехать проконсультировать?» Говорю: «Не вопрос». Я приехал к нему в Серебряный Бор. Сели за стол, и на все вопросы, которые они мне задавали в течение 4 часов, я им ответил. Они пытались угостить меня кока-колой в банках. Угощайтесь. А я и в глаза её не видел. Посмотрел, а как открыть? Нет, спасибо, спасибо. Такой уровень в бытовых отношениях. Тем не менее в последующем, когда стал этот Glencore, они часто обращались, интересовались. Допустим, покупка Орского нефтеперерабатывающего завода, что он из себя представляет. Я ж там бывал, я ж знаю нефтянку-то. И о таких вопросах, которые действительно требовали честного совета.

Как-то ночью проснувшись, я подумал: а почему я к ним не обращусь за кредитом? Я позвонил, говорю: «Володя, вот так — вот так». «Да не вопрос, я сегодня в Лондон позвоню». Через день он мне звонит и говорит: «Слушай, они ждут нас в Лондоне». Почему нас? Потому что по-английски я ноль. И мы с ним летим в Лондон. Встречаемся с руководителями этого гиганта. У них четыре направления: сахар, зерно, цветные металлы, они же имеют 12%, по-моему, или больше в «Норникеле», и нефтянка. Спрашивают: что ты хочешь? Ну, рассказал: Керченский пролив, 4 км, 2 мили, туда-сюда, сокращение на 700 км. Экономика такая. Я же в своё время отвечал за тарифы железнодорожные, поэтому я знал эту тему, знал экономику. Это убедительно. Для нас мы в этом году получаем прибыль в $2 млрд. 25 миллионов твоих, конечно, это как слону дробина. Ввиду того, что ты нас в своё время очень грамотно, умно, квалифицированно консультировал — залог не нужен. Мы знаем твою честность. Но с одним условием, что проедут наши специалисты, посмотрят: если дадут положительное заключение, мы дадим деньги. Если отрицательное — Александр Васильевич, извини, но, увы, не будет.

Через неделю Володя прилетает с двумя специалистами в Симферополь. Ночуем в Севастополе, в гостинице «Севастополь», где был один номер Кобзона, а все остальные удобства были в конце коридора. Такая была гостиница «Севастополь» в то время. Я умышленно повёз их по ЮБК до Керчи. Вечером побанились, садимся. Ребята хороший стол организовали мои, рыбный. Говорят: «Алекс, а ты чего такой грустный?» «Что грустный? Завтра поедете, посмотрите, скажете — дел не будет. Мне что, радоваться?» «Нет, ты ошибаешься. У тебя уже есть положительное заключение. Та природная красота, которую ты нам показал, — это шедевр. Мы проехали много стран, но такой природной красоты мы не видели. Поэтому мы благодарны тебе. А то, что ты возьмёшь 25 миллионов, ты отдашь. Тяжело будет тебе, но отдашь. Поэтому будет положительно». Через неделю я получил эти 25 миллионов. И тогда за 9 месяцев я построил железнодорожную паромную переправу с кораблями, с аппарелями, с коллективом, самое главное. И всё, проходит год, я же возвращаю, согласно договору. Говорит: «Нет, не надо возвращать, отдай нам 25%». «Я говорю: нет, договорились, мы будем выполнять то, о чём договорились». Вот первый мой выход в бизнес.

— За сколько вы вернули деньги?

— По-моему, у нас было подписано 3 года. Врать не буду, времени прошло 20 с лишним лет. Ну, не больше трёх. Это я точно могу сказать.

— Раз заговорили о переправе, какую роль сыграла эта переправа во время Русской весны? То, что можно рассказать.

— 6 марта 2014 года мне позвонили, я был как раз в Крыму. Почему был в Крыму? Потому что обстановка была сложной. Была команда казаков, которые с Кубани ехали — возвращались назад. Я прилетел раньше, ещё в феврале, когда обострение этого было вопроса, я в очень хороших отношениях был с таможенниками и пограничниками в Керчи. Я старался им помогать. У них не было даже бумаги, на чём писать не было. Собак кормить было нечем. Я ещё раз повторяю: я никогда ни одному официальному лицу из этой структуры ни гривны не дал. Но когда они обращались по аппаратуре, по другим вопросам — я всегда говорил: надо помогать, мы делаем общее дело. Поэтому, когда началась вот эта вакханалия возврата наших казаков и прочее, мы прилетели и договорились, что на тех кораблях, которые ходили от Украины, мы не садим этих людей. А на «Николае Аксёненко» садим, их пропускают. Это была наша внутренняя договорённость. Поэтому мне приходится здесь жить не днями, не неделями, а постоянно, начиная с января месяца. Мы в январе запустили «Николая Аксёненко».

