Лихие 90-е в Севастополе глазами главы города: бригады метельщиц, «поезд дружбы», 40 тыс. земельных участков, Кондратевский

Один из самых сложных периодов современной истории — развал СССР и первые годы независимости бывших советских республик, которые в народе прозвали «лихими девяностыми». Севастополю также пришлось пройти эти испытания, правда, со своими нюансами.

Как выживали люди и город в то непростое время — в рамках цикла ForPost «Лихие 90-е в Севастополе: глазами очевидцев» рассказывают рядовые граждане и высокопоставленные чиновники.

Начинаем серию с воспоминаний Ивана Ермакова, который руководил городом с февраля 1991-го по январь 1994 года.

Крах государства

Поначалу никто не верил, что такое может произойти. Нас воспитывали, что СССР — это великий, могучий Советский Союз. И даже мысли не приходило, что он может в один момент прекратить своё существование. Конечно, для меня это особенно было шокирующе. Во-первых, в тот момент я — полковник морской авиации, начальник Севастопольского авиационного предприятия Министерства обороны СССР, впервые на территории всего Советского Союза кадровый военный избран руководителем города, притом такого знакового, как Севастополь. Обстановка была крайне напряжённая, с деньгами туго. Все эти перестройки закончились как бы ничем. Уже было понятно, что республики становятся государствами, объявляют независимость и мы уходим в состав Украины.

Куда пойти? Куда податься? Непонятно. Народ говорил: мы хотим в Россию. Начались митинги — буквально чуть не каждую неделю. И я, как руководитель, выходил к людям — к тысячным коллективам — и пытался говорить, что да, мы за то, чтобы быть в составе России, но, к сожалению, нас не хотят там видеть и не пускают.

Когда была уже объявлена независимость Украины, нас тоже пригласили: командующего флотом, меня, Николая Багрова (председатель Верховного Совета Крыма) на этот сбор в Киеве об объявлении независимости. Тогда впервые внесли флаг жёлто-голубой.

Для нас, для Севастополя, это было что-то непонятное. Это потом уже как-то привыкли, что раз есть государство, должна быть атрибутика. Когда Леонид Кравчук (первый президент Украины) разрешил внести флаг, а в основном-то там были приверженцы независимости, там рёв поднялся, толпа, я не знаю, чуть ли не с балкона выпрыгивали — так желали этой независимости. А для нас это чуждо было. Мы не остались на торжества, а сели в самолёт и улетели в Крым. Особенно возмущался Михаил Николаевич Хронопуло (командующий ЧФ в 1991 году). Он коммунист был до мозга костей. И тут на тебе — такая оплеуха. А сделать вроде бы ничего и нельзя. Все присяги давали, переприсягали. А что делать? И мы отправили в Москву делегацию депутатов от Крымского Верховного Совета и Севастопольского городского совета. Пять человек — три от Крыма и два от нас. Позвонили они с Москвы и сказали, что попали к Руслану Хасбулатову (Председатель Верховного Совета РСФСР / Российской Федерации в 1991–1993 годах). Тот сказал, что передайте своим руководителям, что всё уже решено. Борису Николаевичу (Ельцину — первому президенту России) некогда с вами заниматься. Если кому что-то непонятно, чуть ли не в Матросской тишине (неофициальное название следственного изолятора в Москве) всегда мест хватает.

Тогда мы уже окончательно поняли, что нас московское руководство бросило. Хотя продолжали приезжать делегации в Севастополь — писателей, депутатов. Говорили, что Севастополь — русский город, и никаких гвоздей. Я им говорил: а что нам делать? Вы решите с Ельциным, с Хасбулатовым, а мы-то за. В конечном итоге они успокоились. А нам жить нужно, город кормить, обеспечивать водой, канализовать все отходы, и главное, что здесь размещался флот, в тот период более 100 тысяч только личного состава. Вся бухта в кораблях была. И вот в этой ситуации как было поступать?

