Обычно подобные военные истории приурочивают к какой-то знаменательной дате — началу героического события, его конца… Но бывают моменты, когда тянуть с повествованием не хочется. Переживания рассказчика взламывают какую-то внутреннюю журналистскую защиту, требуя пересказать его историю сейчас же. Так у автора публикации произошло с книгой воспоминаний командира 134-го гаубичного артполка 172-й дивизии Приморской армии Бориса Александровича Кубарского — «Вместо завещания».
Этот офицер принимал активное участие в обороне Одессы и Севастополя, пережил ужасы немецкого плена, а после возвращения домой — брезгливого и пренебрежительного отношения к себе со стороны государства.
«В июле 1942 года в районе мыса Херсонес в плен попали порядка 80 тысяч наших офицеров, солдат и матросов. Многие из них погибли, некоторые три года провели в немецких лагерях — не по своей вине, а затем были ущемлены в правах на Родине. Надо восстановить справедливость. Воины Приморской армии и Черноморского флота, которые своими нечеловеческими усилиями сделали из Одессы и Севастополя города-герои, заслуживают этого. Истории Бориса Кубарского и Алексея Матюхина тому пример», — подчеркнул ветеран спецназа ЧФ Валентин Шестак, который принёс книгу воспоминаний командира 134-го гаубичного артполка в редакцию ForPost.
Будни обороны
Борис Кубарский описывает свои переживания и делится мыслями — как-то по-особенному просто и понятно, увлекая читателя в свою историю.
Правда войны раскрывается в мелочах, небольших акцентах — как, например, в описании каких-то неприглядных, но неотъемлемых моментов жизни бойцов в условиях фронта или плена, размышлениях о поступках людей по разные стороны баррикад и о себе. При этом через страх и ужас ситуаций всегда пробивается свет надежды, который автор книги пронёс через всю свою жизнь.
Борис Кубарский связал свою жизнь с армией ещё до начала войны. В 1939 году юноша из города Усолье-Сибирское поступил в Киевское артиллерийское училище. Войну встретил в Молдавии, бился за Одессу, после чего защищал Крым и Севастополь.
Особенное место для командира огневого взвода 134-го гаубичного артполка — гора Гасфорта под Севастополем.
«После Крымской безуспешной кампании итальянцы соорудили на вершине горы Гасфорта кладбище, и теперь мы её называли — высота с итальянским кладбищем. Поднявшись с разведчиками и связистами на высоту, мы осмотрели кладбище. Кладбище имело каменные заборы высотой три метра, размер кладбища — около 50 на 50 метров
С утра 11 ноября (1941 года) я уже вёл огонь по немцам. Сначала наша пехота занимала рубеж перед горой Гасфорта, у её подошвы, на вершину высоты никто не заходил. Мы были замаскированы забором и спокойно работали: вели наблюдение и стрельбу. Чтобы голова у меня и разведчиков была ясная, решил принимать положенные
В описаниях Бориса Кубарского, зная историю обороны, словно кожей чувствуешь, как немцы стягивают петлю вокруг Севастополя, понимаешь причины сложного положения защитников.
«Поначалу ограничения в расходовании снарядов не было, и я по всем целям, то есть по всему, что видел в секторе стрельбы и за его границами, вёл огонь на уничтожение либо подавление. Но потом, кроме плановых огней — ПТОЗ, НЗО, ПЗО, СО и других, — было запрещено открывать огонь без разрешения дивизиона и полка. Вот и приходилось, прежде чем начать стрелять, испрашивать разрешение и подробно докладывать, что за цель, где она и так далее…
На следующий день всё повторилось сначала. Во второй половине дня опять ушёл Бондаренко, и опять мы вели непрекращающийся автоматный огонь из амбразур. Раскалившиеся СВТ уже нечем было охлаждать — кончилась вода. Тогда стволы стали охлаждать своей мочой», — описывает бои в районе горы Гасфорта командир.