И вот раздается звонок. Администрация <Президента> — надо быть в Сочах завтра. Хорошо, прискакал в Симферополь, есть место в самолёте. Прилетел в Москву. Из Москвы утром в Сочи — доложился, что прибыл. И пошли совещания. Я честно скажу, думал, что в районе где-то 60% с небольшим будет голосов за Россию. По тем ощущениям, которые были, я прикинул. Но виноват. Народ более ответственно отнёсся к этому вопросу. И здесь легла вся нагрузка на нас. Потому что кораблей как таковых не было, чтобы возить груз. Мы возили 53 наименования груза для Крыма, для обеспечения, где-то под 3 миллиона тонн в год. Вообще паромная переправа за своё существование перевезла 25 миллионов тонн. Ну, в одну из ночей мы перевезли то, что потом остудило горячую голову американцев. И я, конечно, попал в список тех людей, которые ненавистны. Вынесли все ограничительные меры на меня, на семью. У меня дочка год рассчитывалась наличными деньгами за все услуги на Кипре, пока у меня ума не хватило сказать: «Подожди, ну ладно, ты моя дочь, но зять-то имеет другую фамилию и немецкое гражданство, чего не через него?» Только тогда отбились, понимаете. Много можно рассказать на эту тему.

Паромная переправа. Много занимались и руководители Крыма этим вопросом. И Аксёнов. Помощь была большая. Работали организованно. До 8 рейсов в сутки делали — по 25 вагонов. Можете умножить, посчитать. Поэтому большую роль сыграла переправа.

Конечно, они мне не могли простить этого. По своим информационным источникам я узнаю, что им очень желательно, чтобы я куда-то выехал, кроме Беларуси. Потому что арестуют и сдадут. Поэтому вот уже много лет, извините меня, любуюсь красотами Крыма, иногда езжу в Москву.

— Как у вас появился банк «Морской»?

— В 2003 году по ряду обстоятельств я купил банк «Морской» — здесь, в Севастополе. На члена одного ОПГ был записан банк, он погиб, осталась супруга, и меня попросили купить его, чтобы она имела счастье нормально жить. Ну, хорошо. По-моему, за $5 миллионов купил. Одно головное и два отделения. Коллектив потихонечку подобрался чудесный. В 2014 году было 18 отделений, в том числе Николаевская область, Херсонская, Сумская, даже у Бени Коломойского в Днепропетровске отделение открыли. Устойчиво работаем, все. В мае 2014 года нас лишает лицензии украинский Центробанк. В августе мы получаем российскую лицензию. До октября 2014 года мы рассчитываемся со всеми вкладчиками на украинской стороне. Было где-то 50 на 50 по обороту — это 1,4 млрд. С другого бизнеса из перевозок забирал, закрывал.

— Это гривен?

— Нет, это в рублях. 1,4 миллиарда рублей. А 970 с чем-то — в банке взяли кредиты. Но украинцы просто сказали: извините, захватчикам не отдаём. Мы начали опять же закрывать дыру из прибыли банка и прочее-прочее. Но я знал, что пиндосы не простят. Я отделяю американский народ от верхушки, англосаксов, которые более 500 лет ненавидят славян. Почитайте историю, убедитесь в моей правоте. Поэтому думаю: какую ещё очередную подлость они выкинут. Санкции ввели, над дочкой поиздевались. И тут включили пятую колонну — Центробанк Российской Федерации. Я по-другому не называю. Я очень дружен с Глазьевым Сергеем Юрьевичем. Это умнейший экономист, поверьте. Если вы его пригласите, он даст интервью, он бывает в Крыму.

— У нас коллега недавно брал.

— Ну тем более. Поверьте, что это кладезь экономики. Я понимал, что не простят. Банально простая ситуация: осталось нам где-то в районе 600 млн рубелей закрыть, у нас прибыль была по итогам предыдущего года где-то 224 или 226 миллионов, думал, закроем ещё эту часть, останется. Приходит предписание: до завтра — до 12 часов закрыть эти 600 миллионов. А в 9:55 приходят уже с предписаниями от Центробанка, что вводится внешнее управление. Итоги года внешнего управления — минус 470 миллионов, против плюс 224. Через год ещё хуже, присоединяют за 10 миллионов к РНКБ. У меня был уполномоченный МВД с вопросом: вот РНКБ обратилось, как так? Банк выдал кредит в этом, 2009 году, а мы вот не могли их вернуть. Мне это стало смешно. Просто смешно. Идёт, извините меня, операция. Кто вернёт?

