Любовь к империи и страсть к свободе. Часть 3 (о 3-томнике «История Севастополя»)

3-й том «Истории Севастополя» охватывает самый болезненный период отечественной истории – большую часть ХХ века, период, когда дважды разваливалась российская государственность и страна в целом.

В то же время хронологические границы 3-го тома, который называется «Севастополь в советский и постсоветский периоды 1917 – 2014 гг.», выходят за пределы этих событий, коллективная монография заканчивается событиями «русской весны».

Включение в 3-й том проблематики «русской весны» задает объективную необходимость исследовать правовой статус города, его территориальную и страновую принадлежность на различных этапах его истории. В итоге эта тематическая линия становится одной из сквозных для всего тома, причем сразу в двух аспектах – в отношении Республики Крым (и предшествующих ей административно-территориальных образований) и в отношении Украины.

Этот сюжет присутствует уже во 2-й главе, посвященной 1920-м годам – так, на последующей истории города сказалось постановление 1921 года, принятое практически сразу после окончания гражданской войны на этой территории, об образовании Крымской АССР и Севастопольского района в ее составе.

Особенно интересна с точки зрения данной тематической линии 3-я глава «Севастополь в 1930-е годы», первый параграф которой называется «Архитектурный облик, статус, обустройство города в предвоенное десятилетие» - тема кажется неожиданной, так как в обобщающих работах период 1930-х годов обычно связан, в первую очередь, с темой сталинской модернизации, однако ответственный редактор 3-го тома Елена Бойцова объясняет:

«Третья глава начинается с анализа административно-территориального устройства нашего региона, так как осенью 1930 года город Севастополь наряду с Керчью, Феодосией и Симферополем был выделен в самостоятельную административную единицу с непосредственным подчинением Крымскому ЦИКу. Балаклавский район, ныне входящий в городскую черту Севастополя, в 1930 году также приобрел статус самостоятельной территориальной единицы».

6-ая глава «Развитие Севастополя во второй половине 1950-х – 1980-е годы» также начинается с параграфа, посвященного правовому статусу города, в этот раз – изменений в его положении после 1954 года, когда решением Никиты Хрущева Крымская область была присоединена к УССР.

В то же время авторы монографии, погружаясь в этот актуальный для них контекст взаимоотношений Севастополя с Республикой Крым в составе РСФСР и Украиной, как будто бы проходят мимо реального значения Севастополя не для РСФСР, а для Советского Союза в целом, его «федерального значения», как бы мы сказали сегодня, на протяжении значительной части советского периода, во всяком случае – после Великой отечественной войны. Богатый фактологический материал, представленный в 3-м томе, дает пищу для размышлений именно в этом направлении.

Возможно, такой акцент был неуместен в научной монографии, но отвечая на мои вопросы о 3-м томе, авторы глав сами обращают внимание на это «федеральное», общесоюзное значение города в советское время.

Так, Е. Бойцова на вопрос, как проявлялась в Севастополе «сталинская индустриализация», которая по всей стране была связана, как известно, в первую очередь, со строительством заводов тяжелой промышленности, отметила возрастание доли производств в городе в 1930-е годы именно союзного подчинения:

«Автор третьей главы Инна Валерьевна Островская показывает, что в ходе индустриализации промышленность Севастополя развивалась за счет предприятий союзного, республиканского (Крымской АССР) и местного значения, и отмечает в качестве особенности периода первых пятилеток – увеличение в структуре городской экономики доли производств союзного подчинения, которые в основном должны были обеспечивать деятельность Черноморского флота и его объектов. 

В материалах данной главы показано, что с 1930-х годов промышленное развитие Севастополя теснее, чем прежде, было связано с задачами повышения обороноспособности страны. Одновременно центральные ведомства, прежде всего, – военно-морское, стали более активно брать на себя социально-культурные и коммунальные функции на находящихся в их ведении севастопольских заводах».

