Из жизни Насти.
Часть IV. Отрывки.

«Свобода – это не когда ты делаешь то, что хочешь, а когда НЕ делаешь того, чего не хочешь».
Высказывание Гордона-старшего, которое процитировал Гордон-младший в телепередаче «Гражданин Гордон» от 12.02.2012.

Через день после выпускного пришли гости: мамина подруга тётя Женя с мужем, для Насти - дядей Васей. И принесли они бесценный подарок: книгу, написанную Настиным отцом и изданную в военные годы под названием «Кузнец-штамповщик». Довольно длительное время она была учебным пособием для студентов металлургических институтов, а, устарев, хранилась в библиотечном архиве института, где работал муж тёти Жени.
- Извини, Настя, - сказал он, - но ко дню твоего рождения мы не успели, зато к окончанию школы изъяли книгу из архива и вот дарим тебе.
- Спасибо. – Настя с волнением взяла в руки отцовское детище.
- Это не единственная книга твоего отца, но остальные мы, к сожалению, разыскать не смогли. Видимо, часть архива к тому времени, как мы о них узнали, уже была уничтожена.
- Настюша! – Воскликнула тётя Женя. – Не вижу радости на твоём лице. В чём дело? Мы смотрели телерепортаж с главной площади о чествовании лучших выпускников города. Мне сыновья говорят: «Глянь на Настю! Ну, хороша, хороша»! Так что, поздравляем тебя, дорогая! Вся жизнь перед тобой. Как это прекрасно: молодость, здоровье, мечты…
- Да-аа, уж … - Как-то двусмысленно протянул дядя Вася.

Через некоторое время Настя выбрала момент и задала вопрос, из которого опытному педагогу сразу стало ясно: «Проблемы у Насти. Ведь знакомила её со всеми своими тремя сыновьями, а она и не смотрела на них. Давно, видимо, сердце её не было свободно».
- Кого больше любят, говоришь? – Тётя Женя думала не долго. – Мужчины любят девушек весёлых и послушных, у которых нет проблем. Или которые не подают вида, что таковые есть. Чтобы нравиться, надо чаще улыбаться, Настюш.
- А если нет повода?
- Значит, без повода.
- Но это же будет игра?
- А ты как думала?! Женщина, желающая удержать около себя мужчину, должна быть актрисой.
- А когда же быть самой собою?
- Может быть, никогда. – Тётя Женя была беспощадно откровенной.
«Нет. – Подумала Настя. – Это не для меня».

Стояла прямо-таки тропическая жара. С книгами в рюкзаке Настя отправлялась на пустынный в рабочее время берег реки, где любила готовиться к экзаменам. Но сосредоточиться на подготовке к поступлению в институт ей не удавалось. Дважды она опаздывала на занятия по физике и к тёте Жене, чем очень её удивляла. Тем не менее, три первых вступительных экзамена Настя сдала на пятёрки, а последнюю – физику, когда уже затеплилась надежда на поступление, с треском провалила. Забирая из приёмной комиссии вместе со Светой - подругой по несчастью - документы, они узнали, что четверо их одноклассников, включая ЕГО, с которыми они отправились в областной центр, успешно сдав экзамены, стали студентами.
Возвращаясь, Настя понимала, что всё самое страшное, что могло с нею случиться, уже произошло на выпускном, правда, о тех событиях мало кто знал, считая, что Настя ушла с вечера из-за болезни. Но всё равно публично признаваться учителям и знакомым в провале на вступительных экзаменах ей было очень тяжело. А самое главное, не поступив в вуз, она теряла возможность ещё целый год получать пенсию по потере кормильца, и потому чувствовала себя виноватой перед матерью. Это спустя много лет на некоторые события смотришь спокойно и даже с улыбкой. Так в последующем Настя уже сама утешала отчаявшихся: «Представь себя через большой промежуток времени. Поверь, что всё пережитое отойдёт на второй план, и даже – не удивляйся – возможно, оно будет казаться тебе в чём-то прекрасным». Но для того, чтобы так говорить, это всё надо было испытать на себе, что далеко не просто. Не следовало тогда и Насте с матерью столь тяжело переживать крушение планов, но они родились рационалами и вынуждены были жить не дуализированными*, не имея запасных вариантов и чьей-либо поддержки.

