Странно, откуда у меня такое чувство, что я, носясь вот уже шестой месяц с фотоаппаратом по городу, делаю что-то очень важное и нужное?

Нет, вообще-то я фотографирую класса с шестого. Ни мама, ни я теперь не можем вспомнить, откуда у нас в доме взялась "Смена-6". Скорее всего, что аппарат незадолго до смерти купил отец. Ему всегда всё было интересно, и, возможно, он хотел приобщить к этому делу меня. Однако моя очередь заняться фотоделом подошла нескоро.

Помню пережитое потрясение от увиденного впервые волшебного  появления изображения на бумаге, плавающей в кювете с проявителем. В свете красного фонаря оно становилось всё ярче и чётче (впрочем, далеко не всегда: ведь мои друзья, хотя и снимали уже тогда  "ФЭДами" и "Зенитами", тоже были детьми), и вдруг ты с изумлением узнавал на нём то, что происходило месяц назад на лыжной прогулке или в школе на переменке!

Как же мы, помню, хохотали, сидя в душной кладовке (называемой в Сибири темнушкой) чьей-нибудь двухкомнатной хрущёвки, от нетерпения нагревая фотобумагу на лампе или просто пальцами для скорейшего проявления изображения. Я могла бы заниматься этим действом ночи напролёт, но у друзей отдыхали перед сменой на металлургическом комбинате родители, или братьям и сёстрам надо было делать уроки, а мы своим гвалтом им мешали.

Со временем и я приобрела всё необходимое для фотодела, перестав от кого-либо зависеть. С помощью моего фотоувеличителя "Нева", наверное, у половины друзей укомплектованы фотоальбомы сначала из школьной, а позже и из студенческой жизни. (О качестве снимков той поры скромно умолчу :)). Но однажды в походе мою бессменную "Смену" нечаянно утопили в реке. Будучи однолюбкой, горе я переживала тяжело: не было у меня лучшего друга. В своё время я не согласилась сменять её даже на "Зенит-ЕТ", но таких "Смен" больше не выпускали. "Смена-8" же меня не устраивала. Тем не менее, снимать хотелось, и я купила белорусскую "Вилию", с которой не расставалась ровно 33 года. Разумеется, все значимые события жизни, включая стадии роста собственного ребёнка, запечатлевались ею.

Но потом наступил короткий период, когда стало казаться, что все возможности аппарата исчерпаны. Появились какие-то "цифровики", и сделанные с их помощью снимки, как казалось тогда, являются верхом фотографического искусства, которого мне никогда не достичь. В это время "с горя" и был мною выброшен всем мешавший чемодан старых чёрно-белых фотоплёнок. Наконец-то в семье обрадовались: я бросила заниматься тем, что, как постоянно твердили домашние, "никому не нужно". Об этом чемодане лучше и не вспоминать. Избавление от него было с моей стороны самым обыкновенным предательством. Тем более, что буквально через несколько месяцев в городе появилось оборудование, позволившее со старых узких чёрно-белых плёнок делать прекрасные фотокарточки. И всё равно, не появись у меня в гостях (а я тому времени уже давно покинула Сибирь) чета одноклассников, я бы долго ещё не решилась приобрести цифровой фотоаппарат. Взяла простейший, первый попавшийся. И - понеслось.

Сколько он сразу дал свободы! Не надо искать источника питания для вспышки, в памяти аппарата помещаются не жалкие 36 кадров, а целых 100, 200 и даже больше, неудачные из которых можно удалять, освобождая место для новых. А, главное, не нужно неделями ждать, когда тебе проявят плёнку, на которой ты с сожалением увидишь, что из 36 получилось  лишь треть удачных кадров, печать с которых снова придётся ждать неделями...