Что касается послевоенного периода, то один из авторов 6-й главы Татьяна Богаткевич говорит:

«Внимание к восстановлению Севастополя со стороны руководства Советским Союзом было особым, выделялись огромные средства, материальные и людские ресурсы, т.к. город-база имел стратегическое значение в вопросе обеспечения безопасности южных границ страны. Тем не менее восстановление города осуществлялось в рамках общесоюзного процесса послевоенного социально-экономического восстановления».

Обращает на себя внимание и нетипичное внутреннее разделение по главам в 3-м томе, сделанное по десятилетиям, тогда как обычно в обобщающих работах и учебной литературе по советской истории такое разделение либо тематическое (НЭП, «перестройка»), либо персоналистическое (по «правлениям» генеральных секретарей – Сталин – Хрущев – Брежнев). В 3-м же томе «Истории Севастополя» для разделения по главам выбран простой хронологический принцип – 1920-е годы, 1930-е годы, ВОВ, послевоенное восстановление, вторая половина 1950-х – 1980-е годы и далее – постсоветский период.

Собственно, в таком хронологическом построении можно увидеть некоторую «самость» истории Севастополя даже советского периода, несмотря на то, что город – в отличие от периода Российской империи, несомненно, и политически, и культурно, и социально-экономически был неотъемлемой частью, а где-то – и флагманом, большого «советского проекта».

***

Пожалуй, можно говорить о заметной специфике истории Севастополя только в эпоху гражданской войны – город избежал длительной политики «военного коммунизма», ведь почти весь период гражданской войны он был за пределами «красной» территории. «Красные» оказались здесь всерьез и надолго только в ноябре 1920 года, а сворачивание «военного коммунизма» и переход к НЭПу был провозглашен Владимиром Лениным спустя всего несколько месяцев, в марте 1921 года.

Впрочем, Валерия Юрченко, автор 2-й главы монографии, отмечает:

«Период "военного коммунизма" в Севастополе действительно длился недолго. Но при этом нельзя сказать, что в городе сразу после установления советской власти были внедрены принципы нэпа.

Об этом говорят те мероприятия, которые проводились в городе и его округе: продразверстка, национализация производственных зданий и строений, трудовые мобилизации, характерные для "военного коммунизма". "Военный коммунизм" не был сразу же отменен после X съезда РКП(б) в марте 1921 года. Законодательство, соответствующее эпохе нэпа, издавалось на протяжении нескольких лет.

Для Севастополя отправной точкой послужило формирование городского и районного советов, то есть отказ от чрезвычайных органов власти в лице революционного комитета (ревкома). Это произошло не в марте, а в июле 1921 года. При этом не стоит забывать, что урожай лета 1921 года все еще подлежал продразверстке, которая послужила одной из причин голода 1921 – 1923 годов».

Есть уникальность и в предыстории 1930-х годов. Инна Островская говорит по поводу такой неоднозначной темы как сталинская модернизация:

«1930-е годы интересны с точки зрения итога преобразований, когда имела место в большей степени реконструкция промышленности и создание нового уклада жизни, а не восстановление, которое в целом было закончено к 1928 году. А до этого – было титаническое преодоление трудностей, первые шаги и успехи, обеспеченные трудом людей, вносивших добровольно средства и свой труд, энтузиазмом молодежи, поднявшие Черноморский флот.

Важны энтузиазм и искренняя вера людей в реализацию многообещающего будущего, которое смогли реально начать воплощать уже в 1930-х годах, о чем свидетельствует  благоустройство города и его архитектура этого времени. Сегодня мы как бы со стороны наблюдаем за городом, его развитием, жизнью жителей, беспристрастно, а лишь потом пытаемся понять мотивы их поступков, ударного труда, их мировоззрение. Человек и его жизнь в городе — в центре повествования, было ли это модернизацией – читатель решит сам, а также определит и ее цену для общества». 

В дальнейшей истории города, как показано в 3-м томе монографии, сочетались общестрановое развитие с некоторой долей местной специфики. Например, словами одного из авторов 6-й главы Анны Кузьмина, «в истории Севастополя ярко прослеживаются массовое жилищное строительство при Хрущеве и Брежневе для решения жилищной проблемы, общее ликование в день полета первого человека в космос и общегородской праздник в день приезда Юрия Гагарина и Германа Титова в Севастополь, реализация «сухого закона» с вырубкой виноградников и безалкогольными свадьбами с «чаем» в кружках, гласность, дефицит и длинные очереди».

