Как мы раскапывали Херсонес

Раскопки древнегреческого города Херсонеса Таврического начались в далёком 1827 году и велись периодически, то прекращаясь вовсе, то превращаясь в обыкновенное разграбление во время военных конфликтов, пишет реставратор Анатолий Туманов на своей странице в facebook.

Но когда политическая ситуация в стране была стабильной, изучение и сохранение древностей продолжалось. Так было и в советское время, и даже в украинский период. На городище и даже на многих участках хоры кипела бурная деятельность многочисленных археологических экспедиций.

Изучением Херсонеса занимались историки из Москвы, Санкт-Петербурга, Харькова, Киева, Екатеринбурга, Саратова. Даже иностранные экспедиции сделали здесь немало открытий, это представители Варшавского и Познаньского университетов (Польша), Института классической археологии Техасского университета в городе Остин (США), другие исследователи из Австрии, Израиля, Италии, Франции, Великобритании. В совокупности, это была неоценимая помощь местным исследователям и музейщикам.

И результат этой деятельности – раскопанная одна треть Херсонесского городища (если говорить только о нём). Планомерные раскопки проводились сразу в разных кварталах…

Вообще, само исследование Херсонеса – это уже является одной из его исторических вех и заслуживает особого изучения. Я же хочу здесь рассказать о том, как сам принимал в этом участие, являясь сотрудником музея, как мы принимали и направляли в нужное русло энергию многочисленных волонтёров, помогавших в исследованиях.

Так получилось, что в 2007 году в архитектурно-археологическом отделе музея появилась вакансия реставратора памятников каменной архитектуры, а учитывая тот факт, что до этого я уже 9 лет был участником археологических экспедиций, я подумал: «А почему бы не попробовать?».

Критерием поступления на указанную должность было наличие строительной специальности. Мне в этом помогла корочка каменщика-монтажника 3 разряда, полученная ещё в школе на УПК, а также моя первая трудовая деятельность перед армией на строительстве телефонной станции на проспекте Генерала Острякова. Я до сих пор горжусь выложенной тогда мной, 17-ти летним пацаном, вентиляционной шахтой в четверть кирпича, стоящей на самой крыше здания.

Мой новый непосредственный начальник, Станислав Григорьевич Рыжов, видя до этого, с каким увлечением я участвовал в раскопках, предупредил меня, что мне придётся не только раскапывать древние сооружения, но и укреплять их. Я согласился, но впоследствии именно сохранение раскопанных руин меня больше заинтересовало…

Раскопки в те времена проходили на разных участках городища. Американская и польская экспедиции раскапывали южные кварталы за античным театром. Конечно, они этим занимались не сами по себе, а в тесном взаимодействии с научным составом музея и используя наёмный труд местных копателей.

Все артефакты, найденные при раскопках, оставались в музее, также раскопанные руины сразу консервировались, приводились в экспозиционный вид. Отечественные экспедиции работали в Портовом районе, на Главной улице, Базилике Крузе, на западном некрополе. Наш архитектурно-археологический отдел раскапывал северные кварталы городища, обращённые в сторону моря. В этом нам помогали многочисленные волонтёры. В основном, это были учащиеся лицея при Харьковском государственном университете им. В.О. Каразина и студенты Харьковской Академии культуры. К ним иногда присоединялись самостоятельнее волонтёры, которым посчастливилось найти пустующую койку на археологической базе.

Вообще, размещение на базе планировалось задолго до начала сезона раскопок, поэтому судьбу каждой койки (в буквальном смысле слова) можно было знать до конца лета – они не простаивали. Только уезжает одна группа, тут же заезжает другая. А сезон начинался с того, что появлялись так называемые травощипы. Это были школьники средних классов из Москвы. Они чистили раскопанные кварталы от зарослей травы, причём делая это не так, как сейчас (мотокосами обрезая стебель), а подрубая цапками корешки, что даёт больший эффект.