На войне отголосок мирной жизни — как глоток свежего воздуха. И такие моменты редко, но случаются.
«К новому, 1942 году в Севастополь были доставлены посылки фронтовикам от жителей Кавказа. Получила их и наша батарея. На каждое орудие и отделениям взвода управления досталось по несколько штук. Одну посылку Лазов оставил для меня. Вскрыл я её по приходу на НП. Там оказались бутылка вина, печенье, сухие фрукты, носки и варежки грубой вязки и рулон чего-то похожего на толь. Мы попробовали вино, печенье, фрукты. Я отдал бойцам носки и варежки. А то, что походило на толь, оказалось листом вкусной кисло-сладкой полусухой фруктовой смеси, и мы этот лист с удовольствием сжевали», — повествует Борис Кубарский.
А ещё в книге немало интересных примеров русской смекалки. Например, любой человек нуждается в витамине С, его недостаток приводит к цинге. Понятное дело, с аскорбиновой кислотой в осаждённом Севастополе — беда.
«Для недопущения появления цинги приказом по армии обязывалась выпивать утром и вечером по кружке настоя дубовой коры и хвои. Микстура была горькая и противная, но пили», — рассказывает автор книги.
Плен
В последние дни обороны Севастополя Борис Кубарский в результате налёта немецких пикировщиков получает ранение и контузию. Падение города он наблюдает словно через гущу тумана.
«Очнулся в нашей полковой санчасти, в какой-то штольне со светлячками огней. Меня тошнило, иногда рвало, в глазах появились радужные круги, в голове стоял гул и боль, слышал я плохо. Встать и идти не мог, терял равновесие. Мне прокричали, что разведчики принесли меня вечером, откопав на батарее…
Лежу в пещерке. День. Зной. В голове — расплавленный свинец. Неосторожное движение левой рукой — боль. Рука распухла. Тупо смотрю перед собой. Вот лежит внизу большой плоский камень и на нём силуэт человека. Откуда здесь наскальное изображение человека в натуральную величину? С воем летят снаряды в море и становятся столбами воды, отвлекая от наскального изображения. Вдруг за кромкой камня я замечаю белые ступни. Долго смотрю, не понимая. Наконец сообразил, что это силуэт раздавленного человека в толщину картона, а ступни оказались между камней. Солнце и море кровь вымыли…
…Меня удивила тишина. Нет артогня. Наверху немцы. Говорят, что они кричат: «Рус, сдавайс!». Стреляю вверх в немцев из своего ТТ (пистолета). Остался один патрон. На моих глазах один сержант сидел на корточках, поставил автомат меж ног и, поглаживая его, потом быстро выстрелил. А мне? Уваркин забирает у меня из рук ТТ и, высунувшись из-за камня, стреляет в немца, тот сваливается с обрыва и разбивается о камни. Всё. Нечем. Кидаю ТТ в море.
…Гортанные немецкие крики рядом. Пинок сапогом под зад. Уваркин помогает мне подняться. И мы в общей нескончаемой цепи медленно бредём вверх. Внизу стучат короткие автоматные очереди: немцы добивают раненых, не могущих встать. Наверху пожилой старшина быстро свинчивается с моей гимнастёрки орден Красной Звезды и забрасывает в море. Смотрю на него недоумённо… — „Убьют!” — кричит он мне в ухо», — описывает мрачные картины Борис Кубарский.
А дальше — бесконечный поход в Симферополь, смерть и смелые севастопольские женщины.
«…Когда проходили мимо железнодорожного вокзала, жители, женщины в основном, отважно бросились колонне, сунув нам в руки куски еды и банки, бутылки с водой, несмотря на крики и стрельбу конвоя.
На выходе из города на Лабораторном шоссе я почувствовал, что не могу идти. Уваркин и другие меня поддерживали. Многие на подъёме этого извилистого шоссе садились, не могли встать и были убиты автоматными очередями конвойных. Это видение и звук очереди до сих пор навязчиво меня преследуют», — подчёркивает рассказчик.