Самое страшное другое. Не в деньгах счастье — я вам подчёркивал, ещё раз подчеркну. Вы убедитесь, прожив немножко ещё. В людях. 400 человек работающих выброшены на улицу. Тогда же не было ни Сбербанка, ни ПСБ, никого ж не было в те времена. Куда людям идти? Иногда встречаюсь, я сам хожу на рынок: «Здравствуйте, Александр Васильевич». «Здравствуйте». Смотрю, молодая женщина. Откуда она меня знает? «Ну как же, я у вас работала в банке». Я-то всех, извините меня, не запомню. Это, представьте, человек, специалист, высокая квалификация. 38 отделений было на 1 января 2020 года. То есть благодаря труду этих людей, их таланту при Украине мы были одним из 38 банков, работающих в Крыму. Но мы выдерживали. Потому что я более подготовленных людей не встречал и преданных этому делу. А теперь они выброшены на обочину жизни. Иди, устраивайся. Нельзя так с людьми обращаться.

Самое страшное... вот вы говорите — обижаешься иногда, не обижаешься. Возникает вопрос равнодушия. Эта история длилась не один день. Неужели у нас нет руководителя, который бы задал вопрос, как я задаю: куда людей девать? Ну хорошо, Анненков плохой человек, надо забрать, понятно. Ну составьте программу трудоустройства этих людей, поимённо. Но, к сожалению, ни в Крыму, ни в Севастополе не нашлось такого человека.

— Я правильно понимаю, что за участие в паромной переправе во время событий «Русской весны» вы не поучили никаких наград, ну кроме ведомственной медали Минобороны «За возвращение Крыма в состав России»?

— Во-первых, у меня как таковых наград нет. Я как-то спокоен к этому. Знаете, всё это мишура. Я живу по двум принципам Македонского. Один из них — когда Македонский знал, что ему было предсказание, когда он уйдёт из жизни, он собрал близких своих греков, которые с ним шли в поход в Индии, и сказал: «Похороните меня в стеклянном гробу». О чём вы говорите?! Какой стеклянный гроб? Неужели у нас золота не найдётся? Неужели у нас не найдётся для украшения драгоценных камней. Он молчал. На вопрос: так какое решение? — «Я же вам сказал: похороните меня в стеклянном гробу. Почему? Чтобы все видели, что у меня руки свободны, я с собой ничего не беру». Мудрость.

Поэтому, поверьте, конечно, приятно человеку, когда его поощряют. Это понятно. Но это сиюминутное. Мудрость в том, что ты оставляешь после себя, какой след — в вопросах людей, в вопросах дел.

— Хотел уточнить по поводу вашего бизнеса, ваших активов. Кроме паромной переправы, банка, у вас есть карьер, сельхозземля. Расскажите об этом.

— Ну, они [другие активы] не столь значимы. Что такое карьер, месторождение <ООО «Тихий Дон»>. Когда я пришёл, посмотрел, мне нужен был какой-то вид бизнеса на малой родине делать. У моей супруги были сложные отношения с моей мамой. А для того чтобы бывать один раз в год, большого ума не надо в отпуске. Поэтому я подумал: почему у меня здесь нет бизнеса? Я могу же летать и ездить намного чаще, видеть родителей. Поэтому я купил месторождение. Купил его в марте, а первый щебень пошёл 1 декабря. Быстро. При Лаврентии Палыче, как мы смеялись, паромную переправу строили три года. Я купил паромную переправу в ноябре. А первое открытие было паромной переправы в сентябре следующего года. Вопрос был очень интересный. Если на российской стороне у меня всё ладилось, то с украинской не ладилось. И притом крепко не ладилось. Отставала именно железнодорожная инфраструктура. И когда назначили Кирпу [Георгий Кирпа — начальник «Укрзализныци» и министр транспорта], а он учился на 4 года раньше меня, я знал его ещё по институту, а здесь у меня были хорошие отношения с Левитиным — министром транспорта России. Он говорит: послушай, Васильич, как у тебя паромная переправа? Я говорю: да вот, всё так. Он говорит: слушай, завтра приедет Кирпа с делегацией, я тебе дам слово, как ты сможешь, так и изложи. И вот он мне дал слово. Я поблагодарил Кирпу как сокурсник, что он Герой Украины, что стал министром и так далее, талант. У меня есть такая, может быть, она приземлённая, но просьба. И рассказал ему идею паромной переправы. Он сказал: «Я слышал. Так, ты когда говоришь, Российская сторона будет готова?» Я говорю: где-то в районе 10–15 сентября. Он в ответ: «Украинская, а было всего 3 недели, будет готова к 1 сентября». Вы можете представить, волевой дядька. Когда я прилетел на следующий день в Анапу, приехал в Керчь, надо было видеть — работали полторы тысячи человек, направленных из подразделения «Укрзализныци». Одни траншею копают, чтобы кабель положить, другие уже её закапывают, потому что им надо что-то другое. И вы знаете, они сделали. 19 сентября было первое открытие паромной переправы.