На следующее утро Настя со Светланой уже приступили к работе санитарками на СПК - городской станции переливания крови.
Работа в отделе заготовки крови им нравилась. Коллектив был молодой, весёлый. Надо сказать, что СПК возглавляла очень интересная женщина, известная в городе не только как участница боевых действий в период Великой Отечественной войны, но и спортсменка-лыжница. Она страшно расстроилась, узнав, что в период её отпуска на работу приняли двух неспортивных девочек, и к ужасу подружек пообещала сделать из них спортсменок. А что, если бы они на следующий год не поступили в вуз, то точно бы сделала! По осени их ещё как-то не очень трогали, а с наступлением зимы буквально на каждые выходные приглашали на лыжную базу. Пришлось девчонкам к скромной экипировке лыжниц, сдающих зачёты исключительно в рамках школьной программы, добавлять недостающее и добровольно-принудительно тренироваться в компании с разрядницами и мастерами спорта. Как ни странно, им это понравилось! На работе после двух таких выходных часто улыбающимся от неловкости подружкам и посему прозванным в отделе «Хи-хи» и «Ха-ха», безудержно хотелось петь, что при подготовке операционной к забору крови даже в глухой четырёхслойной маске категорически запрещалось. Мурлыкать приходилось про себя. Зато позже, буквально порхая между донорами, они успевали и пошутить с ними, и боящихся подбодрить, а со студентами даже слегка пококетничать. Вникнув в работу, Настя с нетерпением ждала совершеннолетия, когда можно будет и свою капельку крови направить в общий поток реки жизни, нескончаемо текущий туда, где без её живительной влаги она может в любой миг оборваться. С тех пор изображающий каплю крови значок стал одной из самых дорогих Настиных наград и пропуском к последующим кроводачам. Сколько их было, Настя не считала, но запомнились, конечно, первая, на родной СПК, некоторые из тех, что происходили прямо на дежурствах по неотложным показаниям, и те, что Настя делала не безвозмездно: в голодные девяностые.

В марте сибирская весна только-только начинает ощущаться в городе, но за его пределами в это время ещё лежат снега, и лишь яркое солнышко, не позволившее сделать Насте на этих соревнованиях в честь Женского дня хорошие фотоснимки, напоминает: скоро конец холодам! Ей до сих пор не верилось, что они со Светкой – участники городских соревнований. Пришли, конечно же, последними. Но от разрядниц не так уж и сильно отстали. Получили грамоты «За волю к победе». На обратном пути весь автобус хохотал, вспоминая поучения салаг самой опытной спортсменкой СПК Сашкой Карпеевой: «Девчат, когда по лыжне бежите, ни на что не отвлекайтесь. Обязательно появятся сопли, так вы их на ходу высмаркивайте, без рук. Если кого обгонять придётся (тут коллеги иронично хихикали), сморкайте прямо на него, не стесняйтесь! К финишу придёте с замёрзшей соплёй от бороды до колен. Но это ничего! Так и надо». Как всё могло бы быть безоблачно и весело, если бы не…

Насте безумно хотелось рассказать ЕМУ о своих успехах и узнать, как ЕМУ на первом курсе, где ОН живёт (общежитий первокурсникам мединститута не давали), что изучает. Наконец-то она разобралась, в ошибке, допущенной при решении задачи по физике на приёмных экзаменах. Впрочем, Настя понимала, будь у неё силы сосредоточиться, может, и решила бы её на тройку. При среднем бале аттестата, равным пяти, она бы тогда поступила. Но сосредоточиться Настя могла только на одной мысли: как жить без НЕГО?

На второй раз удача им с подружкой улыбнулась: они стали студентками, правда, теперь уже не лечебного, а педиатрического факультета. Но вот найти квартиру у них никак не получалось. Уже буквально перед самым началом учебного года их пожалела одна старушка и пообещала взять к себе. Нагруженные вещами Настя с подругой притащились на четвёртый этаж, но дверь им никто не открыл. Ночевать пришлось в подъезде. Только на утро девочки узнали, что накануне их сердобольную бабулю увезли с инфарктом в больницу. Боясь огорчить родителей, подруги, ничего им не сообщая, по очереди искали жильё, но сделать это после начала учебного года было весьма проблематично. Кончилось всё тем, что у Насти в автобусе украли сумку с деньгами. Пришлось звонить домой. Прилетел Светкин отец, поругал девчонок за глупую независимость, передал Насте от мамы деньги, и к вечеру нашёл плохонькую квартирку. Но для них, три дня практически бомжевавших в подъезде, и такая показалась счастьем.

Что сказать о студенческих годах? У Насти со Светой от них осталось одно воспоминание: тяжёлая учёба, учёба и учёба. За шесть лет в их группе не было сыграно ни одной свадьбы. Первые два года студенты вообще не вылезали из анатомического театра. Впрочем, почему не вылезали? Регулярно вылезали:
1. На стройку нового студенческого общежития. По этому поводу среди студентов даже шутка была: «Учусь в строительном вузе с медицинским уклоном».
2. «На картошку». Да, да, на ту самую знаменитую картошку, столь романтично воспетую в песнях из фильма тех лет «Моя любовь на третьем курсе», на сбор которой посылались все студенты младших курсов и школьники страны. И в связи с этим шутка была: «Учусь в сельскохозяйственном вузе с медицинским уклоном».
Лучшие группы, правда, отправляли «на огурцы», собирать которые было гораздо легче. Их группа лучшей не была. Вначале, узнав, что у них введён новый предмет: высшая математика, не изучавшие её в школе подруги даже обрадовались возможности месяц поработать в селе. Но очень скоро об этом пожалели.