Сложный выбор и парад членов
Ещё один момент, заставляющий задуматься о себе, своём окружении, знакомых. Уверен, что лучше других? А как будет в критической ситуации?
«Стояли две колонны пленных, и полицаи кричали: рядовые — строиться налево, командиры — строиться направо. Я остановился, наблюдал разных людей с разным поведением. Вот тройка, быстро горячо говорят, направляется нерешительно в одну сторону, затем разворачивается и идёт в другую. А вот этот человек уже в четвёртый раз постоит-постоит в одной колонне, а потом перебегает в другую. Эти бегающие туда-сюда заставили меня задуматься. Почему они перебегают? Куда мне стать? Что это — коварный способ отобрать комсостав и уничтожить? Но если так, то надо принять это с командирской гордостью, достоинством и честью…
Поинтересовался у нескольких человек, почему в Симферополе командиры становились в колонну рядовых, а рядовые наоборот. Мотив комсостава был один — боялись уничтожения. Это можно было понять. А вот рядовые, оказывается, становились колонну командиров, думая, что командиров будут лучше кормить. Это меня удивило и озадачило», — пишет Борис Кубарский.
Один из символов той войны — инфернальная жажда нацистов искать и уничтожать евреев. С проявлением германского антисемитизма столкнулся и автор книги.
«Однажды, перед утренний баландой, возле ворот лагеря собралась группа человек 40 немцев, татар, кавказцев, среднеазиатцев, много седобородых старцев. Нам громко объявлено: построится по три и при выходе из ворот каждому вынуть половой член. Слышу, молодой белокурый парень очень нервно, взволнованно говорит, что у него была болезнь — фимоз, и ему хирург сделал обрезание, и теперь ни за что он будет расстрелян.
Итак, начался парад мужских членов. Два немца осматривали шеренгу за шеренгой, иногда выталкивая кого-либо в сторону. Было тихо. Слышались только резкие крики этих немцев. Когда все прошли, получили баланду и вошли в лагерь, выделенных из строя оказалось около 20–30 человек. Их подвели к смешанной, разнонациональной комиссии, которая часть отпустила в лагеря, часть была уведена полициями, как видно, на уничтожение», — вспоминает офицер.
Немецкое «гостеприимство»
«8 октября привезли в Моосбург. Нас привели в стационарный лагерь № VIIА. Лагерь разделён высокими сетчатыми перегородками на разделы: англичане, французы, сербы и так далее. В нашем загородке один барак. К нам пришёл немецкий мелкий чин с часовыми. Часовые выгнали всех во дворик барака. Чин залез на табуретку и на русском языке, потребовав внимания, стал говорить: у Советов нет командиров, поэтому немецкое командование считает вас рядовыми. Ваше правительство от вас отказалось, считая изменниками, и не подписало конвенцию Международного Красного Креста. Поэтому продуктовые пакеты получают все военнопленные — англичане, французы и другие, а вы не будете получать. Вас отправят в рабочие команды, и вы должны работать.
Далее он зачитал правила поведения для военнопленных: за отказ от работы — расстрел, за неподчинение требованиям лагерного начальства — расстрел, за саботаж — расстрел, за пропаганду — расстрел, и так далее», — вспоминает артиллерист.
И опять через череду унижений и лишений — светлый момент.
«Однажды он [часовой] взял меня и ещё одного с собой, отвёл на два квартала, и мы спустились в подвал целого дома. Там лежали круглые короткие чурбачки. Он велел их расколоть и сложить в поленицу, сказал, что одна фрау за это накормит нас обедом. И действительно, в обед он нас повёл по лестнице вверх, приложил палец к губам и велел идти тихо, не топать. На одном из этажей дверь в квартиру открылась, и мы быстро в неё вошли. На кухне уже был накрыть стол. Часовой и мы сели за стол и пообедали, часовому хозяйка, пожилая женщина, налила пару рюмок шнапса. Три дня мы были дровоколами и три дня ели приличную еду», — рассказал Борис Кубарский.