Со временем вскрылись не только преимущества, но и недостатки моей третьей любви - "Соньки". Но это только добавило азарта. Тем более, что совершенно неожиданно я осталась без работы, и, пребывая на пенсии по выслуге лет, вдруг поняла, насколько я, потеряв заработок, …разбогатела. Ведь у меня теперь появилась уйма времени! Утра – мои, вечера – мои! Мне не нужно переживать, что, просидев ночь за ноутом, на следующий день я не буду в форме (при моей работе это было абсолютно недопустимо). Теперь же я могла встать в 4 утра и спокойно отправиться фотографировать рассвет, не нервничая, что могу опоздать на пятиминутку…

Впервые за много лет я вышла в город в новом статусе вольного человека, и вдруг поняла, что город-то я и не знаю! Многие из нас всю жизнь живут по схеме: «Дом-работа-дом». Помню, как впервые я заглянула в подворотню, мимо которой ходила 25 лет, и ахнула: так поразил меня открывшийся вид. И такие виды с тех пор представали передо мной ежедневно по несколько раз. Когда я хотела запечатлеть что-то интересное (а интересным стало всё!), то к цели я шла, как зомби, преодолевая любые преграды. И тут неожиданно выяснилось, что я не утратила способность лазать по деревьям и сигать через заборы, хотя ни это, ни то, что я напрочь забывала о еде, всё равно не помогало сбросить лишний вес. Наверное, потому, что я находилась в постоянном стрессе, переживая, что на экране монитора снятое мною представало совсем не в том виде, чем  было в видоискателе.

Кстати, детство вспомнить пришлось не от хорошей жизни. Человек я законопослушный. То, что фотографировать нельзя (людей в интимной обстановке и военные объекты), не снимаю. Но у нас же народ любыми способами пытается отгородить от соседей буквально всё. Например, можно долго идти по улице и попасть в несанкционированный тупик, что вынуждает тебя, возмущаясь, преодолевать ту же дорогу обратно. Проходы между домами, лесенки, сквозные подъезды, предназначенные для сокращения людям пути, обычно перекрываются, чем ни попадя. Там, где живут высокопоставленные чины, ставится кованый дорогущий забор, и для таких, как мы, на ворота вешается огромный амбарный замок. А сколько появилось глухих двухметровых стен там, где по проекту были пешеходные дорожки! В менее богатых районах вопрос вообще решается просто: горсоветовская земля отгораживается колючей проволокой, либо на ней что-то строится. Если же это тротуар, то на него вываливается куча любого мусора или огромная бетонная плита, и люди, устав ежедневно её обходить, навсегда отказываются пользоваться этой дорогой. Властям до такого ущемления прав рядовых горожан дела вообще нет.

Но снова, и снова я ехала, шла, лезла туда, где не смогла снять так, как хотелось, с первого раза. Хорошо, если можно было дождаться подходящей для этого погоды, или приобрести соответствующую обувь, чтоб пробраться в трудно доступное место (гардероб, в который раз за последние 5 лет, опять пришлось поменять, отказавшись от каблуков и рискнув влезть в брюки, которые никогда раньше не носила). Хуже обстояло дело, когда ничего уже нельзя было исправить, например, если ночью поднялся ветер, и листва, которую хотелось запечатлеть, облетела. А доживёшь ли до следующей осени? Кто знает. Да и будет ли она такой же? Не сломает ли эту брусенецию чья-нибудь жестокая рука, не кинут ли ветви этого красавца-церциса в костёр БОМЖи?..

Именно в этот счастливый период я начала понимать, что что-то в моей душе меняется в отношении к городу. И меняется в лучшую сторону, хотя поводом для этого бывали встречи не только с прекрасным. Просто я стала узнавать его. А ведь любишь именно то, что знаешь.

По этой вот улице я тоже хаживала не раз, но только сейчас, держа в руке фотоаппарат, вдруг застыла в изумлении: надо мной раскинулась глубокого зелёного цвета пушистая, старая, но полная сил, сосна, к которой прильнул весь в жёлтом абрикосик. Удалось же людям вырастить такую красоту! А всё потому, что сажалось это всё явно сразу после войны, в период восстановления города. В то время никому и в голову не могло придти отломать ветку дерева или затоптать цветок. Нынче же вырастает только то, что современным вандалам недоступно. Иногда удаётся даже "поймать" в объектив верхушку какого-нибудь экзотического растения, выглядывающую из-за высоченного забора с видеокамерами.

