Есть ли у Севастополя повод вспомнить о «врагах народа»

30 октября в России отмечается День памяти жертв политических репрессий. При этом и в стране, и в отдельно взятом Севастополе много тех, кто предпочёл бы похоронить эту память навсегда. Ведь намного проще жить, считая, что в прошлом твоей Родины есть основания исключительно для гордости.

Жертва сама виновата?

Насколько честна эта трусливая позиция по отношению к жертвам репрессий? Ответ, наверное, очевиден. С таким же успехом можно запрещать говорить о жертвах уличных убийств, разбоев и прочих видов насилия — ведь гораздо приятнее считать, что ничего подобного в наших городах и сёлах не происходит. Ну а пострадавшие виноваты сами — не надо было ходить по тёмным улицам. Или носить дорогую одежду. Или ярко красить глаза.

О том, как прокатились репрессии 30-х годов по Севастополю, ForPost рассказывал в апреле 2025 года. В том числе пострадало и большое количество военнослужащих Черноморского флота, включая командный состав. Причём пик репрессий на флоте пришёлся на 1937-1938 годы, то есть опытные военные кадры выкашивались незадолго до Великой Отечественной войны.

«Репрессии по отношению к командному составу не только ослабили флот, но и очень сильно повлияли на моральное состояние военнослужащих. <...> Пострадала инициатива: не высовываться — известный способ обезопасить себя. К тому же матросы начали задаваться вопросами — а все ли команды флотского начальства правильны? А вдруг командир — враг народа, мы же все такие примеры видели! То есть репрессии создавали гнетущую психологическую атмосферу. Выросло пьянство, повысилась аварийность — люди боялись сигнализировать о непорядке, чтобы не попасть в число врагов. А с другой стороны, если не доложишь и что-то произойдёт — тоже окажешься вредителем», — говорит о царившей тогда на флоте атмосфере историк, автор нескольких книг Дмитрий Соколов.

Показательна в этом смысле знаменитая фотография 30-х годов, запечатлевшая пятерых представителей Черноморского флота, которые что-то горячо обсуждают. Точнее, горячится на фото один из них — командующий Черноморским флотом Иван Кожанов, вскоре после этого обвиненный в антисоветском заговоре и после пыток расстрелянный в возрасте 41 года. Но страшная судьба постигла не только его: из пятерых запечатлённых на этом фото трое (Кожанов, командующий Морскими силами Чёрного моря Владимир Орлов и начальник политуправления Черноморского флота Григорий Гугин) были в конце 30-х расстреляны, а четвертый, начальник особого отдела Морских сил Чёрного моря Вольдемар Бирн (на фото стоит позади Кожанова), — репрессирован, осуждён и в январе 1942 года умер в заключении.

Несколькими месяцами позже, в январе 1943-го, в тюрьме города Саратова умер ещё один «враг народа» — выдающийся учёный, генетик, ботаник и селекционер Николай Иванович Вавилов. У севастопольцев есть особый повод вспомнить об этом человеке — именно благодаря ему в 1937 году в долине реки Бельбек была создана Крымская помологическая станция. Она была частью целой сети подобных опытных станций, созданных на территории СССР и имевших свою специализацию. Так, Дальневосточная специализировалась на новых сортах риса, сои, картофеля, а также содержала уникальную коллекцию дальневосточных и восточноазиатских растений; Волгоградская — на бахчевых, Сухумская — на эфиромасличных. В Севастополе же занимались выведением новых сортов плодовых культур.

В Севастополе должны были яблони цвести

Судьба Крымской помологической станции оказалась тяжёлой: в начале 1990-х её территория была затоплена, а значительная часть коллекции уничтожена. В 2007 году, как рассказывала «Севастопольская газета», было объявлено о банкротстве станции. В 2015 году, уже после воссоединения полуострова с Россией, выяснилось, что на неё претендуют как Севастополь, на территории которого она находится, так и Крым, поскольку станция находится в ведении Никитского ботанического сада. Наступил даже короткий период двоевластия: имущество было одновременно принято на баланс как Севастополя, так и соседней республики. Но в 2019 году помологическая станция площадью 217 га была передана в федеральную собственность, а затем — окончательно в ведение Никитского ботанического сада.

Как там дела сейчас — тема для особого материала. Мы же хотим напомнить о судьбе человека, стоявшего у истоков огромной работы, которая проводилась на всей территории страны. И, заметим, далеко не всем станциям была уготована столь же печальная участь. Так, Среднеазиатская, занимавшаяся созданием семенного банка сельскохозяйственных растений Центральной Азии, существует до сих пор как Узбекский научно-исследовательский институт растениеводства. Успешно действуют основанные Вавиловым хозяйства и в ряде регионов нашей страны. А стоимость коллекций основанного им генного банка сельхозкультур, самого значительного в мире, сейчас оценивается в несколько триллионов долларов.

Более подробно узнать о деятельности выдающегося учёного, основателя и директора Всесоюзного института растениеводства, человека, стремившегося сделать всё возможное для сохранения и совершенствования сельскохозяйственных культур, в том числе исчезающих, можно во множестве источников. Деятельность Вавилова была самым высоким образом оценена как международным научным сообществом, так, до поры до времени, и родной страной. В 1929 году он был избран действительным членом Академии наук СССР, назначен президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И. Ленина (ВАСХНИЛ) и вошёл в состав Коллегии Наркомата земледелия. Однако спустя несколько лет всё коренным образом изменилось. И значительную роль в этом сыграл любимец Сталина Трофим Лысенко.

Лысенко тоже оставил яркий след в науке, но след это грязный. Отрицая генетику, которую он называл буржуазной теорией, и грозя вбить кол в её могилу, это деятель буквально травил всех, кто был с ним не согласен.