Благодаря книге воспоминаний защитника Севастополя можно предположить, откуда появился миф о пукающих за столом немцах. А может, и не миф это?
«Шиллинг, монтажник высокого класса, приехавший из Берлина, во время работы вонял вслух. Моему замечанию, что делать это при мне неприлично, он был удивлён, не больше. Как делились остальные ребята, и другие немцы воняли при них. Вот так. Русских, пленных, славян, стыдиться нечего», — пишет автор.
Немецкие часовые и надсмотрщики нередко избивали пленных русских солдат, издевались над ними. Всегда было интересно узнать, как по отношению к нашим пленным вели себя гражданские немцы. В книге об этом рассказано несколько историй.
«Меня перевели к мастеру Коппу, занимавшемуся монтажом электропроводки. Копп был вредным, ругливым и крикливым человеком. Если он нас заставал неработающими, то злобно ругался. Позже, в конце 1944 года, особенно в 1945 году, он стал разговаривать с нами спокойнее, мягче и — о чудо! — стал приносить для нас бутерброды, а иногда за 30–40 минут до конца рабочего времени приказывал кончать работу и сидеть в конторке-кладовке. Мощные удары Красной Армии открыли немцам на нас глаза, и они видели в нас людей, а не славянские рабочий скот», — рассказывает Борис Кубарский.
В этом месте с автором можно поспорить. Предположу, что не людей они увидели в наших пленных, а приближающуюся расплату за всё то зло, которое причинили народам Советского Союза. И чуть дальше в книге автор это сам признаёт:
«Однажды в лагерь приехал майор. Нас, доходяг, построили, майор зачитал приказ о порядке передачи противнику военнопленных. Такая гуманность и …немцы в голове моей не совмещались. Что-то тут не то. Тут подвох какой-то можно ожидать.
Лишь много лет спустя, будучи в гостях у однополчанина Степана Гонтарева, я прочёл переписку Сталина, Черчилля и Рузвельта. Оказывается, Черчилль с согласия Сталина предупредил немцев, что в случае уничтожения союзных военнопленных будут уничтожены немецкие. Вот, оказывается, что заставило немцев позаботиться о наших жизнях: сила и страх. Нет, не гуманность! Сила и страх — язык, который немцы понимают без переводчика!»
А ещё наши военнопленные познали в буржуазной Германии нюансы натурального обмена, который практиковался ещё в первобытном обществе.
«Кто-то из ребят стал потихоньку из деревяшек, кусочков проволоки и других отходов делать игрушки: маленькие автомашины, самолёты, слона на тележке и подобные — и на фабрике загонять их немцам за хлеб и сигареты. Комендант нашего лагеря, унтер-офицер, делать их запретил. Немцы на фабрике стали их заказывать, но мы им объяснили, что нам делать игрушки запрещено. Через некоторое время унтер нас собрал в столовой и объявил о разрешении делать игрушки, но только не разрешил носить их с собой на фабрику.
Для их реализации 2-3 раза в неделю солдат будет забирать игрушки и относить в бэкэрай (булочную). На каждой игрушке должна быть бумажка с лагерным номером пленного, кто её сделал и что он хочет: хлеб, сигареты, но не больше этого ассортимента. Игрушки будут выставлены в булочной. Плату за реализованные игрушки солдат будет приносить в лагерь. Оказывается, немецкие женщины просили разрешить делать игрушки. Понравились», — пишет Борис Кубарский.
Продолжение ЗДЕСЬ.
