7 апреля 1989 года в Норвежском море затонула атомная подводная лодка К-278 "Комсомолец". Официальная причина - пожар на борту. Погибли 42 советских моряка, 27 были спасены. Но только мичман Виктор Слюсаренко выжил, оказавшись на глубине более 1000 метров.
Сегодня Виктор Федорович живет в Киеве. Он назначает встречу в Левобережном духовном центре адвентистов, прихожанином которого является долгие годы. Бывшего моряка в нем выдает разве что полосатая тельняшка под черной рубахой. Под мышкой - старинный альбом с семейными фотографиями. Сокрушается: совсем мало осталось, в свое время журналисты растащили и не вернули.
И начинает рассказ...
Путь к причалу
Я родом из поселка Гнивань Винницкой области. Там работал фрезеровщиком на заводе в Гнивани, там записался в секцию подводного плаванья. Потому и призвали на флот. Служил на Северном срочную да так и остался там. А после свадьбы уехал в Кронштадт.
Тогда же и попал на "Комсомолец".
Изначально он носил другое название - "Плавник". Но наш замполит считал, что лодка должна быть именной. И решили: раз экипаж у нас молодой, все комсомольцы, то пусть будет "Комсомолец".
Треть экипажа была с Украины. Командир Евгений Ванин - киевлянин, трое ребят - мои земляки из Винницкой области. Сказать, что все мы дружили, - ничего не сказать. Даже на суше часто вместе собирались.
"Пожар в седьмом отсеке!"
Вышли в море 28 февраля 1989 года - по плану должны были вернуться 31 мая. Попутно отпраздновал я день рождения, кок испек торт. Вообще настроение в том походе у всех было приподнятое - нам удалось обнаружить несколько американских подводных лодок. Это огромная удача!
7 апреля моя вахта была с 12 ночи и до 4 утра. А пока я отдыхал у себя в каюте. Кушать не стал, нас кормили пять раз в день, физически столько не съесть. Около полудня вышел на построение и инструктаж. И тут в 7м отсеке прозвучал сигнал "пожар". Как потом выяснилось, матрос там погиб сразу. На разведку пошел мичман - и тоже погиб.
В тот момент "Комсомолец" находился на глубине 350 метров. Срочно начали всплывать. Но сработала аварийная защита атомного реактора - "Комсомолец" потерял ход и стал просто грудой металла. Командир принял решение: сжатым воздухом "продуть" воду из спеццистерн. Всплыли. Но ситуация ухудшалась с каждой секундой. Шестой и седьмой отсеки в огне. На лодке 400 баллонов со сжатым воздухом. Огонь и кислород - гремучая смесь. Начало гореть даже то, что гореть не должно.
Я был в спасательной группе. Задача - загерметизировать и изолировать горящие отсеки. Мы едва успевали вытаскивать раненых и обожженных ребят. Казалось, вокруг ад - теснота, дым, нечем дышать, и я выношу своего товарища, который остался без кожи. Начались электрические замыкания. Мы не знали, что творится в шестом и седьмом отсеках, но в остальных ликвидировать возгорание удалось.
На базе знали о ситуации. Над лодкой уже кружили два военных самолета. Нам сообщили, что на помощь идут гражданские суда, люди начали эвакуироваться - прыгать в воду. А мы, спасательная команда, вдохнули свежего воздуха - и полезли обратно в лодку. Надо было забрать секретную документацию и аппаратуру.
В этот момент лодка накренилась. И пошла ко дну.
Шанс для пятерых
Я находился в эти секунды на своем боевом посту, который был герметично закрыт. Почувствовал, как нос лодки поднимается, поспешил к выходу. Возле трапа столкнулся с командиром, услышал крик дежурного офицера - втроем рванулись по трапу, но тут лодка встала под углом 85 градусов и резко пошла на дно.
Я успел ухватиться за трап, меня окатило холодной водой - оказалось, люк не закрыт. Кому-то из мичманов удалось захлопнуть его ногой. Но мы были в ловушке. У нас горели два отсека, и мы стремительно шли на дно. Правда, через какое-то время лодка встала горизонтально - она так устроена. Стало чуть легче, не нужно висеть на трапе. Но я уже терял сознание, когда меня подхватили и втащили в выходную камеру. Она была нашим единственным шансом.
Нас там оказалось пятеро.
В камеру начала просачиваться вода, которая под воздействием сжатого кислорода закипала на глазах. По учениям я знал, что будет дальше. Мы оказались в могиле. И тут снизу постучали. Командир приказал открыть люк, мы чуть замешкались. И, как оказалось, эти несколько секунд спасли нам жизнь - лодка резко провалилась. Начались взрывы. Стуки прекратились.
