Дом с маньяком: как благотворительность превращается в концлагерь

Который день наблюдаю картину, вызывающую у меня кафкианский леденящий ужас. Известный благотворитель, директор детского хосписа «Дом с маяком» Лидия Мониава взяла под опеку мальчика Колю и ведет в интернете хроники его «адаптации».

Мальчик Коля – тяжелый ментальный инвалид, находящийся в вегетативном состоянии. Кроме того, у него эпилепсия и ряд иных сложнейших заболеваний. Он не говорит, не ходит, круглосуточно находится под действием тяжелейших психотропных препаратов.

Я не буду описывать все, что проделала с несчастным инвалидом его опекун. Мальчика таскали на митинг, где тот провел шесть часов. Мальчику сделали пирсинг, параллельно прорекламировав тату-салон. Мальчика отдали в общеобразовательную школу, в специальный класс.

Где процесс «инклюзии» происходит так, процитирую со страницы Мониавы:

«Потом изучали части тела. Учительница придумала, чтобы вовлечь в процесс Колю, задавать детям вопросы на его примере – где у Коли нога? Где нос? Где живот? Где правая рука, а где левая? Коле тихонько трогали части тела и называли их».

Мне трудно подобрать слова, чтобы выразить то, что я чувствую. Живого человека носят в присутствие и тычут палкой, словно морскую свинку, ради того, чтобы черствое и грубое общество прониклось идеями инклюзии.

Мониава настаивает на том, чтобы общество перестало, цитирую, сочувствовать инвалидам, приняв за аксиому мысль, что они – такие же люди как мы с вами.

Все происходящее с мальчиком Колей я могу описать одним словом – садизм. Изощрённый садизм такого свойства, что доктор Менгеле вращается веретеном где-то под землею.

Ситуация настолько из ряда вон, что даже вчерашние соратники Лидии, люди, профессионально занимающиеся инклюзией, включились в обсуждение. Екатерина Мень, специалист в области аутизма, не одобрила методы Мониавы. Инклюзия в школах, по ее мнению, должна выглядеть так:

«Возьмем урок биологии в пятом классе, где проходят процесс опыления растения. Ребенку с нарушениями развития дают собрать макет цветка из лепестков, пестика и тычинок. А учитель на этом макете объясняет остальным детям более сложные вещи, связанные с размножением растений.

Или урок литературы. Все читают рассказ Пришвина и пишут небольшое сочинение о зиме. А ребенок с инвалидностью составляет на магнитной доске девять слов на тему зимы. При этом он получает опыт ответа, опыт реакции на инструкцию учителя, опыт поддержки, потому что одноклассник, который сидит с ним рядом, может ему что-то подсказать».

И у меня один вопрос: зачем?! Чтобы что?!

Я глубоко убеждена – инклюзия должна касаться только полностью интеллектуально сохранных детей. Детей, например, с проблемами опорно-двигательного аппарата, полностью способных к обучению. Причин тому огромное множество – от профильной подготовки школьных педагогов до возможности внедрить систему на государственном уровне.

Инклюзия – шанс нормальной жизни для инвалидов. А не превращение общеобразовательной школы в цирк и контактный зоопарк в угоду амбициям прекраснодушных дам. Точка.

У Антона Павловича Чехова есть такой рассказ «Княгиня». Я не буду его пересказывать, кому надо – осилят пару страниц текста. Одно скажу, чеховская героиня – облегченная и, главное, гуманная версия сегодняшних борцов. Надевших на палку голову (как в «Повелителе мух» Годинга) и понесших эту голову впереди себя.

Я уверена, что дети с ментальным и интеллектуальными отклонениями должны обучаться не в общих школах и обычных классах, а по специальной коррекционной программе. У нас годами формировалась школа коррекционной педагогики, и то, что сейчас происходит – вся советские наработки в этой области разрушаются силами таких вот Лидий Мониав.

Государству дорого и невыгодно содержать специальные учреждения для больных детей (да, я уверена, что больных надо называть больными, а не особенными). И государство с радостью соглашается на «инклюзию», где мальчика Колю хоть тушкой, хоть чучелком ведут в классы с интеллектуально сохранными детьми.

Гуманизм? Права Коли?

Не, не слыхали. Тем более, Коля сам не скажет, хорошо ли ему в роли наглядного пособия и флага революции.

Любую, даже самую прекрасную идею силами активистов можно превратить в ее полную противоположность.

Я видела, как зоозащита (уважаемая мной) превращается в зоошизу. Сейчас наблюдаю, как благотворительность превращается в концлагерь для отдельных инвалидов, маленьких, бесправных и беспомощных. Как на идеяе помощи умирающим вырастает царство Танатоса и мортидо.

Вчера Мониава призывала рожать детей с врожденными необратимыми отклонениями, сегодня пишет, цитата:

«За 4 месяца у нас умерли 4 ребенка. Теперь, наверное, в хоспис будут чаще приезжать дети в конце жизни и чаще в наших стенах будут умирать. Тяжело про это думать, но именно ради этого мы строили «Дом с маяком».

Мне одной видится здесь неприкрытая некрофилия?

Но больше всего потрясает секта адептов. В абсолютном большинстве случаев это прекраснодушные дамы, заходящиеся в сладострастном восторге – от издевательств ли над Колей, от агитации ли пролайфа, от других морально калечных идей.

Меня не оставляют мысли о Коле. Я попросила прокомментировать ситуацию своего друга, блестящего и очень известного адвоката Сталину Гуревич.

Вот что она говорит:

«В соответствии с действующим законодательством, опекун не вправе подвергать жизнь и здоровье подопечного опасности, что очевидно имеет место в данном случае. Диагноз Коли требует все же более бережного к нему отношения, нежели к здоровому ребенку, как бы Лиде не хотелось поставить между ними знак равенства. Если во время полета на вертолете или других подобных экспериментов с ребенком случится необратимая беда, Мониава будет нести в том числе и уголовную ответственность. Очень бы хотелось, чтобы опека этого не допустила. В соответствии с ч.4 ст.15 ФЗ «Об опеке и попечительстве орган опеки в интересах опекаемого может запретить опекуну совершать определенные действия. Как мне кажется, именно это и необходимо сделать. Запретить опекуну совершать действия, противопоказанные по диагнозу ребенку. А также запретить публиковать информацию о личной жизни и здоровье Коле, ведь, как говорит Лида, Коля обычный ребенок, такой же, как и все остальные дети, а значит его личные неимущественные права, в том числе относящиеся к охраняемой законом тайне, должны быть защищены, как у всех. Коля не флаг, не символ и не таран для достижения целей, пусть даже самых благих, и ему нужна забота и любовь, а не выставление напоказ в фейсбучном зоопарке».

И я искренне очень надеюсь, что закон позволит защитить Колю от его собственной опекунши, чьи методы с каждым днем пугают все сильнее.



Мария Дегтерева