Андрей Киреев
Обсуждение (25)
"В этом месте с автором можно поспорить. Предположу, что не людей они увидели в наших пленных, а приближающуюся расплату за всё то зло, которое причинили народам Советского Союза. И чуть дальше в книге автор это сам признаёт"
Вот кстати да. Многое было сказано о праве сильного, но иногда это единственный способ отстоять свои права когда вокруг никто по человечески не понимает и только наглеет.
Спасибо автору! Ждем продолжения.
В городе-герое Севастополе не должно быть улицы имени адмирала Октябрьского... Это будет справедливо по отношению к тем офицерам, матросам, солдатам, которые остались на мысе Херсонес в июне-июле 1942 года....
лаиш,
Поддерживаю. Заглавное фото статьи. Такое нельзя прощать.
лаиш,
а может пусть будет , чтобы не забыли и не сказали , что не было такого, что не могло такого быть, что всё вранье и наветы врагов, чтобы помнили, все как было, и не повторилось вновь, как память что есть герои среди нас и есть обычные люди, и было это здесь, здесь он воевал , здесь жил, здесь ему создали образ и назвали в честь него улицу, несмотря ни на что.
лаиш,
Октябрьского, тогда и генералов Петрова и Новикова вычёркивайте. Тоже не на высоте. Нам с небосклона Истории виднее ж. А ваще взять бы да почитать что нибудь самому.
старый русский,
Ну уж к Новикову какие могут быть претензии? Погиб как герой, хоть и в концлагере! Вообще судить поступки мертвых - гиблое дело. Они не скажут ничего в свое оправдание, а оно у каждого есть.
sapun,
Да там всё один к одному. Один улетает на Кавказ руководить эвакуацией, остовля за себя другого. Другой как первого след простыл первого, запрыгивает в подводную лодку, оставляя третьего. При этом отозвав всех командиров до батальонного включительно из обороняющихся подразделений, якобы для эвакуации. Ну, а третий видя такую пьянку решает тоже не корячится и на артеллерийском катере мчится за ними в догонку. По мне так плен и гибель на мысе Херсонес гораздо почётнее чем сдача в плен на катере.
Сносить памятники,сбивать таблички,переименовывать улицы-это как то похоже на действия в странах бывшего Союза Социалистических республик...кладбище еще можно в Гончарном снести,немецко-фашистское,как снесли при СССР итальянское,английское,как только отношения между странами испортились....Ну не дело мстить покойникам,история сама все рассудит,с таким-же успехом нужно снести памятники и "палачу и сатрапу" Петру 1,и Екатерине и много еще кому.Хотя,не помнящие своей истории,после нонешней реформы обрзования,и будущего то не имеют.....так,один сплошной монгерштерн.
against everibody,
Дело даже не в мести покойнику, а в глобальных изменениях из-за того, куда сейчас флюгер дует. Вон сколько всего в 90-х натворили, думая, что настали другие времена и и так теперь всегда будет.
Что касается Октябрьского: а вы бы на его месте ввели корабли в Севастополь, зная, что нашей авиации практически нет, в воздухе самолеты противника и все корабли рискуют уйти на дно вместе с воинами?!
sapun,
Короткая летняя ночь, абсолютное господство противника в воздухе, отсутствие необходимых транспортных средств, все это после обрушения Крым-фронта, делало невозможной никакую нормальную эвакуацию, потери при попытке ее осуществить боевыми кораблями ( у них кстати износ за год был тоже запредельный) только увеличил бы потери. Да, с точки зрения современного послезнания, отход с Северной стороны в первую неделю июня и сосредоточение сил для удержания города по Сапун горе и южному берегу бухты мог бы продлить оборону, но отменить конечный результат наверняка нет. Противник оказался сильнее и от того что среди погибших защитников или, что еще хуже , пленных, оказался бы адмирал Октябрьский трудно назвать более лучшим исходом обороны, чем тот который произошел в реальности. Да Октябрьский не был ни Ушаковым, ни Нахимовым, ни Нельсоном, что конечно жаль, но явно не преступление. Да он был формальным руководителем обороны хотя в реальности никакой нужды в том что это был именно он уже к январю 1942 года не было, но на то была воля вышестоящего руководства и оно кстати не нашло его серьезной вины в произошедшем, а крутость расправ с виновными (и, к сожалению, не только) в те времена общеизвестна. Ну и просто справедливости ради он является автором идеи и в значительной мере воплощения (хотя там тоже накуролесили) крупнейшей и что самое главное в целом успешной десантной операции советского флота в ВОВ - Керченско-Феодосийской.