К этим «набегам» добровольных помощников (в хорошем смысле) мы готовились заранее, ведь это неоценимый вклад в дело изучения и сохранения нашей истории. Кроме того, и для детей это является хорошей школой жизни, школой приучения к труду, коллективизму, любви к истории… Они не только трудились, оказывая помощь музею, но и проводили различные экскурсии, отдыхали у моря, укрепляя своё здоровье, учились плавать…

Затем приезжали старшеклассники и студенты упомянутых выше учебных заведений из Харькова. И начиналась большая работа по исследованию древнего Херсонеса. Количество участников непосредственно раскопок зависело от площади раскопа. Если, например, копали глубокую рыбозасолочную цистерну, то в этом принимали участие человек пять-семь, если помещения какой-нибудь усадьбы, где площадь раскопа значительна, то бывало до двадцати человек одновременно.

Девчонки занимались камеральной обработкой найденного материала (его мытьём и зарисовкой). Были у ребят дежурные или постоянные кухонные работники, отвечавшие за приёмы пищи и прочие хозяйские заботы. Работа везде кипела, каждый занимался своим делом.

Немаловажным фактором работы на раскопе была способность долго и эффективно работать на жаре, под палящим солнцем. Тем не менее, бывали случаи перегрева или солнечных ударов. Спасало наличие моря, где в случае чего можно быстро освежиться. Ребята работали с раннего утра и до обеда, больше не позволяло законодательство, да ещё не сформированное физическое состояние подростков.

После обеда я оставался один и копал в одиночку до конца рабочего дня. Когда летние каникулы заканчивались и волонтёры разъезжались, мне приходилось работать на раскопе с утра до вечера одному. Даже если работал в пятиметровой рыбозасолочной цистерне: нагрузишь пять-шесть вёдер, вылезешь по лестнице, поднимешь вёдра верёвкой с крючком, выгрузишь в тачку, вёдра вниз, а тачку с землёй – на берег подсыпать, чтобы меньше размывало… И так целый день, а сверху солнце палит и температура 40-45 градусов.

Жизнь волонтёров-археологов – это не только тяжёлая рутинная работа, но и культурное проведение времени. Различные экскурсии, посещения архивов и т.д. также прививают интерес к истории, а организуемый самими ребятами досуг позволяет украсить и разнообразить жизнь в лагере.

Каждый новый сезон сопровождается традиционным обрядом – посвящение в археологи новичков. Каждая группа придумывает свой сценарий этого мероприятия. В ходе различных испытаний и конкурсов подростки доказывают свою любовь к археологии… Меня, как старшего на раскопе, часто приглашали поучаствовать в этих обрядах в качестве почётного гостя или члена жюри. Таким образом, археологическая жизнь кипела летом в разных местах Херсонеса.

После отъезда последней группы волонтёров я оставался на раскопе один, иногда ко мне временно «прикомандировывали» коллег из другого отдела музея – Отдела музеефикации, где числилось несколько человек. По завершению раскопок я занимался консервацией раскопанных руин, а также восстановительными работами в случае обвалов древних стен. Видя причины этих обрушений, я стал менять методику предшествующих реставрационных работ, стал интересоваться проблемой. Вскоре это подвигло меня поступить в университет на заочное отделение исторического факультета.

В университете я продолжил изучение проблемы сохранения архитектурно-археологических памятников, все курсовые и дипломная работа были посвящены этой теме. Разработанную мной технику укрепления руин стали копировать другие сотрудники музея, работающие в данном направлении. В 2013 году у меня появился напарник. В том же году Херсонес получил мировую известность, его приняли в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.

На приложенных фотографиях к этой статье можно увидеть, что раньше Херсонес был вроде живого организма, где кипела деятельность по его изучению и сохранению, где толпами ходили туристы, с интересом наблюдавшие за археологами. А сейчас только одним запретом на купание потерян интерес волонтёров к этому объекту. Ведь этой бесплатной рабочей силе после работы, как минимум, нужно привести себя в порядок. Вдобавок, «деревянный макинтош» (настилы), опутавший всё городище, вообще ограничивает проведение каких-либо работ. Город стал поистине мёртвым.

Фото Анатолия Туманова