А то, что сейчас — по активам, ну, начну рассказывать, там, про базу отдыха, там ещё что-то — это неинтересно. Это интересно для местных регионов. В Севастополе я у Жунько [Леонид Жунько — глава Севастополя с 1999 по 2005 год] купил совхоз «Севастопольский».

Вы знаете, это ещё одна история отношений руководителей. Я знаю десяток руководителей Севастополя. Я 20 лет в Севастополе. Я могу это сказать, что настолько я проникся духом Севастополя, что вы даже не представляете. Ведь когда у нас забрала Украина лицензию в мае, а Россия дала в августе, ни один севастополец не снял ни одной гривны или рубля со счёта. Было такое доверие ко мне лично и банку, что мы не подведём, что мы отдадим деньги, на всякий случай. Как я могу не проникнуться духом этого города и не делать добро для этого города, скажите?

Я очень дружил с последним украинским губернатором Яцубой Владимиром Григорьевичем. Ведь он же обратился ко мне: «Вот, Васильич, посмотри, ты же там, судоходная компания у тебя. У меня вот паромы, сказали, что — всё, посмотри». Послал специалиста, мне докладывают: двигатели танковые, нет зипа, а металл поплывёт, если будем что-то делать, что им больше 50 лет. Я пришёл и говорю: «Владимир Григорьевич, не получится, надо новое». «Ты понимаешь, мне Янукович [Виктор Янукович — экс-премьер и экс-президент Украины] дал $2 миллиона, но мне все говорят, что это очень мало, что это полпарома можно купить». Я говорю: «Давайте я вникну». Вник, сам летал в Норвегию, смотрел эти паромы. Купили, потратили, с общей покупкой и перегоном менее чем $2 миллиона. Но за свои деньги. Я сказал, что государственные деньги никогда не возьму, потому что чревато ответственностью. И они работали, притом работали качественно. Они были планово-убыточные. Но в связи с тем, что обслуживание всех городских предприятий было у нас в банке, оно покрывало те убытки. У нас были нормальные деловые отношения. Что такое банк для города или региона? Это тот инструмент, когда в критические моменты деятельности ты всегда можешь получить поддержку. А когда варяги — он может дать, может наобещать, не выполнить. А время ушло. Момент, извините меня, был упущен. Правильно, нет? Поэтому небольшого ума надо завалить такое предприятие [банк «Морской»].