И тут ещё проходит реорганизация властной структуры, исполнительной власти, представительной. Если я избирался как председатель городского Совета и председатель исполкома — как сейчас, скажем, и губернатор, и председатель заксобрания в одном лице. Тут уже Украина поменяла это решение, исполнительную власть стали представлять назначаемые представители президента Украины. И плюс советы стали отдельно. Мы выступали вообще против разделения, 7 месяцев не избирали председателя совета, и там наверху Леонид Кравчук согласился, что пусть Ермаков уж будет и тем, и другим. Мол, Севастополь особенный город.

Кстати, должен сказать, что руководство Украины с большой осторожностью относилось к событиям в Севастополе. Прямо скажу, в какой-то мере даже побаивалось, что может что-то произойти. Я даже мог себе позволить сказать Киеву: да пошли вы далеко и глубоко, я вылетаю в Севастополь, а там будь что будет. Поэтому Кравчук говорил: главное, чтобы мирно было. Вот такие высказывания были.

Навыки выживания

С развалом Союза люди начали терять работу. Кто в торговлю пошёл, стал с «кравчучками» (сумки с тележками, в которых перевозился товар, названные в честь первого президента Украины, на время которого пришёлся массовые переход населения в торговлю) в Турцию, Польшу и куда угодно ездить, чтобы прокормить себя.

Начал расцветать бандитизм. В Севастополе такого никогда не было, а тут начались убийства, перестрелки. Я выезжал на них, смотрел. Убитые люди были — бандиты они или потерпевшие, уже не имело значения. Начался раздел, передел собственности.

Специфика Севастополя была такова, что тут в основном были оборонные предприятия. Надо понимать, что Черноморский флот управлялся не Киевом, а Москвой. Морской завод имени Орджоникидзе подчинялся Министерству судостроения СССР, мой родной Севастопольский авиационный завод замыкался на Министерстве обороны СССР. Только бытовые, коммунальные предприятия замыкались на Украину.

И тут Москве все мощные севастопольские предприятия оказались не нужны. Украина ещё не поняла, что делать с этим богатым пирогом.

И вот мы решали, как же выживать. Топлива не было — прекратились поставки централизованные. Моим заместителям выдавали чуть ли 10 литров бензина на неделю на служебные машины. Надо ехать — садись в троллейбус и езжай.

Даже такой, казалось бы, щепетильный вопрос, как похороны — стал проблемой. А у нас не было даже дерева, из чего гробы делать. Пришлось из оргалита (листового материала из прессованных древесных волокон) мастерить.

Сегодня в городе если ставят ларьки, то стараются делать в едином стиле, красивые. А в 90-х лепили как могли. И я на это говорил так: выживайте, люди, кто как может. Ларьки ставьте, торгуйте, обеспечивайте продуктами, привозите. Главная задача севастопольцев — выжить в это трудное время. Второй момент — надо было сохранить мир. Потому что уже начали приезжать так называемые «поезда дружбы». В Севастополе появились казаки, которых здесь никогда не было. Я с ними встретился и говорю: вы что творите? Что вам надо — кровь людскую пролить? Какие вы казаки? Вот такая обстановка.

Севастополь и Черноморский флот были неразделимы. Сейчас мы хоть и говорим так, но флот уже почти невидим. А тогда в Севастополе в любое время дня и ночи вышел — обязательно встретишь матросов, особенно когда увольнение — весь город расцветал бескозырками.

Как, собственно, появились заводы — «Муссон», «Маяк»? С флота увольнялись матросы, офицеры, женились, а работать где-то надо. Поэтому Советским правительством и Центральным Комитетом <компартии> было решено организовать в Севастополе производство. Примерно в то же время (в 1960-е. — ForPost) в городе появились мощные рыбодобывающие предприятия, перевозка, переработка — «Атлантика», «Юг». Мощнейший рыбный главк располагался у нас. Потому что были кадры для этого дела.

Когда я возглавил Севастополь, гражданское население было 428 тысяч. Плюс, как говорил раньше, 100 тысяч — Черноморский флот.

Флот, семьи военных мы должны были обеспечить продуктами, водой, канализацией и всем остальным.

