Сергей Сергеев-Ценский: певец Крымской Отечественной

Последние числа ноября и первые декабря отмечены в историческом календаре двумя событиями, тесно связанными друг с другом. 30 ноября было 165 лет со дня первого крупного сражения Крымской войны, Синопского, блестяще выигранного русским Черноморским флотом под командованием адмирала Нахимова и ставшего поводом для вступления в войну Англии и Франции. А 3 декабря – шестидесятилетие со дня смерти замечательного русского писателя Сергея Николаевича Сергеева-Ценского, написавшего одно из главных русских произведений о той войне и ключевом, самом героическом и трагическом ее эпизоде – Первой обороне Севастополя.

Крымской войне, противоречивой, печально памятной и в то же время полной русского величия и явившей миру очередной подвиг русского духа, вообще не очень повезло со следом в умах и сердцах. И из-за многих событий, случившихся в ходе нее, и из-за не самого триумфального итога (хотя, говоря современным языком, это был проигрыш по пенальти или, максимум, в дополнительное время и в один мяч) ее принято несколько стесняться и оценивать в основном критически. Принято вспоминать об ошибках военачальников, технической отсталости, недобросовестности интендантов, ярко проявившейся общей отсталости царизма… Да, и в советское время – во многом благодаря как раз «Севастопольской страде» Сергеева-Ценского – говорилось о блистательных полководческих и флотоводческих подвигах Истомина, Корнилова, Нахимова, героизме простых солдат и матросов, а в последнее время можно заметить подвижки и в плане здоровой ревизии оценок той войны в целом. Но пока очень мало кто решается признать, что она была для России одной из поистине Отечественных.

Конечно, понятны заминки и барьеры в таком деликатном и сложном деле, как признание за какой-то войной звания «Отечественной» и официальное пропагандистское и историографическое закрепление такого звания. В том, что война, начавшаяся в 1941-м и закончившаяся в 1945-м, не просто Отечественная, но еще и Великая, никто не сомневается. Нет особых разногласий и по поводу баталии против Наполеона в 1812 году. Но вот уже попытки включения в этот список Первой мировой вызывают непонимание и отторжение, хотя в 1914-1017 годы титулование ее «Второй Отечественной» было повсеместным.

А каковы вообще основные критерии, позволяющие в этот список попасть? Война должна быть начата или спровоцирована противником, вестись на нашей территории (во всяком случае, в начальной фазе – от того, что ВОВ мы заканчивали на чужой территории, она Отечественной быть не перестала), должна быть битвой не столько за геополитические интересы, сколько за сохранение страны и народа как таковых, ее суть должна быть понятна и прозрачна для подавляющего большинства населения и давать повод и почву самопожертвованию и героизму.

Памятник С. Н. Сергееву-Ценскому в Тамбове

Даже общепризнанная Отечественная война 1812 года попадает не во все пункты – Наполеон не стремился к расчленению России или изменению ее строя, а хотел в первую очередь принудить Александра I к соблюдению изоляции и блокады Англии. Крымская – соответствует всем. Враг напал на нас, причем врагом была коалиция практически всех ведущих держав того времени при активной поддержке остальных. Война, за исключением Кавказского и Дунайского фронтов, шла на нашей территории. Враг, ставя в первую очередь цель унижения России и укрощения ее амбиций на международной арене, в то же время был не чужд и более радикальных планов. Так, лорд Пальмерстон, один из главных английских русофобов и творцов той войны, а с 1855-го и премьер-министр Великобритании, вынашивал идеи вполне наполеоновские; точнее, с учетом уже упомянутой сдержанности Наполеона в 1812-м, собственно и аутентично пальмерстоновские. В беседе с лордом Расселом он разглагольствовал: «Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; Прибалтийский край отходит к Пруссии; королевство Польское должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией; Молдавия и Валахия и всё устье Дуная отходит Австрии, а Ломбардия и Венеция от Австрии к Сардинскому королевству; Крым, Черкессия и Грузия отторгаются от России; Крым и Грузия отходят к Турции, а Черкессия становится или независимой или связанной с Турцией отношениями сюзеренитета».

Как раз сладким пальмерстоновским было посвящено написанное в то время знаменитое стихотворение Василия Алферьева:

Вот в воинственном азарте

Воевода Пальмерстон

Поражает Русь на карте

Указательным перстом.

Правда, может последовать возражение – боевые действия на многочисленных участках русской суши и моря, за исключением Крыма и Севастополя, были относительно локальными и не слишком интенсивными: в районе Одессы, на Балтике, Азовском и Белом морях, Тихом океане, все ограничилось спорадическими, пусть местами и ожесточенными штурмами, налетами и бомбардировками. Но именно эта сосредоточенность основных событий в одном районе и вокруг одного города и сделали Крымскую Отечественную войну уникальной и неповторимой.

Черты, присущие любой из безусловных или претендующих на этот статус отечественных войн, в Крыму и Севастополе никуда не делись, просто героизм, самопожертвование, высокий патриотический порыв и понимание справедливости, праведности и национальной святости своей миссии оказались сосредоточены на относительно небольшом участке и в одном отдельно взятом месте. Именно поэтому севастопольская героика и метафизика, еще и умноженные в годы Второй Обороны, зашкаливают и при личном контакте с ними поражают воображение; этим летом моя свояченица Инна, раньше мало что знавшая о Крымской войне кроме того, что она, собственно, была, во время экскурсии по береговой линии севастопольской обороны почувствовала, как у нее защемило сердце. Такие места, где историю и дух нации можно узнать помимо слов и без слов вообще, для национального самосознания священны и бесценны.