Мы продолжали лететь вниз. Сидели впятером в выходной камере и слушали, как умирает наш "Комсомолец" - лопались перегородки, взрывались цистерны. Слушали и молчали. Вспомнились родители и жена. Командир сделал замеры и сказал, что мы сейчас на глубине не меньше 1000 метров. Больше прибор не показывал. До сих не знаю точной глубины, сейчас лодка лежит на 1652. Давление было огромным, с минуты на минуту вода должна была нас попросту раздавить. От усталости я подумал, что это случится быстро и мы не успеем ничего почувствовать.
Наша задача была - отсоединить выходную камеру от подлодки.
Всплытие
Вручную отсоединить камеру не получалось, хотя мы старались. Решили сделать это сжатым воздухом, в камере были клапаны. Пока их искали, раздался взрыв. Вода попала на аккумуляторные батареи, началось выделение водорода - он и взорвался.
Это нас спасло. Взрыв оторвал от лодки нашу камеру, она наполнилась каким-то жидким густым туманом. До сих пор никто не может понять, что это было, хотя я рассказывал об этом тумане во многих институтах. Я увидел, как передо мной падает мичман Юдин и услышал голос командира: "Всем включиться в ИДА!". ИДА - индивидуальные дыхательные аппараты. Спустя годы, анализируя этот момент, я понял: голос не мог принадлежать никому из нас пятерых. Я помню его до сих пор. Кто знает, возможно, это был голос Бога.
Мичман Юдин не смог вовремя натянуть ИДА, мы с матросом Черниковым бросились к нему. Потом к командиру, он тоже не надел ИДА и умирал. И в это время прозвучал громкий хлопок. Наша камера всплыла на поверхность за несколько минут, стрелка глубиномера показала 0.
Внутреннее давление сорвало люк, и моего товарища Черникова выбросило на высоту примерно 30 метров. Ударившись сверху о воду, он умер сразу от разрыва легких. Меня тоже подбросило вверх, но я сумел ухватиться за горловину люка и удержаться.
Камера начала тонуть, и я попросту спрыгнул в воду.
Она была ледяной. Плюс 2 градуса. Волны - полтора-два метра. До ближайшей земли более 700 километров. Было жутко. Пришла в голову мысль, что после такой передряги я не могу так просто сдаться и умереть. И я поплыл.
В ледяной воде люди умирают через 15-20 минут. Я продержался 40... Мимо прошло судно, но в волнах меня не заметили. Но кто-то углядел оранжевый мешок погибшего Черникова, и тогда спасатели увидели меня. И направили к небольшому надувному плоту, за который держались мои товарищи. Их было около 60 человек.
Подходили суда. Но спасти удалось не всех. Люди умирали, даже когда их переносили на палубу. Переохлаждение, потеря сил...
Нас отогрели, покормили. Я плохо это помню. Только почувствовал облегчение, когда натерли коньяком ноги, которых не чувствовал.
Меня часто спрашивали, было ли страшно. Ну, может, несколько секунд. Когда висел на поручне, сверху лилась вода и понимал, что это - всё. Еще мелькнуло в голове: досадно, что молодая жена выйдет замуж после моей смерти. А потом события настолько быстро менялись, что не до страха. Надо было действовать.
Многие ребята с "Комсомольца" продолжили службу. Я не захотел. Был выбор - уехать в Москву, Питер, Одессу, Крым. Мы с женой выбрали Киев - спокойный город и от родной Винницкой области недалеко. Получили квартиру, через год у нас родилась двойня - мальчишки.
Слеза на причале
В конце рабочего дня меня срочно вызвал главный редактор "Комсомолки": "Тебе час на сборы. Машина отвезет в Шереметьево. Летите с пишущим корреспондентом в Мурманск и дальше пулей - в Североморск".
Утром в Североморск прибывала плавбаза "Алексей Хлобыстов" со спасенными моряками подлодки "Комсомолец", затонувшей 7 апреля в Норвежском море. По зарубежным информагентствам шли сообщения, что не спасся никто...
Мы успели. И на встречу с выжившими. И на прощание с погибшими.
Через сутки, уже в Москве, я печатал фотографии в номер. На одном из негативов - вытянувшаяся в форме эллипса группа людей, прощавшихся с героями-моряками. Еще тогда, стоя на крыше и глядя через объектив, я понял: да ведь это слеза.
Когда изображение появилось на фотобумаге, меня заколотило. Как и в тот день на палубе...
Сами собой родились строки, которые сопровождали мой фоторепортаж в газете:
"Их близкие - вот они. Глазами ищут на свинцовой глади тех, на память о ком остались лишь одни фотографии. Где они? Может быть, ты, чаечка, знаешь?
В онемевших руках замерзает фотоаппарат. Флаги приспущены.
С палубы в воду уходят венки, исчезая, как и те, о ком никогда мы не сможем забыть. Залпы салюта.
Прощайте, братишки! Любим. Помним. Скорбим".
Сильная статья!
Вечная память погибшим подводникам-Североморцам!