Итак. Место действия: Кузбасс, деревня Судженка.
Время действия: советское.
Действующие лица: студенты медицинского института, их преподаватели, деревенские жители.

В одной из телепередач Леонида Каневского, идущих под рубрикой «Следствие вели», наш замечательный актёр Андрей Соколов с ностальгией вспоминает «картошку». Говорит, хорошее время было…

Раздолбанный автобусик, в народе называемый «коробочкой», уже третий час петлял по размытым дождями просёлочным дорогам. Даже если сделать скидку на непроходимые колеи, вытаскивать из которых, стоя всем гуртом по колено в чёрной жиже, транспортное средство приходилось уже неоднократно, было ясно, что везут студентов весьма далеко. Тогда они не знали, что принявший перед дорогой на грудь водитель вдобавок ко всему ещё и заблудился. Сотовой связи в те годы не было, и компания, бывшая когда-то весёлой, а теперь голодная и промёрзшая до костей, обречённо готовилась ночевать в безнадёжно заглохшем, было, посреди поля КАвЗике.
- Где ты, моя тёпленькая операционная?! – Пытался шутить весельчак Генка Шеломенцев, с первого курса подрабатывавший санитаром хирургического отделения областной больницы и вынужденный на целый месяц оставить свою только что родившую сына жену.
Однако каким-то чудом перед самыми сумерками путники въехали на пригорок и увидели с него огоньки сельских домов. Ко всеобщему удивлению это оказался именно тот совхоз, в котором будущим медикам предстояло целый месяц батрачить на картофельных полях.

Руководить студентами назначили молодого преподавателя немецкого языка – этнического немца Вальтера Генриховича, уморительно путавшего фамилии своих подопечных. В полумраке дрожащая толпа молча сгрудилась под дырявым навесом, тщетно пытаясь уклониться от струй вновь зарядившего нудного осеннего дождя, а Вальтер Генрихович отправился искать директора. Вернулся он расстроенный: всё начальство было пьяным и абсолютно не контактным. Педагог бесцельно бросался то в один конец засыпающего села, то в другой, пока случайно не встретил женщину, назвавшуюся женой директора совхоза.
- Жалко мне вас стало. – Сказала она. - Я ж слышала, как вы до моего докричаться пытались. В общем, идёмте, я вас по хатам распределю, а там видно будет.
Почему-то было решено поселить ребят в одной стороне, а девушек – в другой. В кромешной тьме только по чавканью грязи под сапогами можно было догадаться: очередная группа из нескольких человек отправляется за женщиной, а вот спасительница возвращается одна за следующей партией студентов.
- С девками сложнее. – Сказала директорша, заталкивая мокрые прядки волос под болониевый платок. – Сегодня переночуют у кого придётся, а завтра на бригаду придёте, решим, кого куда.
- А «на бригаду» - это как? - Спросил Вальтер Генрихович.
- Ну, вот сюда. - Женщина обвела рукой рассекаемую дождём мглу. - Пока будете картоху собирать, я что-нибудь придумаю.
Наконец, измученных и продрогших Настю, Светлану и старосту их группы Ирину она привела к какому-то двору.
- Нюрка! – Зычно крикнула директорша. – Вы дома?
И решительно толкнула покосившуюся дверь.
Из помещения пахнуло тошнотворным перегаром. Директорша шарила по стене, пытаясь найти выключатель:
- Свет-то есть?
- А как же! – Крикнул кто-то из глубины комнаты. – Ща-а-ас.
Определить, женщине или мужчине принадлежал этот низкий прокуренный голос, было трудно. Слышалось, как кто-то долго пытался встать со скрипящей кровати, потом шарил рукой в поисках обуви, потом со стонами и причитаниями дополз, наконец, до выключателя. И хотя зажглась лишь одна тусклая засиженная мухами лампочка, подруги содрогнулись от увиденного. Перед ними на тощих волосатых ножках в калошах и грязной комбинации стояла улыбающаяся во весь свой беззубый рот пьяная тётка лет сорока …на сносях.
- Принимай постояльцев, Петровна! – Обрадовала хозяйку директорша. – Это будущие врачи. Они тебе и давление померят, и роды примут.
- Правда, девчата? – Обернулась она к ошарашенным студенткам. – Звать хозяйку Клавдия Петровна…
- Зачем Петровна? Клава я. – Осклабилась та.
- А Витёк твой где?
- Дык, спит. Там. – Клава икнула. – Пьяный. Храпит, слышь?
- Нормально всё, значит? – Строго спросила директорша, пристально глядя в глаза односельчанке.
- Канешнаааа… - Развела руками Клава.
- От и ладно. Давай девок-то покорми чем-нибудь. Хоть …чаем. Продрогли они. А потом спать уложи. Где-нибудь.
И, поспешно выйдя из дому, крикнула на ходу:
- Завтра к восьми ноль-ноль. Не опаздывать!
Девчонки, прижавшись друг к другу спинами, словно заняв круговую оборону, испуганно озирались по сторонам.
- Ну, чё, врачихи! – Куражливо хохотнула Клава. – У меня грибочки есть. Пожарить вам?
Она нагнулась и, шуганув кота, прямо из-под ног подняла сковородку с остатками засохшей еды и бегающими по ней тараканами.
- Щас я вам… - Оглядывалась Клава в недоумении. – Ага! Вот!
На полу же она подобрала тряпку и предприняла попытку отодрать со сковороды чёрные комки.
- Присохло! – Смеялась будущая молодая мама. – Ну, я тут, на чистой половине вам грибочки поджарю… Только у меня масла нет… - Подняла она на подружек слезящиеся глаза с гнойниками в углах.
- Спасибо! – Выйдя из ступора, одновременно замахали руками подруги. – Нам бы только поспать.
- А… Эт пжалста! – Обрадовалась Клава. – Туда!
Она махнула рукой, уронив сковороду, и, перешагивая через какие-то коробки и гремя катающимися по полу порожними бутылками, повела девушек в дальнюю комнату. Холодное неосвещаемое помещение было практически пустым, лишь посередине лежал грязный матрас.
- От, девчата! Тут нормально! Я щас вам дам своё пальто, укроетесь, согреетесь, а утром на работку, ага?
- Спасибо. А туалет у вас где?
- Туалет? – Удивилась Клава. – Дык, где сядешь, там и туалет!- Захохотала она, видимо сочтя шутку очень удачной.
Студентки вздохнули.
Сбегав по очереди на двор, они разулись, сняли мокрые куртки и, с трудом уместившись на матрасе, пытались унять бившую их не только от холода дрожь.
Настя уже почти согрелась и даже стала засыпать, когда в соседней комнате раздался крик:
- Клавка! Ты где, сука!
- Да тут я, тут. Не шуми. Гости у нас. – Попыталась утихомирить кого-то женщина.
- Гости?! А чё ж ты мне ничё не говоришь? Они водки принесли?
- Какая водка? Ночь на дворе.
- А какого ж они тогда в дом припёрлись?!
Стало понятно, что мужчина встаёт.
Настя принялась расталкивать сонных подруг.
А в соседней комнате уже орали диким голосом:
- Где гости?! Щас я их, бля, встречу!..

