Что нужно, то и свершится: интервью с режиссером Романом Мархолиа

— Без Севастополя для меня лета нет. Если я упускаю в течение года возможность почувствовать город, то у меня этот год — мимо. Мне надо здесь оказаться — я просто физически это чувствую, — говорит Роман Мархолиа.

Далее — ключевые моменты беседы в студии ForPost.
Интервью без купюр — в видеоверсии ниже.

Про время

— Время сейчас интенсивное, значимое, оно нас чему-то учит, и сильно. Господь даёт нам возможность почувствовать почву под ногами. Найти настоящую, неложную опору, которая будет держать нас не только в благоприятных обстоятельствах, но и когда сложно. Ложные опоры сейчас все рушатся.

То, что я сейчас слышу в Севастополе, резонирует с тем, что я слышу в Питере и в Москве. Только в Севастополе оно в более очищенном, концентрированном виде. Люди к происходящему подготовлены, меньше растерянности и больше собранности. Формулировки точнее.

Время сейчас такое — чистоты, ясности. Мне кажется, Господь даёт нам шанс понять что-то важное. И Севастополь проходит это испытание с честью.

Про Чечню и театр

— Кавказ, Чечня — это такая же важная часть российской культуры, только малознакомая нам. Там совершенно другие эмоции, законы, семейные устои. С нашей точки зрения там есть какие-то странности, но в отношении искусства, как ни странно, сейчас у них гораздо больше шансов.

Чеченцы эмоционально скрытные, это не грузины и не абхазы. Чеченцы — интроверты, им неприлично показывать эмоции. Но если они открываются — это чистая вода. Они менее информированы, но гораздо более цельны. У них нету этих сомнений, уныния, но есть огромный бэкграунд традиционной культуры, которая позволяет быть очень стойкими.

В июне этого года в Грозном, в Чеченском драматическом театре им Х. Нурадилова состоялась ещё одна моя премьера — «Кровавая свадьба» по Гарсиа Лорке. 

Такая эмоциональность, как в «Кровавой свадьбе», была непривычна и для актёров, и для зрителей. Там совершенно другой диалог сцены и зала. Я с таким больше не встречался, когда такая непосредственная реакция зрителя идёт. Для него происходящее на сцене — это часть жизни. Если его это пугает, то пугает буквально. Если на сцене происходит что-то не соответствующее традициям, у зала эмоции полностью связаны не с искусством, а с жизнью.

У спектакля были ярые противники и сторонники. И это хорошо — значит, не проходная история.

Лет сорок назад спектакль по «Кровавой свадьбе» получил государственную премию. И «старики», которые тогда играли, новый спектакль восприняли очень негативно. Их смутила такая открытая эмоция. Например, что молодая невестка может кричать на свекровь. И страсть неуправляемая — это тоже табу.

Но это же не чеченская семья, а испанская, и там на этом преступлении традиций построен сюжет. Если человек преступает грань дозволенного, он имеет наказание. У Лорки это очень ясно сказано, но в зале это воспринимается не как у нас.

Но после просмотра замминистра культуры Чечни встал и сказал, что спектакль произвёл на него ошеломляющее впечатление и что это, наверное, лучшее, что он видел в жизни. И ситуация как-то выровнялась.

Потому что главное — к чему ты ведёшь, чему ты учишь. Даже если говоришь о болезненных проблемах. Мне кажется, это важный момент, иначе неинтересно, иначе — бульвар.

Про «Золотую маску»

— У меня с «Золотой маской» вообще никак. Там до последнего времени была сильно либеральная команда, которая сейчас большей частью уже не в России. Она действовала так, как она хотела, по своим законам, и ни один мой спектакль туда не номинировался.

Представьте: год назад мы поставили «Отелло» в Грозном, на фестивале «Федерация» его видели и члены жюри из «Золотой маски». Они предложили остальным в «Золотой маске» поехать посмотреть постановку, чтобы вставить её в лонг-лист премии. Но одно только то, что это спектакль чеченского театра, вызвало отторжение.

Это было удивительно, потому что «Отелло» явно выбивался из общего уровня продукта национального театра. И была полная уверенность, что уж хотя бы в тысячу лучших спектаклей сезона он может быть допущен. Но в «Золотой маске» поставили крест на любой театральной продукции из Чечни, сказав, что «к этому человеку», имея в виду руководителя республики, они не поедут. Представляете, какая была позиция у государственной премии? В то время, когда чеченцы воюют плечом к плечу с русскими против общего врага страны, так относиться к ним, по политическим соображениям...

Но время так сработало, что всех из той «Золотой маски» смело. Как сейчас она будет развиваться? Думаю, что наладить новую жизнь, вырулить в другое направление будет непросто. Дай бог, чтобы вышло. Лучше бы, конечно, с другим названием.

Предложение сделать Севастополь региональной столицей «Золотой маски», что Владимир Машков поддержал, — думаю, это хорошо.

Что такое региональная столица? Это всё лучшее, что происходит, может потом сюда привозиться. А Севастополь может это оценить. Севастополь не проведёшь, он на попсу не поведётся. Он имеет своё мнение, и для «Золотой маски» это важно — независимое мнение региона, мнение людей, которые проживают сегодняшнее время.

Сейчас большая потребность в театре, и залы полны везде — во всяком случае, в театральных городах. Это хорошо, но в каком-то смысле публика сейчас стала всеядна. Нет проверенных ориентиров, не на кого положиться. Верят прессе, каким-то тиктокам, ещё чему-то…

Севастополь в бόльшей степени верит себе, как ни странно. Он горячо любит свой театр, что хорошо. А на приезжие коллективы, как я видел, он довольно трезво реагирует. Когда хорошо — хорошо, когда не очень — с благодарностью, но дозированно свои эмоции выплёскивает. Не бросается в объятия из-за того, что там звёзды. Это такое достоинство города. Может, я заблуждаюсь, но мне так кажется.

Мечты и планы

— Я мечтаю об одном названии — это «Марфа-посадница». Погодин, современник Пушкина, написал потрясающую трагедию, от которой рыдал сам Александр Сергеевич. У него даже статья есть «Марфа-посадница и русская трагедия» — это целая страница в развитии драматургии России.

Там потрясающе рассказано про наш сегодняшний момент. С одной стороны — борьба Новгорода за свою независимость с участием Литвы, Польши, униатской церкви, с попыткой соединиться с Западом. Там Марфа-посадница, которая ведёт народ на борьбу с московским царём. С другой стороны — Иван III, который объединяет страну. Понимает цель, понимает, что он один. Бояре все против и ждут, кто победит, и готовы ретироваться в любой момент.

Идёт противостояние между правдой Марфы, которая борется за Новгород и амбиции: вече, колокол, свободная торговля с Европой и так далее, — и идеей объединения страны и одиночеством государя Ивана. И поражение Марфы — не потому даже, что она какая-то некрупная фигура, а потому, что время не на её стороне.

Правда здесь не в личности человека, а в силе законов времени. Что надо, то и свершится.

Ни разу в жизни эта пьеса не шла на сцене театра, а это великое произведение. Я его адаптировал, перевёл на современный русский язык. Вот это я сейчас мечтаю сделать, но тут нужна какая-то масштабная опора.

Было много версий этой истории, гораздо более коммерческих, упрощенных. А здесь целое панно — разговор о смысле государственной власти, об отношении народа к государству, о вечном противостоянии Запада и России. О проблемах времени, абсолютно повторяющихся.

Такой существенный этап сейчас, что очень важно о значительных, серьёзных вещах говорить. Самое время для этого.

Беседовала Светлана Косинова