sapun,
И японцы и американцы все свободные клочки палуб линкоров, крейсеров, эсминцев уставили зенитными автоматами. В октябре 1942 еще до применения снарядов с радиолокационным взрывателем линкор Южная Дакота в составе соединения сбил по разным данным от 13 до 26 японских пикировщиков и точно 7 торпедоносцев из 14. Это были чисто морские летчики с огромным опытом. У Рихтхофена под Севастополем таких и не было. Не такое простое дело падать в пике и особенно выходить из него на корабли идущие в ордере кольцо ПВО и имеющие единую систему управления зенитным огнем. Только вместо системной работы по усилению ПВО кораблей кочегар Иванов просто угнал их подальше и понаставил тысячи мин на подходе к Севастополю, на которых кроме наших же кораблей и судов никто не подорвался. Не получаются за десяток лет из кочегаров адмиралы. Только карьеристы.
Oldcool,
Вы точно не путаете возможности США, на территории которых нет боевых действий, и СССР потерявшего половину европейской части за первый месяц войны, в оснащении ( а заодно ремонте, выпуске, модернизации..) кораблей средствами ПВО? В этом был виноват именно и исключительно "кочегар Иванов"? Кстати асы Рихтогефена не кисло так прорядили флот Великобритании в их "канале" в 1940 и на Крите в 1941-м, а этот флот был не чета советскому а те немецкие пилоты, что были под Севастополем были им равноценны. "Дакоте" просто повезло, а вот "Рипалсу" с "Уэльсом" нет, да и в отличии от японцев немцам не требовалось далеко лететь (100-150 км от аэродрома против 500-700) и они могли совершить по три-четыре вылета на самолет. С минами действительно вышла глупость, но выставление этих минных полей было обусловлено предвоенным планом который нужно было исполнять, претензии к Октябрьскому могут быть что он его не опротестовал, а исполнил но опять же - послезнание! Ну и о "получится- не получится", из Кузнецова Н.Г. что то все же получилось и из Головко А.Г. вроде тоже, это вот из нынешних менагеров получить нормальных управленцев шансов мало, а так то все от человека зависит.
Верещагин,
В СССР эвакуированные в тайгу заводы через 4 месяца начинали выпускать танки потому, что будут танки - будет директор завода, не будет танков - не будет директора завода. При таком подходе и наличии понимания проблемы можно было решить ее в считанные месяцы. Собственно как и было с Южной Дакотой. Как раз урок Рипаллса и Принца Уэльского послужил волшебным пинком для реорганизации ПВО флотов. О качестве немецких пилотов именно как летчиков морской авиации говорит поход Ташкента. С заклиненным рулем, расстрелянным в ноль БК зенитных установок, приняв воды через пробоины, он все таки дошел до Новороссийска, хотя на него были сброшены сотни бомб.
Oldcool,
Вы плохо себе представляете планы СССР по эвакуации военных производств и подготовку к ним в предвоенный период. "Чистое поле" не означало срубленную тайгу с пеньками, а означало площадки с залитым фундаментом и подведенными коммуникациями хотя да, часто без стен, а иногда и крыш, но это все равно очень сильно просадило выпуск вооружений и учитывая, что основные действия были на суше, было не до ПВО кораблей. Без сомнения героический поход "Ташкента" закончился практически полной утратой его боеспособности, его дотянули до стенки в Новороссийске, а что бывает с кораблями на стоянке (т.е. без хода и маневра при погрузке выгрузке) немецкие летчики там же показали через пару дней. На счет "сотен бомб" осторожнее, если и была одна сотня, то это суммарно вместе с тем налетом на Новороссийск и предшествующими походом в Севастополь и возвращением , но там еще были цели.