Насте показалось, что Ира закричала как-то слишком резко: прямой угрозы для их жизни пока не было. Но Ирка сначала закружилась вокруг себя, продолжая кричать так, словно сошла с ума, а потом прямо в носках помчалась на улицу. Ничего не понимающие подруги ринулись за ней. Оказывается, дождь давно прекратился, и на небе сияла полная луна. В её свете, как в фильме ужасов, прямо на глазах у испуганных девчонок Иркины руки стали покрываться волдырями, которые она яростно расчёсывала. И тут же зуд почувствовали остальные. Задрав свитера, они увидели множество разбегающихся по телу клопов. Впрочем, о том, что это клопы, наверняка знала только одна Настя: в ожидании квартиры её семья год жила в бараке и натерпелась от этих насекомых досыта. Прямо на крыльце подруги начали лихорадочно сбрасывать одежду и бешено её трясти, но Ира, почему-то вдруг тяжело задышав, осела на гнилую ступеньку. Настя со Светой склонились над подругой и ужаснулись: практически всё её тело, включая лицо, было покрыто сливающимися багровыми волдырями. «Аллергия»! – Догадались подруги. Выручила Светка, случайно захватившая с собой димедрол. Две его таблетки запихали в рот задыхающейся Ирке и буквально заставили её их проглотить.
- Свет, может, я поищу медпункт? – Неуверенно предложила Настя.
- Нет! – Закричала Светка. – А вдруг она умирать начнёт? Что я буду делать?
- Но я попробую хоть в соседний дом, может, там телефон есть, «Скорую» вызовем.
- Ну, давай! Только быстро.
- Черпая сапогами воду из луж, Настя искала подход к соседнему дому. Наконец, ей удалось пробраться к калитке. Вдруг из глубины двора вылетел огромный пёс и, опершись передними лапами на штакетник, начал истово лаять, брызгая слюной. Он не был привязан, и Настя так и не решилась постучать или подать голос в надежде, что хозяева выглянут, услышав лай собаки. Тщетно. Как выяснилось позже, накануне был день получки…
- По-моему, ей не хуже. – Прошептала вернувшейся ни с чем Насте Света.
- Вроде, даже получше. – Ответила Настя, щупая Иркин пульс. Та сидела с полузакрытыми глазами безучастная ко всему и только изредка почёсывалась. В доме тоже было тихо… Приближалось утро. Обещало оно быть ясным и солнечным. Вот над розовеющим горизонтом поднялась стая птиц, загорланили петухи, где-то замычала корова, заблеяли козы, сонно гавкнула для порядка знакомая Насте собака. А потом Света и Настя поддерживая с боков находящуюся в полудрёме Ирку, наблюдали, как в наступившей вдруг тишине восходит солнце… На покрытой изморозью траве заиграли весёлые блики, и мир постепенно вновь наполнился красками и звуками, но трясущихся от холода в своих мокрых куртках подруг сакральность момента мало волновала: они с нетерпением ждали восьми ноль-ноль.