Кстати, о заборах. Иду давно знакомой дорогой, и вдруг вижу, что привычный взору знакомый соседский забор преобразился: он из зелёного стал …сиреневым. В сумерках это выглядело просто фантастически. Подхожу ближе – и "Ах!": оказывается, на нём вмиг распустились необыкновенной красоты цветы никогда ранее не виденного мною вьюнка.

Достать фотоаппарат, который всегда со мной, – дело секундное. Щёлк – и вот уже на экране сиреневый колоколец, а в душе – песня. Осматриваю дом. Небольшой такой, каждый день мимо хожу: ничего особенного. И вдруг слышу лязг воротного засова. Буквально с кулаками на меня пошла вполне приличная на вид женщина моих лет.

- Какого чёрта! – Заорала она. – Я вызову милицию!

- Зачем? – Изумилась я.

- А нечего тут фотографировать. Это частная собственность!

- Простите. - Возразила я. – Но лианы свисают прямо над дрогой, и, снимая их, я не нарушаю никакого закона.

- Чё, умная!? – Заорала хозяйка Красоты. – Убирайся отсюда! У меня вон и видеонаблюдение есть.

О-о-о, если в ход пущено такое, по-прежнему самое в нашей стране страшное ругательство как "умная", то найти общий язык шансов нет. Проверено.

И всё же я предприняла попытку, кивнув на указанную (и, как оказалось,  не одну) камеру:

 - Снимайте сколько угодно. Я ближе, чем на 5 метров к Вашему забору даже не приблизилась. А вот живём мы рядом. Я-то думала, Вы мне по-соседски ещё и название цветов скажете.

- Ага, щясс! – Прошипела тётя. – Ещё тебе и название. Я не хочу никакой рекламы.

- Так я и не собиралась ничего рекламировать. – Ответила я.

- Иди, иди отсюда, пока я на тебя собаку не спустила! – Продолжала бесноваться счастливая владелица ЧАСТНОЙ собственности.

Нужно было поспешать: во дворе и вправду раздалось угрожающее рычание, слившееся с не менее грозным хозяйкиным, посылавшей мне вслед проклятья. Ничего, ведь со мной были драгоценные кадры. Я их тут же выложила в Интернет и сразу получила массу откликов с фотографиями и названием лианы, у нас пока что считающейся экзотом, в отличие от подобных хамок, АНТИреклама поведения которой, теперь, надеюсь, обеспечена.

На следующий день была пасмурная погода, и я, планируя  отправиться на съёмки в один из отдалённых районов города, надела то, в чём обычно работаю на участке под окном: комбинезон, штормовку и "гриндерсы". Но, проходя мимо опять же близ расположенного от моего дома двора, случайно бросила взгляд в его глубь, и остановилась, как вкопанная: чьей-то заботливой рукой здесь когда-то, похоже, с учётом правил паркового искусства, были посажены мои любимые скумпии.  Я сразу поняла, что "зависну" здесь надолго. Эти удивительные деревца, совершенно скромные и незаметные в остальные времена года, осенью, обретая оттенки листьев всех цветов радуги, сказочно преображается. Конечно же, захотелось оставить это великолепие себе на память. Не успела я сделать шаг во двор, как мне навстречу с укором "Ну, наконец-то!" бросилась молодая девушка. Я вопросительно смотрела на неё, а та начала рассказывать о каких-то проблемах с отоплением. Как жаль мне было развеивать её надежды, говоря, что я вовсе не теплотехник, которого они так долго ждали!

- А кто же вы тогда?! – Удивлённо спросила она, кивая на мой "прикид".

- Да я просто мимо шла. Увидела вот эту красоту. Захотела сфотографировать.

- Красоту? – Удивилась девушка. – Где?! – И она недоуменно обвела взглядом двор.

- Да вот, - говорю и восхищённо показываю рукой на садик. – Эту всю.

Она ещё раз посмотрела туда, куда показывала я, пожала плечами и понимающе усмехнулась: "Ну, что, мол, с полоумной возьмёшь?"