Переходный период

Ещё даже в Украину не перешли, но уже началась проблема денежная. Каждое предприятие уже начало штамповать свои как бы деньги. Я на заводе на бумажке ставил печать — и зарплату выдавали, находили где-то продукты, рассчитывались. И так на многих предприятиях. Потом, когда уже Украина пришла, и рубль ещё ходил, и появились доллары, в магазинах разрешалось использовать любую валюту. Потом Украина, появились купоны, карбованцы.

Гривна появилась позже, когда стабилизация финансовая произошла. Тогда запретили рассчитываться в магазинах валютой.

Что касается бензина, солярки, топлива печного. Где могли, там и доставали. Скажем, когда уже совсем не было топлива, я подписал договор с какой-то запорожской частной фирмой на поставку нескольких эшелонов топлива. За это вынуждены были отдать землю в месте, которое сейчас называется «Царским селом». Я не помню: то ли 10, то ли 20 участков земли отдали за поставку. Естественно, расчёт тоже был за деньги, земля шла бонусом. В общем, началась поставка договорная. Иногда помогали и централизованно из Украины, и Россия помогала.

С продуктами как решали вопрос — я собирал ветеранов, они надевали все свои ордена, давали им автобус, и они ехали по областям Украины с моими письмами. Я звонил в Днепропетровск, Запорожье, сельскохозяйственные районы, и там на месте они заключали договоры и поставляли нам масло, макароны и так далее. Кто чем мог помогал. В Севастополе была очень напряжённая обстановка.

Наш молокозавод современный нормально так и не заработал — сырья не было, и там ларьки начали ставить, склады организовывать. Мясокомбинат — такая же картина. Невыгодно работать без сырьевой базы, а в приказном порядке невозможно было делать.

Плохо дело было даже с газом. Тогда же ещё объёмы потребления были высокими — предприятия работали. Сейчас в основном быт и котельные.

Но тогда мы проблемы решали вместе с Крымом — и проблему с газом, и с водой. К нам же всё идёт через Крым, там дороги, инфраструктура и всё остальное. На одном же полуострове. Я был заместителем председателя Верховного Совета Крыма, на тот период я считал это правильным, что мы были тесно связаны с властями Крыма, и депутаты наши в Верховном Совете Крыма, по-моему, 17 человек. При этом Севастополь как был символом, особым городом, так им и оставался.

Городской быт

Самые серьёзные проблемы с водой были в 1991–1993 годах. Мы тогда колодцы активно рыли, колонки ставили — пробурили весь город. Воды не было. В нашем Чернореченском водохранилище всего 5 млн кубов воды было — это фактически уже ил. Брать воду нельзя. Использовали только подземные водохранилища. Страшная была картина. Но тем не менее выходили из положения. Начали строить водоводы. Я помню, с каким великим трудом удалось получить трубы из Харцызска (там находится Харцызский трубный завод), чтобы проложить нитку от третьего гидроузла.

Тогда мы сами решали вопрос с водой, сейчас приезжают с Москвы министры и вице-премьеры, помогают всё решать. Руководи — не хочу. В это плане Севастополю повезло.

Кроме того, у нас не было столько департаментов и управлений. При этом Севастополь был образцом в плане чистоты. Был трест, который занимался уборкой, — в районе Хрусталёва находился. Командовал этим хозяйством человек с фамилией Ли, по-моему, русский до основания костей. Умелым организатором был.

Тогда подметальных машин практически не было. Были бригады метельщиц. Вот они вставали в три часа ночи или утра и подметали весь город. Машины только мусор вывозили. И не было свалок мусора, как сейчас. При этом платили зарплату с большими задержками.

Туалеты были везде, по всему Центральному кольцу, и убирали их регулярно.

Понимаете, это как построен процесс и какая ответственность. Можно покричать, можно поговорить, рассказать, как мы с мусорными кучами боремся, но всё никак не поборем. Уже одного начальника горхоза посадили, второго, а так порядка и не навели. Кто сейчас этим вопросом занимается — заместитель или сам губернатор? Ну, пройдите по местам, установите сроки устранения свалок. Человек так устроен: если ему сказано, что, если не сделаешь, потерпишь крах, он разорвётся сам, порвёт других, но сделает. А если просто на аппаратном под телевидение сказать «я вас уволю», и люди сами привыкнут, и не даст это ничего.