На другом конце улицы появилось несколько выгоняемых на пастбище коров, и никакого движения больше, хотя время давно перевалило за девять. Все сидели под навесом за колченогим столом и бурно делились воспоминаниями о прошедшей ночи. Ира просила подруг никому не говорить о случившемся. Как поняла троица, у них был ещё не самый плохой вариант: двое парней, например, явились с кровоподтёками под глазами. Все жаловались Вальтеру на клопов и спрашивали, когда же можно будет выпить чаю в той сельской столовой, где им было гарантировано питание. Но педагог и сам выглядел не менее удручённым и измученным, и от него отстали. Через два часа ожиданий решили скинуться и отправить гонца на поиски магазина. Ещё через час все грызли сухари, а некоторые курящие пытались дымить «Беломором». Это всё, чем удалось разжиться в местном сельпо.
Около двух часов дня «на бригаду» пришёл маленький толстый человечек с красным лицом. Хмуро осмотрев отряд, представился:
- Бригадир.
Было видно, как человеку тяжко.
- Сегодня работать не будем. Щас пришлю людей, вас покормят и по новой расселят, но завтра, чтоб все, как один, к восьми ноль-ноль!..
«Щас» растянулось ещё на три часа. Наконец, явились две тётки навеселе и загомонили:
- Ой, ребятки, уж вы нас простите, мы не ожидали, что вы в такую погоду приедете. Столовка не работает, а то б мы вас обязательно покормили. Нате-ка, вот мы вам тут принесли немного. Они сунули в руки Вальтера пару газетных свёртков, в которых оказались хлеб и солёные огурцы. Паёк разделили, и жующих на ходу студентов тётки повели по домам. Причём многих туда же, куда распределили вчера. Иру, Настю и Свету с тремя другими сокурсницам из параллельного потока пообещали поселить у «приличной чистенькой одинокой бабушки». «Далековато, правда, но других мест нет». Измученным студенткам хотелось одного: прилечь в тепле хотя бы не надолго, и они дружно зашагали гуськом за одной из пейзанок, боясь соскользнуть в размытую колею.
- Ой, каво мы види-и-им!
Послышалось через некоторое время. Девушки, оторвав взгляды от скользкой узкой тропки, подняли глаза. На полянке между двумя домами стояла группа деревенских парней.
- Не обращайте внимания. – Сказала провожатая.
А парням крикнула:
- Чё зырите? Не для вас пташки. Идите проспитесь, и завтра чтоб в восемь были на работе!
- Ага. – Ощерился самый высокий, и потянулся к папиросе во рту.
Настя увидела, что у него была врождённая аномалия развития верхних конечностей, типа фокомелии. Похоже, что его короткие предплечья были оперативно расщеплены, что позволяло успешно выполнять ими главную, хватательную функцию. Лицо парня тоже не было здоровым: на большой голове с выпуклым, пронизанным синими жилками лбом у самой переносицы таились узко посаженные крошечные красные глазки, язык перекидывал из одного угла рта с чёрными гнилыми зубами в другой папиросу.
- Куда это ты их, тётка Татьяна?
Полюбопытствовал стоявший рядом с ним маленький рыжий - вылитый Табаки.
Провожатая молча махнула рукой: «Отстань»!
- Да куда, как не к Мильке?
- То-о-очно!
Многозначительно прозвучало за спинами девчат.
На душе у них стало тревожно.