И я сразу вдруг увидела массу ненавидимых мною пластиковых бутылок, выглядывающих из-под пылающих скумпиевых листьев, смятые пластиковые же стаканчики, знаменитые наши "красные шапочки" из-под аптечного спирта, шприцы наркоманов… Работать в фотошопе я не умею, значит, опять всё это будет видно на снимках… Нет, я, конечно, пофотографировала немного, но уже без того энтузиазма, который так необходим, чтобы сделать хороший кадр.

В следующий раз я решила изменить имидж. Надела сапоги на каблуках, кожаное пальто, шляпу, а, главное, применила декоративную косметику, что делаю в исключительных случаях, и вновь отправилась на фотоохоту, благо, путь мой не лежал далее центра города. Мимо подворотни, в которую заглянула на сей раз, я также ходила лет двадцать. Сколько помню, ворота там всегда были сломаны и буквально вросли в асфальт, но это не помешало мне обратить внимание на остатки их былой красоты и только  прибавило желания запечатлеть их на снимке. Ведь всё постепенно меняется. К радости живущих в неблагоустроенных домах и огорчению художников всех мастей старый город с его наивным очарованием уходит: надо торопиться! Робко входила я под арочный свод, боясь спугнуть стайку наших, как всегда великолепных разношерстных котов. Полуразрушенная лесенка, покосившиеся двери сарайчиков, над которыми в контрОвом  свете  золотилась софора, небольшая, чуть поодаль усыпанная багровыми листьями площадка с бабушкой в красном на дальней скамеечке… Готовый трогательный пейзаж из далёкого прошлого. А тишина такая, словно этот дворик не находится в нескольких метрах от одной из самых оживлённых городских магистралей. Я уже, было, собралась сделать снимок всей этой почти нереальной ностальгической картинки, как кто-то тронул меня за рукав: "А меня не сфотографируете?" Передо мной стоял крупный мужчина весьма колоритной внешности: смеющиеся глаза, залихвацки заломленная на затылок кепка, какие-то разбитые чоботы и вязанка дров в руках. Я с радостью согласилась, так как снимать людей стесняюсь: вдруг им это не понравится. (Так что, папарацци я себя напрасно тут окрестила:)). И вдруг такая удача: человек сам предложил! Мы выбрали с ним место на самом разрушенном участке лесенки прямо под свисающими ветвями софоры. И только мой возрастной натурщик принял весьма живописную позу, как откуда-то раздался истошный крик: "Чего вы тут лазите?! А ну, пошли вон отсюда, наводчики проклятые!!". Не случился уже второй снимок, и я занервничала, тем более, что не было видно, кто и откуда кричит. А оно продолжало вопить скрипучим старушечьим голосом: "Я вот вас сама сейчас на мобильник сниму, что б было что предъявлять  в милиции!" Наконец, мужчина указал мне на окно на первом этаже, откуда раздавались эти вопли.

 Приблизившись, я к своему удивлению увидела в нём нарядно одетую и весьма миловидную женщину моих лет, чем-то похожую на актрису Веру Малеванную. Она действительно снимала нас с помощью мобильника,  просто-таки трясясь от гнева. Я попыталась её успокоить, предъявив свою визитку и объяснить, что это какая-то ошибка: я такая же севастопольчанка, как и она, и просто хочу сделать снимок этого замечательного старого дворика, чтобы повесить его в рамочке над своим столом. На что она буквально зашлась в крике, оскорбившись тем, что "какая-то аферистка" считает себя ТАКОЙ ЖЕ, как она. Ведь благодаря ей, квартиры не обворовывают.

- Тут ЧАСТНАЯ собственность! – Швыряя мою визитку, гордо изрекла  она. – Мы скоро позакрываем все эти ворота, что б такие, как вы, тут не шастали!! Думаешь, шляпу одела, да морду раскрасила, так я тебя, падлу, и не узнала?!

И дама решительно нагнулась за чем-то, чем, наверное, можно было в меня  швырнуть. "Рыцаря" с дровами, естественно, и след давно простыл. Я также стремглав выскочила из подворотни и словно вернулась в реальный мир из фильма "Зеркало для героя".