Да погибли близкие под Севастополем . Из под Одессы их перебросили но шли очень сложно...
Зачем копаться и искать виновных, если войну они выиграли?! Не ошибается тот, кто ничего не делает.
sapun,
Копаться нужно и для памяти, и для предотвращения повторения ошибок, но вот выводы делать с позиции мирного времени да еще и человека слабо себе представляющего особенности вооруженной борьбы, это нонсенс.
«…Этот офицер принимал активное участие в обороне Одессы и Севастополя, пережил ужасы немецкого плена, а после возвращения домой — брезгливого и пренебрежительного отношения к себе со стороны государства…».
А вот здесь – про «брезгливость государства» – у офицера явная ЛИЧНАЯ натяжка.
Чем она вызвана – офицер не уточняет.
Например, в ПОДАВЛЯЮЩЕМ КОЛИЧЕСТВЕ случаев «из плена немецкого» в «плен советский» МАССОВО не отправляли. ВСЕ бывшие военнопленные проходили фильтрацию – и это правильно! – и если не было «залётов по разным обстоятельствам» и позволяло здоровье – то вновь отправлялись в действующую армию.
Но порой ЛИЧНОЕ зачем-то обобщается и преподносится уже как СИСТЕМНОСТЬ по отношению «ко всем».
...
Неужто расскажет правду о гибели Алексея Матюхина?
...
Этот ветеран, что на фото в конце 70х несколько лет подряд приезжал в Севастополь на День Победы, селился в гост Корабельная что на Пр. Победы на 1м этаже, с утра 9го мая уезжал на Сапун гору, после обеда возвращался, покупал пару кило хороших шоколадных конфет и угощал местных пацанов, 10го с утра уезжал. Тогда не знал кто он, теперь знаю. Спасибо автору....
80 тыс это официально, по разным источникам около 120 на Херсонесе и порядка 60 ти за период Обороны. Одна только национальная дивизия в полном составе перебежала к немцам в начале Обороны на северной стороне. Это только плен, без учета убитых и раненных. Так что бывало по всякому, но героизм при Обороне был массовый это ДА. Генерал Новиков не выполнил приказ, остался - погиб, герой ? Да. Петров и Октябрьский - приказ выполнили, хотя есть сведения что Петров с большим скрипом, герои - думаю Да, на то и под погонами ходили что бы приказы выполнять, иначе это уже не войско было бы. А вот вопросы к тем кто эти приказы отдавал имеются и поныне. Где то читал что в 1944 году немцы попали в аналогичную ситуацию, тем не менее регулярно посылали бэдэбэшки из Констанцы для эвакуации остатков из Крыма. БДБшки топила 10ками наша авиация, из 30 прорывалась одна, но немцы не останавливались, остатки знали что за ними прийдут в любом случае и их моральный дух по воспоминаниям современников был очень высок. Однако им это не помогло, так как правое дело было наше.
90777,
Если Вы имеете ввиду 63 -ю горно-стрелковую дивизию им. Фрунзе, то к Северной стороне она не имеет никакого отношения. Грузины участвовали в Керченской операции, вернее в ее провале. Почитайте, как проходила высадка дивизии под Феодосией, и что было потом. Не оправдываю бойцов, но от натиска фрицев и (м.б. главное) чудовищного (головотяпства) командования каждый бы охренел. Не каждый, конечно. Не знаю. Ужас и стыд.
Приказ сдриснуть Октябрьский выполнил. Только он не выполнил приказ Буденного "ни шагу назад".
Что-то мне подсказывает, что название улиц именами главных хероев обороны Севастополя - корявые попытки скрыть правду.
Жду очень!