- Ну, вот и пришли. – Татьяна удовлетворённо обвела сокурсниц глазами. – Эмилия Генриховна уже старенькая, так что подмогнёте ей по хозяйству: попилите дрова, картоху в подполе переберёте, ну, воды там наносить, постирать, обед-ужин приготовить – само собой… - Толкнула она не запертую дверь.
- Баба Миля! Встречай постояльцев.
Девушки робко вошли в небольшое помещение, одновременно служившее прихожей, кухней, и комнатой. Несмотря на тесноту, везде было чисто: белёные стены, блестящий свежей краской пол, сияющие солнцем окна с кружевными занавесками. Стоявшая слева печка, за приоткрытой дверкой которой потрескивали дрова, порадовала долгожданным теплом. Справа красовалась пышными подушками аккуратно застеленная покрывалом швальмской вышивки кровать. Баба Миля – сгорбленная, но подвижная, в лёгком чистом халатике и гулькой тщательно, по-балетному уложенных седых волос поднялась навстречу вошедшим из-за стола под яркой клеёнкой, стоявшего в простенке между окнами напротив входа. Гурьба в грязной одежде отразилась в зеркале над столом и потупила взор:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. Откуда ж вы такие молоденькие-хорошенькие? - Поинтересовалась старушка.
- Аж с самого областного центра! – Татьяна разулась и прошла за печку, где оказался вход во вторую комнатку. – Баб Миль, они на картошку приехали. Пусть они у тебя месяцок поживут, ладно? Девчонки, вроде, хорошие, врачи будущие, помогать обещали. Мы отсюдава шкаф на время вытащим, чтоб им было где спать. Ладно?
- Ладно! – Согласилась баба Миля.
- Да ты-то не лезь, мы сами! – Отстранила старушку Татьяна. – А ну, девчата, давай!
И практически пустой шкаф переехал в «залу».
- Ну вот. Куртки-шапки накидаете на пол, и готово спальное место. Главное, тепло у Генриховны. А картохой, я думаю, она вас накормит. Накормишь, баб Миль?
- Конечно! Я только что сварила. Мало, правда, но сейчас ещё достану.
И баба Миля поставила на стол кастрюлю с горячей, сваренной в мундирах картошкой.
- Вот соль, растительное масло. Кушайте, кушайте. - Пригласила она девочек. – А я ещё и чаёк сделаю.
Каждой досталось по одной картошине, но зато какой: с лапоть, как шутила тётя Женя. Ничего вкуснее изголодавшиеся и промёрзшие насквозь студентки, наверное, никогда больше не ели.
Старушка суетилась у плиты:
- Вам же помыться надо. А тебе, - обратилась она к красавице Ольге, кивая на её шикарные, почти до пояса кудри, - тяжело здесь придётся.
- Да ничего! Я волосы в косы сплету. – Улыбнулась Ольга своей обворожительной улыбкой. - Давайте мы воды принесём!
И двое побежали с вёдрами к колодцу.
- Тебя как зовут? – Обратилась баба Миля к Насте.
Настя ответила.
- Подкинь-ка в печь угля, Настенька. – Попросила бабушка. – Воды-то много надо нагреть.
Настя бросила уголь в печь, пошурудила в её огненной пасти кочергой и с тоской вспомнила дом. Не любила она его покидать, а в этом году как-то неожиданно на сельхозработы отправили. Не успела она окна и балкон на зиму законопатить. Придётся матери самой. Разноцветные листья, специально засушенные для того, чтобы проложить их вместе с гроздьями калины и рябины на вате между рамами, так и остались лежать в толстенном учебнике анатомии М. Г. Привеса. Настя улыбнулась понятной только медикам шутке. Студенту на экзамене по судебной медицине задают вопрос: «Можно ли с помощью анатомического атласа убить человека»? «Нет». – Отвечает студент. «А если с Привесом»?
В тепле, да на сытый желудок, да в предвкушении умывания стало веселее. Девчонки обустраивались в спальне. Баба Миля сама предложила им набить в стены гвозди для одежды, и дала несколько плечиков.
На печке в вёдрах грелась вода, за стеной подружки оживлённо делились впечатлениями.
- Эмилия Генриховна. – Обратилась Настя к хозяйке. – А вы знаете, с нами руководитель приехал, так он тоже Генрихович.
- Немец?
- Да. Он и преподаёт у нас немецкий язык. Случайно, не родственник ваш?
- Не думаю. – Ответила старушка. – Одна я на всём белом свете осталась. Переселили нас сюда с Поволжья…
Настя приготовилась, было, послушать бабушкин рассказ, как в дверь громко постучали.
Эмилия Генриховна тревожно оглянулась: закрытая на хилый накидной крючок дверь заходила ходуном.
- Открывай! – Заорали дикие голоса с той стороны. – Иначе дверь вышибем.
Крючок прыгал в петле, готовый выскочить в любой момент. Полураздетые девчонки испуганно выглянули из соседней комнаты. Ольгина одежда висела на спинке шкафа. Она выбежала, чтобы её забрать, и в это время дверь с грохотом распахнулась.
- А-а-а-а-а!!.. – Заорал рыжий, в один миг оказавшись рядом с Ольгой, прижимающей к обнажённой груди футболку. Следом за ним в дверной проём протискивались ещё трое в умат пьяных парней. Сзади их подталкивал уже знакомый Насте инвалид.
- Уходите! – Закричала старушка. – Уходите!
Рыжий пихнул её в плечо, и бабушка, ахнув, завалилась на кровать. Одним прыжком Ольга оказалась за ней. Схватив подушку, она пыталась использовать её в качестве щита.
Двое из ввалившихся в дом вслед за рыжим упали и тщетно пытались подняться. Один, махнув на всё рукой, достал из кармана початую чекушку** и, не делая глотков, начал вливать водяру в глотку. Дико гогоча, инвалид, походкой Циклопа из фильма «Синдбад-мореход» на таких же, коротеньких, как и его руки, патологически искривлённых ногах продвигался вглубь комнаты, а дом заполняли новые и новые незваные гости. Кто-то из дебилообразных попытался войти в спальню, но получил жёсткий отпор. Это крайне не понравилось рыжему. Он бросился к Ольге, рванул её разметавшиеся по плечам волосы и заорал:
- Эта моя! Остальные – ваши!
«А он, оказывается, тут главный». – Догадалась Настя. Она стояла между кроватью и печкой, понимая, что срочно что-то нужно предпринимать, но не могла сообразить, что именно. Вдруг рыжий неистово заорал: обороняясь, Ольга укусила его за руку.
- Кро-о-о-овь! – Исступлённо завопил в унисон с рыжим Циклоп. И, довольно ловко выдернув из голенища кирзача*** нож, кинулся на Ольгу.
Не помня себя, Настя схватила кочергу, размахнулась и изо всей силы ударила его по голове. Вот это была кровь! Навсегда у Насти отпечатался в мозгу вид забрызганного ею потолка, печки, кровати, халатика Эмилии Генриховны… То, что у Насти были в этой крови руки, волосы и майка, она обнаружила потом. Глядя на то, как в полной тишине алые струи пульсируют между культяпками, сжимающими голову раненого, какое-то мгновение Настя колебалась: броситься к нему и определить степень тяжести причинённого ею повреждения или бежать прочь. Решение приняла баба Миля. Она подобрала брошенный Циклопом нож и крикнула:
- Девчонки! Вылезайте в окно. Там глухой забор, в конце – калитка. Стучите или перелезайте к Трофимовым. Собаки у них нет, и в помощи они не откажут.
- Но окно не открывается! – Закричала Светка.
- Бейте!
- Схватив табуретку, Ольга высадила стекло и прямо с одеждой в руке змейкой проскользнула между зубьями стекольных осколков.
За ней благополучно выпрыгнули две её подруги, потом баба Миля вытолкала в окно Настю. Ира тоже благополучно преодолела узкий оконный проём, но тут очнулся «Циклоп». Страшно взревев и протирая залитые кровью глаза, он на ощупь кинулся в спальню. Светка происходившее только слышала, и потому, увидев «Циклопа», застыла от леденящего душу ужасного его вида. Он протянул к ней кровавую двупалую руку, и Светка, завизжав, ринулась к окну. Настя с Иркой ждали её, а она никак не могла решить, ногами вперёд вылезать или головой. Наконец, Светка по пояс высунулась в окно, но запутавшийся в девчоночьих куртках «Циклоп» попытался, было, с той стороны ухватить её за ногу. Подруги буквально протащили Светку животом по торчащим из рамы осколкам.
Шестеро бежали во весь дух вдоль забора, оставляя кровавые следы, и видели, как с другой его стороны в эту же сторону мчалась пьяная компания. Сзади до них долетал рёв застрявшего в оконном проёме бабушкиной спальни «Циклопа».
На счастье калитка была открытой. Попетляв по огороду, девчонки оказались на чужом дворе. Двое первых взбежали на крыльцо дома и начали колотить в дверь:
- Спаси-и-и-ите-е-е-е!
Дверь открылась, и подруги юркнули в сени.
В тёмноте разглядеть хозяина было сложно. Все наперебой стали просить его понадёжнее запереть дверь. Он запер и пригласил компанию в дом. Босой и окровавленной она и предстала перед мирно ужинавшей семьёй. Немая сцена длилась недолго:
- Пожалуйста, спрячьте нас где-нибудь! - Взмолилась Настя.
Хозяин понимающе кивнул. С жующим сыном они привычно отодвинули стол, завернули половик, и разверзли перед девчонками чёрное дышащее сыростью подполье, в которое они сиганули не глядя. Хозяин спустил им фонарик и буханку хлеба. Крышка захлопнулась, и сразу стали слышны крики возбуждённо колотивших в дверь преследователей. Переговоры с ними хозяина дома с переменным успехом длились часа три. Пьяная толпа то уходила, то возвращалась. В конце концов, хозяин впустил их в дом, показал, что у него «никого нет и не было», и разочарованная молодёжь, на всякий случай грозя хозяину, убралась окончательно.
Только теперь почувствовался холод, но до утра было ещё долгих шесть часов… Сначала подруги перешёптывались, обсуждая события, позже, тесно прижавшись друг к другу, молча лязгали зубами. Каждая была уверена, что всё это закончится как минимум пневмонией.
Около семи утра умытый-побритый хозяин откинул крышку подполья.
- Надолго вам здесь задерживаться нельзя. Бегите во-о-он туда, – мужчина показал в окно направление - на остановку, пока они отсыпаются. Вот вода, вот деньги на дорогу. До первого автобуса сорок минут.
- А как же мы уйдём, ничего не сказав Вальтеру?
И тут в окне они увидели преподавателя.
- Ну, что, все целы?
- Кто вам о нас сказал?!
- Да бабуля ваша, Миля эта. Прибежала, спасай, говорит, своих подопечных.
- Ночью! Вот молодец!
- Значит, она не пострадала, а то мы так переживали.
- А этот, которому я по голове?
- Да всё с ним нормально. – Повернулся к Насте преподаватель. – Дома отсыпается. Вы ещё братца его не видели. Он с другой компанией к нам приходил.
- Ужас! – Возбуждённо тарахтели девушки.
- Значит, так. – Сказал Вальтер. – Умываетесь и идёте на работу.
- В-вы это серьёзно? – Настя не верила своим ушам.
- А то! Если мы план не выполним, с меня в деканате голову снимут.
За подруг вступился хозяин:
- Вы что, не понимаете? Это будет повторяться каждый день. Не впервые к нам студенты приезжают.
- А я что могу сделать? Так было не только у них. Пусть, КАК ВСЕ, потерпят.
- Нет. – Твёрдо завила Настя. – Лично я терпеть не буду. - И первая шагнула за порог. Подруги потянулись за нею, в страхе оглядываясь, нет ли преследователей.
Второй изумительной красоты осенний рассвет встречали они в поле, на тропке через которое шли босиком, то и дело вскрикивая от ранений подошв острыми кончиками стерни.
Ни в автобусе, ни в электричке на них никто не обращал внимания, однако ехать в общежитие через весь город без обуви да в окровавленных майках они не решились и наняли такси.