Сердце бешено колотилось, но я вдруг увидела во дворе напротив совершенно потрясающую …лиану… Её мощный змеевидный ствол многие годы так упорно и причудливо обвивал балясины ограждения, что некоторые из них даже разрушил. Это была уже готовая картина средневекового итальянского художника. Я видела её в чёрно-белом варианте, но – увы – снять не могла: ворота, ведущие в этот двор, как раз были закрыты. Уж я и так, и эдак плясала перед решёткой, пытаясь просунуть через неё фотоаппарат и хотя бы разочек "щёлкнуть", но ничего не получалось. И вдруг меня опять трогают за рукав… Я подскакиваю, как ошпаренная. На меня с надеждой смотрят глаза пожилой женщины:

- А Вы, наверное, по поводу ремонта нашего забора? - Робко, словно боясь спугнуть свалившееся счастье, спросила она. – Мы так долго Вас ждали!

Я тяжко вздохнула и одним махом выпалила:

- Нет, я обыкновенная городская сумасшедшая, которая фотографирует на память Красоту. Вот эти лианы, например.

К моему удивлению, женщина ответила:

- Ну почему же сумасшедшая? У нас вообще во дворе очень красиво. И в "Славе Севастополя" про нас писали как-то. Жаль только, что прошлой зимой растение вымерзло, и остался только его остов.  А ведь и вправду хорош! – Улыбнулась она. – Выкорчевать вот только да новое посадить у нас уже сил нет, а РЭПы, сами знаете, ничего не делают. Вот убъёт кого-то разрушенной балясиной, тогда, может…

И она, открыв ворота, предложила мне …пройти во двор:

- Снимайте, сколько хотите. А, уходя, защёлкните замок, пожалуйста.  Удачи Вам.

От неожиданности я чуть не забыла её поблагодарить.

Присев на скамеечку, я, наконец-то отдышалась. Почти такой же дворик: сарайчики, бельё на верёвках, уже увядшие цветы на клумбах, обрамлённых белёными камешками, и, конечно же, наши жирные пушистые янтарноглазые коты. А лианы… Это вообще – сказка! Вот уж где я напрыгалась досыта с фотоаппаратом!  Благодаря своей неизвестной покровительнице, в этом дворе я ощущала себя в полной безопасности, как будто раненая партизанка, спрятанная  сердобольной крестьянкой от оккупировавших деревню немцев.

После встречи с чем-то или кем-то хорошим снова обретаешь возможность "незамыленным", как говорится, взглядом смотреть на мир. Что  это там пылает меж выложенных в шахматном порядке кирпичиков? Не от этого ли "костра" они так порыжели? Да это же виноград! Причём какого-то совершенно необычного, скумпиевого оттенка! И сколько!! Пышными пасмами он свисал с четырёх балконов, обрамляя собой вход в подъезд и падая прямо на ведущие к нему ступени. Я долго стояла в изумлении, не отрывая от этой красоты глаз.

 А потом, тяжко вздохнув, направилась во …двор. Фотографировать. Несмотря на последнюю удачу, я уже не могла чувствовать себя раскованно. Внутренне я вся была напряжена, ожидая грубого окрика. И после первого отснятого кадра он не замедлил раздаться:

- Что Вы снимаете, женщина?! Кто разрешил?!

- Снимаю виноград. На это разрешение не требуется. -  Обречённо-равнодушно ответила я, намереваясь уйти, пока не побили. Но подошедшая ко мне дама смотрела дружелюбно. У неё явно было желание поговорить. Мы присели на скамеечку, с трудом уместившись на единственной качающейся рейке.

- И как это ворота оказались открытыми? Их недавно таким мощным засовом оборудовали. Не все ещё, наверное, привыкли. – Вздохнула  она. – Мы вообще-то блюдём, чтоб во двор никто не мог проникнуть. Тут вечно крутятся с фотоаппаратами, да только не как вы, желая просто снять красоту, а для того, чтоб отвоевать у нас часть территории под свои нужды: дом-то, видите, как выгодно расположен? А мы абсолютно все квартиры приватизировали, создали кондоминиум, но вот  ни территорию, ни подвалы отвоевать не можем.