Так вот, возвращаясь к совхозу «Севастопольскому». Когда надумал его приобретать, согласовал, выплатил Жунько, имущество-то мы оформили быстро, а земли нет. Там ДИЗО что-то доказывало мне, ну, доказали принадлежность. Прихожу я к Овсянникову [Дмитрий Овсянников — экс-губернатор Севастополя], говорю: вот так, вот так. Он говорит: «Не, Васильевич, мне ДИЗО доложило, что вы там и боком не стояли». «Ну, нажмите, спросите». Он нажимает <кнопку на телефоне>. Вот так и так. «Да, документы, которые они дали, — действительно, земля их распаёвана, а то, что осталось, у совхоза, да». Он садится напротив меня и говорит: «Хорошо, а я где?» Вот поверьте, я сначала не сообразил. Я не привык к таким отношениям. Все знают меня, что на эту тему лучше со мной не говорить. Если ты хочешь, чтобы я что-то сделал, скажи: надо там покрасить, надо отремонтировать, надо построить. Это не вопрос. Но когда говорят: а где я? — я говорю: я не понял. А потом дошло, я говорю: «Так вы хотите сказать, что я должен вам что-то выплатить? Тогда давайте поменяемся местами. Я буду на вашей стороне, вы на моей, когда вам такой вопрос зададут. Как понять? Я купил это у частника — у Жунько. Я ему заплатил. Если бы это была муниципальная земля, вопроса нет, я обязан платить. Если федеральная, тем более, кажется, тут вопроса нет, государственная. Но вы каким боком?» Вижу, такого врага себе нажил, что мама не горюй. Желваками поиграл. Ну, я понял, я знаю, каких ты кровей. Я чувствую, что ты мне крепко насолишь. Я говорю: «Не. О том, что вы занимаетесь щипачеством, я знаю». «Дай факты». Я говорю: я не из тех органов, чтобы давать факты. По своей линии возьмите. Чем закончил человек? Обгадил всю страну, судясь на Кипре ради своих интересов, что обманным путём его назначали, и пошёл-пошёл. Какую ещё медаль ему куда прилепить? Иуды? Нельзя быть такими чиновниками.

— Насколько я понимаю, вы готовы реализовывать инвестиционные проекты в Севастополе, в том числе крупные, но по ряду причин пока не получается?

— Понимаете, для того чтобы что-то делать, нужно понимать суть вопроса. Ведь ключ для развития региона — это чёткое понимание будущего. Оно складывается из двух вопросов — инвестиций и человеческого капитала. И там, где есть инвестиции, туда стремится человеческий капитал. Вы обратите внимание, что у нас нет дефицита рабочей силы в мегаполисах. У нас есть дефицит в городах, где нет инвестиций. Это страшно.

У нас в 2017 году принята стратегия развития города Севастополя до 2030 года. Вот она у меня напечатанная. Образ будущего города Севастополя формируется тремя надцелевыми установками. Город высокоэффективной экономики, город реализации возможностей, город для комфортной жизни. Раскроем их. Написано не мной.

Первое — город высокоэффективной экономики. Создание условий для развития судоремонта и судостроения. Смешно, правда? Я в своё время Рахманову [экс-глава ОСК] лет 5 назад говорил, у меня хорошие отношения с ним: не имея кадров (мы с вами говорили, человеческий капитал), о чём можно говорить, о каком производстве? А кадры, извините меня, могут формироваться только условиями. Основа условий — жильё. Какие бы вы зарплаты ни платили, они будут растворяться стоимостью аренды. Территория есть, всё есть у ОСК. Правда, теперь уже ОСК нет, ВТБ будет, может, они что-то повернут. Прошло столько лет после нашего разговора, что поменялось? Да ничего. Поэтому первый пункт — успехов нет, оставим на потом.

Дальше — создание условий для развития сельского хозяйства и виноделия. Я когда этот совхоз купил, у меня была идея тепличное хозяйство делать. Поизучал эту тему. Интересно, но не совсем. Я нашёл более интересную тему — размножение посадочного материала методом клонирования, так называемое инвитро. В мире существует где-то в районе 100 таких лабораторий. Из них более 50 у американцев. У Ирана есть. Что это такое? Это когда абсолютно чистый получается посадочный материал в лабораторных условиях. У меня один был приятель, он засевал у нас здесь ранний картофель. У него есть небольшая лаборатория, он уже отказался от голландской картошки, он сам выращивает именно методом инвитро. У нас потребность в виноградниках, ведь это же Крым, 160 миллионов саженцев. Вдумайтесь в цифры. Мы везём любое из Европы. Возьмите соседей моих — производителей вина. В один из годов привезли, извините меня, треть ненужного хлама. Заражённого, покалеченного. А здесь уникально.

Был Базаров, зам губернатора Севастополя, который курировал сельское хозяйство. У нас в университете где-то лет 5 назад благодаря команде Президента Путина открылось направление «Агрономия». У нас много юристов в стране выпускают, экономистов, а вот агронома днём с огнём не найдёшь. Собрались, поговорили. Я поднял своё тело, полетел в Москву. Я знал немножко Ткачёва [Александр Ткачёв — бывший министр сельского хозяйства России], рассказал ему. Он говорит: «Хорошо, через неделю к тебе прилетит мой первый зам, посмотрит, действительно ли реально то, что ты рассказываешь. И мы найдём форму финансирования на строительство лаборатории до 5 миллионов саженцев в год». Но случилась беда, его освободили от должности министра. И что с этим делом? Медленно начало становится ненужным. Вот я сижу и читаю: «Создание условий для развития сельского хозяйства». Что же там мы развили-то? Кстати, в России нет ни одной серьёзной лаборатории. Есть кустарные, как говорится, и на ЮБК есть в Никитском ботаническом. Я знаю: там доктор наук, женщина, очень грамотная, она читает лекции в Италии, по всему миру, именно в вопросах клонирования. Нужен инструмент выполнения. Понимаете?