Земля

В начале 90-х никакого интереса к земле в Севастополе не было. Земля была нужна, только чтобы люди могли себя прокормить. На Фиоленте были флотские земли. Там ничего не было, сейчас едешь — это целый город, а раньше одни пустыри.

И вот эти все земли — более 40 тысяч участков было роздано буквально за год-два людям, чтобы они выжили, могли вырастить и прокормить свои семьи.

И всё это нужно было оформить. Сейчас, чтобы свой участок оформить, нужно неимоверное усилие приложить и финансы затратить, а тогда — 40 тысяч участков. Сейчас ДИЗО, земельный отдел — более 200 человек работает, а тогда оформлением пять человек занималось. Нужно было акты сделать, схемы нарисовать и всё остальное. Сейчас и усложнилась сама система оформлений, и земли почти уже не осталось.

Ну а к продаже земли интерес появился с 1994 года, начался дерибан. В районе парка Победы земля доходила до $10 тысяч за сотку. Ну и стали активно покупать и продавать землю.

Бандиты

Показательная история, когда банды уже почувствовали свою власть, стали устраивать показательные похороны. У нас в правительстве идёт аппаратное совещание, а они по центру города везут гроб с покойным под громкими сиренами. В зале тогда сидел начальник УВД генерал Иван Александрович Белобородов. Я у него спрашиваю: это что? Идите разберитесь! И такая практика прекратилась.

По вопросу преступности проводили отдельные совещания со всем силовым блоком. Боролись с ними. Скажем, в том же парке Победы они арендовали помещение, что-то не поделили, разборки автоматные, постреляли друг друга. Один человек, я не хочу его называть, был чемпионом Европы по борьбе. В него не раз стреляли, он убегал, до сих пор живой, работает, а так практически очень многих поубивали здесь. И преступные группы с Кавказа к нам приезжали для разборок. Всё это было в Севастополе.

В основном в криминалитет шли спортсмены. Они привыкли к организации. Иногда и милиционеры к ним присоединялись. Тогда же зарплату не платили месяцами, а если платили — то небольшую, а жить надо. А у бандитов были деньги и машины, всё было, поэтому шли к ним.

И бизнес у людей забирали, и людей унижали. У них хватило наглости даже мне в окно стрелять. Запугивали. Я думаю, если бы хотели убить, то из гранатомета выстрелили.

Кондратевский

*С 1994-го по 1996 год Иван Ермаков был заместителем председателя правления Крымского коммерческого Церковного банка, который принадлежал Сергею Кондратевскому (Шуриге), прозванному «севастопольским Мавроди» (Сергей Мавроди — организатор финансовой пирамиды «МММ»). Подробно о неоднозначном севастопольском бизнесмене можно почитать здесь.

Сергей Михайлович Кондратевский, царство ему небесное, один из первых бизнесменов Севастополя после развала СССР. Личность в городе известная. Он родом с деревни в Черниговской области, кстати, где-то они по соседству с Леонидом Кучмой (второй президент Украины). Голова у него была на месте, и главное — он умел рисковать. Изначально он культурный работник, окончил Институт культуры, работал вот во Дворце рыбаков, потом в СЦКИ.

Я его узнал, когда он уже раскрутился. У нас не было денег в городе, вообще не было. Надо что-то делать. Ко мне приходит руководитель отдела предпринимательства и говорит: Иван Федосович, вот есть парень перспективный, не хотите с ним встретиться? Он уже успел заработать много денег, и с него можно городу что-то получить.

Приезжаем к нему в офис на Батумской, начали разговаривать: что ты хочешь, какие у тебя успехи? Он начал рассказывать, что занимаюсь тем-то и тем-то, но хотел бы уже выходить на более высокий уровень.

Отвечаю: хорошо, у нас есть помещение — недострой на улице Бреста, съезди, посмотри, мы готовы тебе продать. И сразу цену сказал, по тем временам это были большие деньги.

Буквально звонит уже вечером и говорит, что готов перечислить деньги на счёт. Я доволен, что «шара» подвалила, что я могу хоть топливо купить — селянам дать, вывоз мусора не останавливать и так далее. Получили деньги, стали оформлять договор купли-продажи.