- Но, послушайте, - возразила я – ведь через ваш двор ведёт столько дорог! У нас город расположен на горах. И архитекторы, и строители – спасибо им! – предусмотрели множество вариантов, с помощью которых можно напрямик попасть, например, с Большой Морской на улицу Ленина и т. п.  Ведь обходить очень далеко! А вы хотите лишить людей такой возможности! Хватит нам Приходько с его "Диалогом", отнявшим столь необходимую лестницу у главпочтамта.

- Да мне плевать на людей! – Вдруг окрысилась она. - Уже месяц, как ворота закрыты, а запах мочи не выветривается. Сюда все кому не лень годами ссать-срать-рыгать заходили, все наши скамейки-качели переломали. Я узнавала: можно приватизировать и двор и всё закрыть на… Между прочим, сегодня День самоуправления. Слыхали о таком?

"Слыхать-то слыхали. - Подумала я. - Только у нас он как-то больше самоуправством попахивает".

Недавно, снимая платан в осеннем наряде, за спиной услышала голос рабочего, штукатурившего стену чьей-то очередной пристройки к дому: "Торопись, а то на днях забор здесь ставить будем. Больше сюда не пройдёшь!"  Я огляделась и увидела, что действительно, дворик с шестью разноэтажными домами, который я очень люблю и через который сокращаю путь уже 25 лет, обнесён высоким цоколем с отверстиями для мощных столбов.

- Но ведь нельзя закрыть ВЕСЬ двор! – Удивилась я тогда.

- Ещё как можно! – Ответил рабочий. – Тут один богатенький выкупил целиком два дома, расселив коммуналки. А то, что он решил весь двор закрыть на замок, жильцы соседних домов только поприветствовали. Не будут тут шляться всякие. Так-то! – Хохотнул он. "Ага. Типа меня… - Подумала я. – Или моей мамы, которую я в костюме с наградами тут под золотым дождём в день Победы фотографировала".

Ну да. Им всё можно. И без этого в городе полно закрытых дворов, куда ни "Скорой", ни такси, ни пожарной машинам не проехать, а, главное,  ЧУЖИМ не пройти. Нам, ЧУЖИМ останутся только прямые пыльные улицы, шаг влево и шаг вправо с которых – пиши расстрел. Очень скоро я в этом в очередной раз смогла убедиться.

Зонт понесла в ремонт. Мастерскую еле нашла. Захожу во двор… Ну, далее, думаю, вы уже догадались: там опять "Зеркало для героя". Такое впечатление, что попал как минимум в голодный 46-ой или 47-ой год прошлого века, а, может, и в более ранний период. В углу свалка  "антиквариата", за ней покрытые жирным зелёным мхом ступени, ведущие в подземелье, откуда с воплями на свет вспышки выскакивают ошалевшие коты. На узловатых верёвках, перекинутых через блоки и протянутых от стен к деревьям, сушится какое-то жалкое тряпьё. Везде разнокалиберные трубы со свисающими с них лохмотьями изоляции. А неподалёку группа рабочих монтирует лестницу, ведущую к явно не вписывающейся в экстерьер своим кричащим богатством пристройке с торцевой стороны одного из дряхлых домов. И я вижу, что от этой группы отделяется человек и направляется ко мне. "Ну, всё. – Подумала я. – Сейчас мне разобьют фотоаппарат, а то и физиономию!" И, хотя я знала, что ни в чём не виновата, стала судорожно запихивать камеру в сумку. А она, как на зло, не запихивалась… И вдруг я услышала:

- Барышня! Вы не то снимаете. Если вы действительно интересуетесь историей города, то снимите-ка лучше вот эти камни, из которых сложен дом. Ведь им аккурат, 104 года исполнилось!

Мужчина показал мне на участки отставшей штукатурки. Я снова вынула фотоаппарат… А далее последовал интереснейший рассказ и  экскурсия с вылазкой на чердак. Завершая грустное повествование о жившей в этом доме женщине, которая в годы оккупации города якобы сварила из своей соседки холодец, мужчина указал место, где она после рассмотрения в комендатуре  заявления дочери погибшей и была расстреляна фашистами.