— Так, а с чем проблема — в кадрах или финансировании?

— Так вопрос простой, и ещё раз повторяю: проблема в том — а кто этим будет заниматься? Сначала всё упирается в людей, то есть в организационную форму. А потом уже идёт финансирование. Перейдём к одной теме, я вам дополню, почему.

Дальше — создание условий для формирования мультимодального транспортно-логистического центра. Что они под этим имели в виду? Мультимодально — это когда с одного вида транспорта на другой перегружают, не прерывая транспортировку материального потока. Ну, несчастный порт, мы что сделали при Овсянникове? Угробили, разворовали, распродали, теперь передали федералам. И что? А ничего нет.

На 7-м километре у меня есть 25 гектаров, мы на 87 гектаров планировали сделать как раз мультимодалку — автовокзал вынести туда, бизнес-центр большой построить. Господин Овсянников, куратором был Базаров, сказал: «Извините, нехорошее слово Александру Васильевичу, а не земли. У него есть 25, пусть там и делает». Вот и всё. Ответственности нет за то, что написали. Если бы сказали: «Знаете, прошёл год, подвели итоги, огласили». Вот заканчивается год, что по всем этим вопросам сделано?

Смотрим очередное направление — город реализации возможностей, формирование центров — военно-исторического, спортивного, яхтенного и других видов туризма. Вы знаете, вот я возвращаюсь к Яцубе, мы как-то обсуждали с ним судоремонт, судостроение, он говорит: «Александр Васильевич, вспомнишь меня, этот город не для этого. При таких историко-археологических вопросах здесь другая направленность должна быть». Я осмыслил за какой-то период времени — он абсолютно прав, город должен быть другого направления, именно то, что написано здесь.

По мере обстоятельств один из моих знакомых получил 8 лет тюрьмы, его супруга пришла и говорит: «Пожалуйста, ради бога, купите яхт-клуб в Казачке». Ну, где я и где яхт-клуб? Я говорю: «А что такое?» Она говорит: «Вы же понимаете, когда попадают в зону — ярлык для бизнесмена. Нужны передачки, нужны деньги. Нет денег, вот продадим, и с ними будем делиться, чтобы он выжил там». Хорошо, выручаю, договариваемся, выкупаем, начинаем вникать, заниматься этой темой. Вижу проект, но он сделан не по уму. Там эллинги, какой там яхт-клуб, паркинга нет, общепита нет, общих помещений нет, только номера. Это что? Я сказал: «Этот проект перечеркнуть и сделать новый». И рассказываю, как я вижу. Проектная организация разрабатывает.

Поверьте моему опыту, я много в этой жизни проехал, 75 стран всего-навсего, что-то видел. Великолепный проект, великолепный. Для деток. Но беда в том, что мы в субаренде. Аренда товарищества, а мы у них гектар в субаренду. Они подают на 1 января этого года — должно перейти в российское оформление аренды. Им отказывают. Задолженность по аренде, мы-то перечисляем что с нас требуется, а они, по всей видимости, не перечисляли. Там задолженность-то небольшая — 1,4–1,6 миллиона рублей. Но факт, что есть. Там и платежи-то арендные 200 с чем-то, а 3 месяца неплатежей аренды — и расторгается. И второе, самое большое нарушение — нецелевое использование земли: вместо эллинга построили апартаменты. В чём различие? Все 3 этажа под жильё. А в эллинге 1-й этаж должен быть под хранение инструментов, материалов, небольших плавсредств и так далее. А здесь они сделали столовые, кухни, люди покупали и делали. И вопрос: то ли вы вернётесь в целевое, то есть уберёте апартаменты и сделаете эллинги, или — извините меня. Но страдаем-то мы. Мы теперь обращаемся к архитектуре, говорим: «Давайте построю». Ведь мы же проводим здесь соревнования всероссийские, приезжают к нам люди, и нет условий переодеться нашим юным спортсменам. Это как? Разве так можно относиться к людям? Я обращался, кстати, к руководству города: «Разбирайтесь на месте». Вот выполнение пункта — то, что я вам рассказал.