Своё выступление на II Съезде колхозников-ударников в феврале 1935 года Лысенко посвятил разоблачению классовых врагов, которые затаились и в научной среде. Сталин на эти выпады ответил репликой «Браво, товарищ Лысенко, браво!».

Сам разоблачитель врагов в стане науки обещал советскому руководству те чудеса, которых оно так жаждало. Вкратце суть его взглядов можно описать так: всё живое, и растения в том числе, можно заставить изменить свои свойства, а новые сорта по-настоящему сознательный учёный способен выводить вдвое быстрее, чем это удавалось до сих пор. Отметился Лысенко и другими «подвигами». Севастопольцам, возможно, будет интересно узнать, как он боролся за урожай картофеля на юге страны.

Причиной его обращения к этой теме стало так называемое «вырождение картофеля»: в южных регионах СССР он давал всё более мелкие клубни, причём они всё активнее гнили. Реальной причиной служили вирусы, однако Лысенко этот факт категорически игнорировал, утверждая, что для улучшения «породы» надо сажать картофель не в тёплую, а в прохладную почву, то есть заниматься этим уже в конце лета. А также закапывать собранный картофель в траншеи, пересыпая его землёй — это якобы снизит потери от гниения клубней.

На деле это привело к огромным потерям собранного урожая — процесс гниения лишь усилился, а игнорирование вирусов и запрет на их исследование привели к огромному отставанию науки и отечественного сельского хозяйства, а также к распространению вредоносных для картофеля вирусов на всей территории страны.

Замучены и забыты?

Эта лысенковская эпопея с картофелем достигла апогея уже после того, как Вавилов был арестован. Случилось это 2 августа 1940 года. Как свидетельствуют архивные источники, в постановлении на арест говорилось, что «Вавилов ведёт борьбу против теорий и работ Лысенко, Цицина и Мичурина, имеющих решающее значение для сельского хозяйства СССР». Надо отдать должное части советских учёных — некоторые из них открыто выступили против этих обвинений. В частности, с ними были категорически не согласны академик Дмитрий Прянишников и известный учёный-биолог Ефрем Якушевский. Последний заявил: «… надо быть бессовестными людьми, иванами, которые не помнят ни своего родства, ни своего отечества и не знают, кем для нас, для института был Николай Иванович Вавилов».

Но это не помогло. Как утверждал сам учёный, обращавшийся к Лаврентию Берии, за 11 месяцев следствия его вызывали на допрос около 400 раз, а общее время допросов составило 1700 часов. Исследователи, работавшие с архивными документами, утверждают, что всё дело против него было сфабриковано от и до. Вавилова подвергали пыткам и унижениям, но даже во время полугодового перерыва (с сентября 1940-го по март 1941 года учёный содержался во Внутренней тюрьме НКВД, и на допросы его не вызывали) он продолжал работать. В тюрьме им была подготовлена рукопись книги по истории земледелия, уничтожение которой по решению НКВД научный сотрудник Центра по изучению отечественной культуры Института российской истории РАН Владимир Есаков позже назовёт «одним из самых чудовищных актов в истории науки».

Весной 1941 года, когда было арестовано ещё несколько генетиков, допросы возобновились. А 9 июля Николай Иванович Вавилов был приговорён к расстрелу. Но в исполнение приговор почему-то не привели. В октябре, когда началась эвакуация из Москвы, Вавилова этапировали в Саратов, где он находился до самой своей смерти.

Камера смертников, где, кроме Вавилова, содержались академик Иван Луппол, философ и литературовед, и инженер-лесотехник Филатов, находилась в подвале. На прогулку заключённых не вывели ни разу. В 1942 году высшая мера наказания для Вавилова была заменена 20 годами лишения свободы. Как предполагают исследователи, свою роль в этом могла сыграть настойчивость уже упоминавшегося здесь академика Прянишникова — он смог добиться личной встречи с Берией благодаря тому, что жена Берии, Нина Теймуразовна, была его аспиранткой.

Но положение Вавилова от этого не улучшилось. Состояние здоровья его к тому времени было очень и очень плохим: в тюрьме он переболел воспалением лёгких и дизентерией, а в последний год жизни страдал дистрофией. Всё это привело к упадку сердечной деятельности и смерти. По крайней мере, о нарушении сердечной деятельности говорится в официальном врачебном акте.

Конечно же, впоследствии Вавилов был полностью реабилитирован, и мировая его слава сейчас огромна. Но утешением это не становится. В 1985 году в Москве состоялась премьера документального фильма «Звезда Вавилова». И присутствовавший на премьере профессор-генетик Владимир Эфроимсон сказал горькие слова, которые невозможно не привести.

«Я не обвиняю авторов фильма в том, что они не смогли сказать правду о гибели Вавилова. Они скромно сказали — „погиб в Саратовской тюрьме“… Он не погиб. Он — сдох <...> от пеллагры — это такая болезнь, которая вызывается абсолютным, запредельным истощением. Именно от этой болезни издыхают бездомные собаки… Наверное, многие из вас видели таких собак зимой на канализационных люках. Так вот: великий учёный, гений мирового ранга, гордость отечественной науки, академик Николай Иванович Вавилов сдох как собака в саратовской тюрьме. И надо, чтобы все, кто собрался здесь, знали и помнили это».

Сколько их было, таких, как Вавилов, — оболганных, униженных, замученных? Споры об этом продолжаются по сей день, но это не тот случай, когда расхождения в цифрах могут иметь решающее значение — каждый человек с такой страшной судьбой заслуживает покаяния и памяти. Да не забудутся их имена никогда, как бы этого ни хотелось любителям лакированной истории.

Ольга Смирнова
Фото: Википедия, общественное достояние