Мой интересный собеседник отправился к своей бригаде. А я всё стояла, потрясённая рассказом, и потому не сразу сообразила, что гнев этой откуда-то взявшейся тётки, угрожающе размахивающей при беге шваброй, направлен именно на меня. С балкона её подначивала такая же лохматая соседка в рваном халате с явным «фациалисом»:

- Таська, я узнала! Это точно она! Помнишь, как она хотела у меня квартиру-то отобрать! Опять припёрлась! Бей её!!!

Ох, давно я так не бегала.

…………………………………………………………………………..

Зонтик до сих пор остался не починенным.

Ну, что, остаётся только позавидовать солидарности этих женщин, дружба которых, начавшись, наверное, в годы войны, закалилась в ещё более трудное мирное время, как говаривал Жванецкий. Кинется ли кто-то вот так, со шваброй наперевес, защищать парализованную меня от бандитов-грабителей? Вряд ли. И стало мне совсем грустно. Двадцать шестой год уж я здесь живу, и так стараюсь, так стараюсь  полюбить этот город…

Я бесцельно брела по улице, пока взгляд не упёрся в ядовито-жёлтый почтовый ящик, на котором, как водится, буква "ш" в слове "пошта" было исправлено на "ч". Полегчало. Оглядываюсь посмотреть, что же это за улица. Три дома вокруг. На каждом написан номер "1". И всё. Никаких названий. Шедшая мимо женщина приветливо спросила, не ищу ли я чего-то. Объясняю. Она тоже как-то не сразу соображает, а потом начинает рассуждать:

- Ну, вот если комендатура была в шестом…

- Какая комендатура??!! – С изумлением перебиваю её я.

- Так немецкая. – Спокойно отвечает женщина. – Немцы ж город-то бомбить не планировали. Они тут жить собирались.

- И что, этот дом с тех пор сохранился?!

- Да в первозданном виде. Хотите, покажу?

Ещё бы я не хотела?!

И вот он этот невзрачный двухэтажный домик, где был подписан приговор нашей каннибалке (если, конечно, рассказ моего самодеятельно экскурсовода не грешил неточностями). Почти полностью историческое здание потонуло в тени соседнего, нелепого в своей, так неуместной тут роскоши очередного ТИПАНЕЗАКОННОГО "хмарочоса", назойливо бросающегося в глаза буквально из любой точки города.

Поделилась я как-то этими своими мыслями со знакомой, севастопольчанкой в третьем поколении. И она пообещала подарить мне в  коллекцию несколько не менее достойных впечатлений.

- Если там всё, конечно,  по-прежнему. - Добавила она.

- ?!

- Просто с тех пор, как наша семья не от хорошей жизни  переехала из того района, прошло 20 лет. И я, не желая будить воспоминания, никогда туда больше не ходила. Теперь всё позади, и уже можно.

- А ты думаешь, там что-то с тех времён сохранилось? – Недоверчиво спросила я.

- Посмотрим. – Лукаво улыбнулась она. – Зная наш народ, думаю, мы получим большое удовольствие.

Надо сказать, что впечатления превзошли все наши ожидания. На месте оказались не только сколоченные её дедом стол и скамеечки для вечерних посиделок соседей, Деревья Детства, кормившие не одно поколение чумазой  окрестной ребятни сочными ягодами чёрной шелковицы, старые сараи, потайные тропинки, лаз в бомбоубежище, где однажды кто-то застрял, дедовский гараж, давно принадлежащий другим людям, а внешне совершенно не изменившийся, но даже старое  авто, зачем-то навечно привязанное одним из жильцов мощным тросом к дереву более 30-ти лет назад. 

Я была потрясена. Словно и моё детство разглядывало меня в щелки  этой высокой стены из крымбальского камня и невзначай высовывалось из-за трогательной зелёненькой шторки ржавого автомобиля с наполовину вросшими в асфальт колёсами. Разумеется, всё это мы непрерывно снимали, и вдруг знакомая говорит:

- Странно: столько мы уже тут торчим, а нас ещё никто не обругал! Не может быть, чтобы нас никто не видел.