Следующее — город для комфортной жизни. Второй пункт: повышение качества и доступность социальной сферы торговых и бытовых услуг. В 2017 году мы защитили на 7-м километре логистический центр, где опт и розница. Знаете, как сейчас у нас возят товары в Севастополь сельхозпроизводства местного севастопольского? Сначала везут в Симферополь на оптовый, туда приезжают наши торговцы, покупают и везут назад, в Севастополь, продают в розницу. Скажите, цена больше?

— Конечно больше.

— И я точно так же задавал вопросы. Поддержали, 2 года ходили с этим проектом в город. А потом что? Увидел Овсянников деньги — жильё, будет там теперь жильё. Это правильно? Вот вам вопрос повышения качества и доступности. 5-й километр, треть рынка разрушили. Вообще, рынки, которые существуют в Севастополе, не должны функционировать. Законом Российской Федерации установлена возможность функционирования рынков при капитальных зданиях. Вот у нас Центральный рынок может функционировать, а вокруг него «шанхай» должен быть убран. И только в субботу-воскресенье, как в выходные дни, как рынок выходного дня торговать — и всё. Это нормально? И каждый год это всё переносится на год, переносится, а дела-то нет.

Я говорю: у меня есть земля. Если здесь 7 гектаров с небольшим, на 5-м километре, то там — 14 гектаров в 700 метрах от этого рынка. Давайте построим рынок. Я построил в Павловске Воронежской области современный рынок, почему я знаю эту тему. Если бы поехали в сам Воронеж, были бы удивлены до безумия от того, что там был рынок как наш Центральный, только размерами побольше, а город Воронеж чуть-чуть побольше размером — под миллион жителей приблизительно. А вокруг точно так же «шанхай». Я знаю хорошо губернатора Гусева, мы как-то беседовали на эту тему. 2 последних года лучший рынок в России — воронежский. Это надо видеть, это дворец, с температурным режимом внутри, с качественной продукцией, продаваемой там, приготовлением и так далее. Это надо видеть.

Здесь им говоришь: «Слушайте, мне ничего не надо, ни земли, ни денег, только кивните головой — и всё». Там сельхозназначения земля зажата кладбищем и посёлком. Что там можно выращивать? Химию можно применять? Могу сказать: нет, 300 метров. Шумовые трактора можно пускать? Нет. А охранять? Вот она и пустует. Скажите: это какой подход к выполнению? Я с департаментом сельского хозяйства беседовал, очень умная девочка-руководитель, очень цепкая. И она написала: «будет общественное решение — милости просим». Сельхозназначение 2-й категории, то есть непропашное. Но для этого нам нужно что? Дайте план, ведь это мы видим 5-й километр, а другие рынки не такие? Чего вы ждёте — я имею в виду руководителей города — пока гром не грянет, мужик не перекрестится? Вы же записали, пусть ваши предшественники записали. Ну тогда вычеркните это всё.

При тех минимальных возможностях город не столь мощный, он дотационный, понимаете, но то, что вам предлагают, вы обсудите, пригласите и берите. Вы задавали вопрос про карьерный рост, иногда, думаю, даже Овсянников собирал лидеров бизнеса и беседовал. Служебная лестница — 14 ступенек, научная, вроде бы, выше нет — доктор, академик. Надо тогда всё забросить и заниматься наукой. Опыт, желание.

Ведь я во многих местах отметился как создатель. А представьте себе ситуацию, когда я пришёл условно в Балтийск, купил пароход и назвал его «Амбал», потому что он 125 вагонов брал. Чтобы было без паромов в Калининграде сейчас? Это даже не Крым. Вопрос? Поэтому я благодарен, как вы сказали, Абрамовичу за то, что он учил меня. Я стараюсь у каждого брать то, что он лучше может предвидеть.

К сожалению, то ли неподготовленность, может, другие мотивы, но даже те минимальные возможности по созданию человеческих условий, к сожалению, утрачиваются в городе. Обратите внимание, ведь народ видит одно, а чиновники видят другое. Хорошо, балет — вопросов нет. Но медицины — нет, условий нет для того, чтобы она была. Рынки — я вам рассказал, не все же могут пойти в торговый центр. И много-много другого.

Беседовал Андрей Киреев