Местная же специфика проявлялась в отдельных реформах. Так, «военная реформа Хрущева значительно повлияла на жизнь города и судьбы его жителей, т.к. в результате масштабных сокращений личного состава пришлось принимать меры по трудоустройству бывших военных. Эти события стали толчком для развития рыболовецкого флота и рыбообрабатывающей отрасли в Севастополе».

Вообще важно понимать, что история советского периода в российской исторической науке системно исследована намного хуже, чем история Российской империи. Первопричина этого – во многом в том кризисе, в который попала эта научная специализация после развала Советского Союза. Поэтому многие сюжеты в 3-м томе «Истории Севастополя» - это, по сути, первая попытка обобщения известных и систематизации ранее неизвестных данных. Например, тема сталинских репрессий (5-й параграф 3-й главы). Е. Бойцова подчеркивает: «Пока не установлено общее число жителей Севастополя, ставших жертвами политических репрессий. Нет и соответствующей Книги памяти, которые изданы в других регионах страны. В этом отношении исследователям предстоит большая работа».

В целом же, отмечает Елена Бойцова, «большой интерес, на мой взгляд, вызовут главы по ранее малоизученным периодам истории Севастополя, в том числе в 1920-е – 1930-е годы, в период послевоенного восстановления и постсоветскую эпоху, написанные на основе уникальных материалов из центральных и региональных архивов, фондов Музея героической обороны и освобождения Севастополя и личных архивов севастопольцев».

При этом личные архивы севастопольцев, включая фотографии, особенно активно использовались при написании главы, посвященной «русской весне» 2014 года – главы, которая завершает не только 3-й том, но и монографию в целом.

В таком завершении монографии заложен важный смысл.

Главной символической линией 1-го тома было пребывание Херсонеса в составе империй и выработка городом принципов отношений с ними, отвечающих внутренней самости его жителей. Во 2-м томе Севастополь предстает как город с выраженной русско-имперской идентичностью, сформировавшейся под влиянием разных факторов практически сразу после присоединения этой территории к Российской империи.

3-й же том показывает Севастополь как средоточие советского и опять же имперского духа.

С развалом Советского Союза имперское сознание исчезло в России, но сохранилось в Севастополе, что хорошо фиксирует глава монографии, посвященная периоду украинского «безвременья», с 1991 по 2013 года. В 2014 году во многом именно благодаря этому сочетанию свободолюбия с имперскостью Севастополь не только сам вернулся в Россию, но и – что не менее важно – вернул самой России утерянное ей ощущение империи.

***

На презентации 3-томника в марте 2021 года директор Института российской истории РАН Юрий Петров, под общим руководством которого (наряду с сенатором от Севастополя, историком Екатериной Алтабаевой) была создана вся монография, высказал идею, что к 10-летию русской весны, вероятно, имеет смысл переиздать книгу, дополнив ее обзором первых 10-ти лет нахождения города в составе Российской Федерации после «возвращения в родную гавань».

Эта идея не лишена логики, в то же время окончание 3-томника 2014 годом – во многом знаковое событие, причем его смысл выходит за пределы, собственно, истории Севастополя.

Обычно периодизация в учебной и обобщающей литературе по истории России, особенно нового и новейшего времени, выстраивается по правлениям или по десятилетиям (или же – по последнему году, предшествующему изданию книги). Здесь же – по сути, впервые, в качестве хронологической границы современности предлагается 2014 год, события «русской весны», не связанные, очевидным образом, со сменой правителей российского государства или со сменой десятилетий.

А с учетом того, что руководство проектом осуществляло профильное научное учреждение – Институт российской истории РАН, с подачи которого, например, около 10 лет назад в учебную, методическую, а затем и научную литературу был введен термин «Великая российская революция», можно предполагать, что 2014 год имеет шансы стать вехой для научной периодизации не только истории Севастополя, но и всей новейшей истории страны.



Любовь Ульянова