«Отмокая» в ванной, каждая неоднократно прокручивала в голове события трёх прошедших дней. Позже они говорили друг другу, что у всех было такое впечатление, будто они пробыли в Судженке минимум месяц. Для одной из подруг дело закончилось госпитализацией в отделение неврозов: Света обратилась к врачу в связи со страхом сна. Засыпая, она видела только одну картину: чёрный проём окна с зубьями разбитых стёкол, в который она никак не может пролезть, спасаясь от преследующего её страшного чудища. На всю жизнь остались у неё и шрамы на животе. Интересно, что больше никто ничем не заболел. Даже не чихнул ни разу.
Домой подруги уехать не решились, но и в деканате боялись показываться. Хотя, конечно, понимали, что столь долгий срок оставаться не замеченными было невозможно. К удивлению девчонок их, ни в чём не упрекая, загрузили работами на стройке второй очереди нового общежития до самого окончания сельхозстрады.

Вернувшиеся однокурсники первым делом прибежали к героиням. Отмечая свою последнюю «картошку», они под общий хохот сетовали на то, что подруги в сердцах выбросили окровавленные майки и не захватили с собой кочергу: вот было бы достойное украшение стены их общежитской комнаты!
- А ваш «скорбный труд» даром не пропал! – Утешали отбывшие весь срок. – В день вашего отъезда милиция приезжала, беседовала с местными. О чём уж там они говорили, не знаем, но к нам до конца уборочной больше никто и носа не совал. Правда, и зарплату за этот месяц никому не выдавали.

_____________________________________________________________

* ДуАл (соционическое) – человек твоей квадры, подходящий по типу
информационного метаболизма, тот, с кем складываются лёгкие непринуждённые отношения. Думаю, именно о таких отношениях писала в своих стихах Мария Петровых:
« ... я с тобою та,
Какой меня задумала природа».

**ЧекУшка - бутылка водки или вина ёмкостью в четверть литра. Многие еще помнят, что в достопамятном 1970 году четвертинка, она же чекушка, стоила 1 рубль 49 копеек, а поллитровка - 2 рубля 87 копеек.
***КирзачИ – сапоги из кирзЫ - кирзовые сапоги. КирзА - материал на основе многослойной хлопчатобумажной ткани, обработанной плёнкообразующими веществами. Используется как заменитель кожи. Поверхность кирзы подвергают тиснению для имитации фактуры свиной кожи. Идёт в основном на производство голенищ армейских сапог. Применялась также для изготовления прорезиненных приводных ремней, подсумков, планшетов и др. Кирза названа по месту первого массового производства — комбината «Искож» (кировский завод).