Ну а дальше, надо сказать, уже происходили какие-то чудеса. Он за два месяца из этого недостроя сделал шикарное здание — открыл там универмаг и на втором этаже ресторан, стал завозить туда дешёвые продукты и промтовары. Это было вообще что-то для Севастополя — чудо какое-то. И пошло у него развитие. Дальше он корабль купил, на этом корабле стал привозить товары, всё у него получалось хорошо. Я лично это только приветствовал. Мы тогда с ним встречались только чисто по деловым вопросам.

Потом по моей просьбе он стал малоимущим людям хлеб раздавать. Мы отдали ему помещение возле зданий правительства, две комнатки, он открыл там магазинчик. Построил хлебозавод где-то на Красной Горке, где выпекал хлеб, и в этом магазинчике стал бесплатно по талонах хлеб раздавать — то ли буханку, то ли две в одни руки. Для людей, у которых вообще не было ничего, это было большое дело.

Также он помогал людям с похоронами. Есть люди, которые благодарили его до последнего, что бы там про него ни говорили, что помог родственников похоронить.

Ещё случай: когда в Каче погиб экипаж самолёта и семья офицера-лётчика осталась без кормильца, я попросил его помочь им с жильём. Наступило время, что военным ничего не давали. Он купил квартиру в Севастополе и отдал этой семье с двумя детьми.

Потом начал строить дом в районе улицы Шевченко для стариков и инвалидов. И отдал, могу ошибиться, то ли 15, то ли 20 квартир бесплатно участникам войны. Много можно приводить примеров.

Ну а дальше пошёл в бизнес банковский. Поскольку он с церковью дружил, в частности с отцом Георгием, с владыкой крымским, решили назвать Крымским церковным банком. Начали работать. Потом, где он споткнулся, я не знаю. Начались проблемы с перекредитованием и всё остальное. Дальше начал принимать от населения деньги, а возвращать уже было нечем. И вместо того, чтобы быстренько остановиться, продать имущество и с людьми рассчитаться, он начал ещё больше брать денег под большие проценты. Я уже тогда ему сказал, что это к хорошему не приведёт. Так оно и получилось.

А потом ещё начал влезать в политику. Сначала депутатом Крыма стал, потом и Украины. С прокурором был в недружеских отношениях, с руководителем города — Семёновым. И вот пошло-поехало. Когда ситуация с банком вошла в пике, создали комиссию ликвидационную, которая начала продавать за копейки все его помещения. Но с людьми так до конца и не рассчитались. Вот это, я считаю, его ошибка.

Но если говорить, чего от него было больше — пользы или вреда, я считаю, что пользы от его деятельности, от его участия в жизни людей было значительно больше. Не зря же его депутатом избирали, и многие готовы были на него молиться. Единственная ошибка — это Церковный банк, вкладчики, с которыми он не смог рассчитаться. То, что говорят — мол, украл деньги, — это люди просто недопонимают. Вот то, что он недоработал и не смог решить эту проблему вовремя, — это была его беда.

Потом его сделали чуть ли не убийцей. Его арестовали, даже из Москвы этапировали сюда. И потом, в конечном итоге, по сроку давности закрыли уголовное дело. Ну, Господь рассудит: забрал его, и там ему будет суд, что правильно он сделал, что неправильно. Но я ещё раз говорю, что это была личность для Севастополя, до сих пор помнят те, кто жил в те времена.

Послесловие

С одной стороны, иногда вспоминаю, как пропадал по 14-16 часов на работе. Были, кто и проклинали, не понимая ситуации. Кто-то должен был решать их проблемы, и я решал их, и считаю, что умело и со всей ответственностью это делал. Главное, что мир был сохранён, что люди выжили, худо-бедно, ну, много чего сделал, что можно вспомнить с гордостью.

Но самое главное, что было всё как-то в дружеском ключе. Мне посчастливилось в то время участвовать во многих переговорах по Черноморскому флоту, и никакой враждебности между переговорщиками тогда не было.

Беседовал Андрей Киреев

Видео: Егор Кулик

Монтаж: Юрий Еремеев