Показать Отечественную войну одного города, где спрессовались все высокие порывы и великие мотивы и одновременно проявились людские слабости, ошибки и пороки заодно с пороками и слабость целой государственной системы, вроде бы легко, легче обычно с точки зрения литературно-сюжетной географии. И одновременно тяжело убедить, что это реально война всей России, за всю Россию и с проявлением всего лучшего (увы, где-то и худшего), что в России есть. Сергееву-Ценскому очень непростую задачу решить удалось. Он достаточно много внимания уделяет происходившему перед войной и за ее пределами, дает картину петербургского двора, портреты сановников, высших военных и гражданских кругов; государь Николай I, кстати, нарисован не одними черными красками, как это было принято в пору написания книги, а во всей противоречивости его рыцарственной фигуры. Но главные герои Сергея Николаевича не те, кто Крымскую войну не выиграл, а те, кто ее не проиграл – и сделал Отечественной. Лучшие, самые талантливые и патриотичные представители генералитета и офицерского корпуса, простые солдаты и матросы, сестры милосердия, простые жители от мала до велика…Писателю вообще была близка формула «правители и власти приходят и уходят, а Россия остается», которая актуальна и для сегодняшнего Севастополя, где-то с тоской, а где-то с ужасом взирающего на свое чиновное руководство…

С этой формулой Сергеев-Ценский, отставной офицер царской армии и до революции человек леводемократических оппозиционных взглядов, продрался, иначе не скажешь, сквозь Гражданскую войну. Чуть раньше он поселился в Крыму, где в итоге прошла большая часть его жизни и где она в 1958-м закончилась. Контроль над Тавридой попадал то к «белым», то к «красным», и те, и другие относились к нему с подозрением, одновременно желая ангажировать его талантливое перо. Сергей Николаевич отказывался: «Нет, я не буду сейчас писать ничего нового о событиях гражданской войны, ибо считаю, и без наших писаний более чем достаточно взаимной ненависти. Ненависть разжигается, злые чувства раззадориваются, болящие и без того раны растравляются, и русские начинают испытывать по отношению к русским, братьям по крови и вере, почти биологическую ненависть».

Томас Джонс Баркер "Капитуляция Карса" 1855

После окончания братоубийственной распри писатель, приняв большевистский строй как свершившийся факт, стал работать в новых исторических условиях. Нелегко ему было – скажем, молодые нигилисты из РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей) то и дело бросались обвинениями в «старорежимности» и «контрреволюционности». Тем более стало сложно, когда на первый план в творчестве вышла военно-патриотическая тема. От «Севастопольской страды», получившей затем Сталинскую премию первой степени, в ужасе отшатывались редакторы вроде Осипа Бескина, выносившие почти смертельный тогда приговор «квасной патриотизм». Еще тяжелее преодолеть цензурные рогатки, когда Сергеев-Ценским решил написать о Первой мировой, Брусиловском прорыве и лично генерале Брусилове, еще одном стороннике принципа «власти уходят – Россия остается». Прорыв генерала и книги о нем были более чем достойны друг друга.

Конечно, помогло то, что само время и суровые предвоенно-военные реалии требовали возврата к национально-патриотическому мировоззрению. Но Сергеевым-Ценским не удалось бы, в прямом и переносном смысле, вернуться в Россию, если бы Сергеевы-Ценские не оставались все предыдущие годы с Россией. Это к вопросу о соотношении ролей властителей и народных гениев, талантов и подвижников.

Сергей Николаевич Сергеев-Ценский родился в Тамбовской губернии, географически относящейся к Центру России, и умер в метафизическом центре нашей страны – в Крыму. Тут, конечно, не обойтись без банального штампа, что физически он свои дни окончил, но душа в заветной лире его пережила и тленья убежала, и сия банальность будет вполне верна. Вот только нужно еще раз напомнить, благодаря чему, при всей огромной значимости остального его творчества, это избежание тления произошло. Благодаря безупречно точному, будто верительная грамота у дипломатов, литературному документу, показывающему и доказывающему, что отечественных войн у нас было больше, чем принято думать.

И напоследок – еще одно из свидетельств в пользу все той же мысли. Автор приведенных ниже полузабытых строк – поэт Алексей Апухтин, как и Сергеев-Ценский, траурный «юбиляр» текущего года (в августе было 125 лет со дня смерти).

Солдатская песня о Севастополе (1869)

Не веселую, братцы, вам песню спою,

Не могучую песню победы,

Что певали отцы в Бородинском бою,

Что певали в Очакове деды.

Я спою вам о том, как от южных полей

Поднималося облако пыли,

Как сходили враги без числа с кораблей

И пришли к нам, и нас победили.

А и так победили, что долго потом

Не совались к нам с дерзким вопросом,

А и так победили, что с кислым лицом

И с разбитым отчалили носом.

Я спою, как, покинув и дом и семью,

Шел в дружину помещик богатый,

Как мужик, обнимая бабенку свою,

Выходил ополченцем из хаты.

Я спою, как росла богатырская рать,

Шли бойцы из железа и стали,

И как знали они, что идут умирать,

И как свято они умирали!

Как красавицы наши сиделками шли

К безотрадному их изголовью,

Как за каждый клочок нашей русской земли

Нам платили враги своей кровью;

Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,

Под немолчные, тяжкие стоны

Выходили редуты один за другим,

Грозной тенью росли бастионы;

И одиннадцать месяцев длилась резня,

И одиннадцать месяцев целых

Чудотворная крепость, Россию храня,

Хоронила сынов ее смелых...

Пусть не радостна песня, что вам я пою,

Да не хуже той песни победы,

Что певали отцы в Бородинском бою,

Что певали в Очакове деды.

Почет и слава русскому народу, русскому штыку и русскому перу!

Станислав Смагин

Подготовлено по заказу БФ "35-я береговая батарея"