- Но, во-первых, идёт дождь. – Улыбнулась я. – А, во-вторых, за что нас ругать-то? – Мы ведь даже не посидели на скамеечке, сделанной твоим дедом, к автомобилю не прикоснулись! А вот  то, что он тут стоит, захламляя двор и восхищая, в отличие от нас,  далеко не всех, наверное, больше похоже на нарушение общественного порядка?

- Видишь ли, отец владельца этого авто был большим начальником…

-А-а-а… Ну, тогда можешь не продолжать…

И тут раздался крик.

- Я уже битый час за вами наблюдаю. Вы когда уйдёте отседова? – Заквохтал кто-то в фиолетовом на балконе верхнего этажа (аккурат, рядом с Балконом Детства). – И лазят, и лазят! Чего нада??!!

- Здравствуйте! Видите ли. - Начала я. - Одна из нас здесь родилась и выросла. Пришли вот детство вспомнить.

- Чего?! Ты чё врёшь, бесстыжая?! – Заорало фиолетовое толстое. – Да  я тута с тыща двитсот псят фторого, а твоей наглой рожи не припомню. И вторую-то  я теперь тоже опознаю, ежели что. Убирайтесь, пока милицию не вызвала!

- А "ежели что"!? – Азартно закричала я в ответ. Но знакомая уже тащила меня  со двора:

- И это всё, как в детстве…

- А, что, и тогда так же ругались?

- И тогда... Мы же, ребятня, старались "козьими тропами" в школу бегать: путь сокращали. Вот пока бежишь, всяко облают. Возвращаешься, – опять…

- Так а за что?!

- Ну, как? Ни за что. "Для порядку". – Грустно улыбнулась знакомая.

- А я слышала, что когда начинаешь фотографировать где-нибудь в европейском городе, то люди там начинают тебе подыгрывать, позировать, давать пояснения или, улыбаясь, отойдут, чтоб не мешать съёмкам.

- Ну да. А у нас, вишь, как. А мы и не задумываемся. Привыкли. Вроде, так и надо.

Невольно вспомнили статью из "Славы Севастополя", в которой Андрей Маслов рассказывал о нашей студентке, несколько лет прожившей в Европе, и вернувшейся обратно. Первое из её впечатлений о городе было то, что за эти годы практически ничего не изменилось: всё то же "знаменитое севастопольское хамство", к которому ей очень не хотелось снова привыкать.

Бедные, бедные наши людюшки, как говорит моя мама. Живущие в вечном страхе остаться голодными и раздетыми, обворованными и лишёнными жилья, перемёрзшие и униженные дома и на работе, в этой нескончаемой войне за элементарные права свои они, похоже, утратили гены, позволявшие доверять друг другу, видеть и беречь Красоту, но ещё способны  стыдиться  своей неустроенности и тщете попыток хоть что-то изменить к лучшему.

- А ты заметила, - пыталась шутить я, - каким авторитетом у населения пользуется наша милиция?

Но улыбки у нас получились каким-то кривыми.

- Девчонки! Чё такие грустные?!

Раздалось за спиной.

- За девчонок, конечно, спасибо…

- Не, спасибо – мало. Вот если бы вы нас с корешами сфотографировали. – Тараторил самый трезвый. – А то когда ещё с ними увидимся…

- С удовольствием. – Ответила я и сделала пару кадров.

Договорились, когда и где они заберут снимки. Пацаны ещё долго нас благодарили и махали вслед.

Ну, хоть кому-то мы сегодня настроение не испортили.

Р. S.

Я не указываю здесь конкретные адреса и не помещаю снимки, на которых есть и  большинство моих визави. На самом деле – это некая собирательная картинка гораздо бОльшего количества встреч за довольно короткий промежуток времени. Ведь подобные истории могли случиться в любом другом городе и с другими людьми.

Или всё же не могли?

Екатерина Васильева