Спустя две с половиной недели уже прошел первый шок, вызванный резонансным убийством в Санкт-Петербурге рэпера Александра Юшко, он же Энди Картрайт.

Прошлогоднее громкое убийство на берегах Невы, историком Соколовым своей любовницы и бывшей студентки Анастасии Ещенко, конечно, имело свой определенный социальный контекст – академический статус убийцы, его близость к не последним в стране людям и т.д. И все же больше там было некоей почти вневременной достоевщины.

Трагическая же кончина Юшко-Картрайта представляет собой смесь вневременной достоевщины с послевременным (так как этот жанр вроде как знаменует собой апофеоз и конец культурной истории) постмодернизмом.

Жена, якобы найдя мужа умершим от наркотической передозировки, сочла такую смерть «недостойной рэпера» и решила расчленить мужа и спрятать его останки, а всем сказать, что он пропал без вести. Следствие, правда, быстро установило, что следов наркотиков в крови покойного не наблюдается, и, скорее всего, вторая половина располовинила (извините) Картрайта, убив его в результате семейной ссоры.



Это уже не совсем Достоевский, а приправленный Достоевским какой-нибудь Владимир Сорокин.



Лично мне в этой истории интересен один момент. Покойный Картрайт был не последним человеком в индустрии рэп-баттлов, где, как известно, одной из ключевых особенностей является подчеркнутое отсутствие любых ограничений и морально-этических барьеров. Участники грязно глумятся над вероисповеданием, матерями, отцами, женами, печальными жизненными вехами, болезнями и увечьями друг друга и третьих лиц, обычно тоже коллег.

Вот и возникает вопрос – а будут ли шутки про смерть Картрайта? Рэп-цех пока траурно молчит, но не сомневаюсь, что будут, и скорее раньше, чем позже. В соцсетях уже вовсю шутят – фото Картрайта и подпись: «Расскажи ему, как тебя пилит жена».



Казалось бы, последние семьдесят пять и особенно последние тридцать лет – это непрекращающееся торжество гуманизма в его либеральной версии, берущее такую высокую ноту, что аж уши закладывает.

Однако недаром пел гениальный Егор Летов: «Гуманизм породил геноцид». Мысль о человеке и его жизни как главной ценности не остановилась на самой себе и закономерно пришла к тому, что одна человеческая жизнь может по каким-то причинам быть ценней другой.

Недаром философию Фридриха Ницше с его идеей Сверхчеловека часто называют «сверхгуманизмом». Для кого-то звучит шокирующе, но вполне ведь логично: гуманизм – человек, сверхгуманизм – сверхчеловек.



Многих удивляет лозунг, он же название ставшего недавно всемирно известным движения Black Lives Matter – «жизни черных важных». В США, да и в других странах порой робко возражают, что нет, упаси Господь, не «жизни белых важны», а вообще – «все жизни важны».

В ответ слышится гневная отповедь – мол, не «примазывайтесь» к вековым страданиям афроамериканцев, афроевропейцев и афроафриканцев. Вот типичное рассуждение известного музыкального критика крайне леволиберальных взглядов, вполне белого, что характерно.



Вообще же для того, чтобы понять проблематичность высказывания All lives matter, которую никак не может понять российский белый менеджер на карантине, не нужно длинных аналогий с холокостом и так далее, поскольку модальность этого высказывания легко показывается в бытовом диалоге.



Вот так, например:



- Мне плохо.

- Всем плохо.

- У меня болит голова.

- У всех болит голова.

- Я несчастен.

- Все несчастны.

- Black lives matter.

- All lives matter.



Чтобы, как говорится, вас самих так утешали, когда вас скрючит.



А вот что пишет русский публицист Александр Коппенол, живущий в Нидерландах.

Когда погиб Джордж Флойд, голландские политики и всякие знаменитости поспешили высказать в соцсетях свой ужас произошедшим и своё осуждение расизма.

В минувшие выходные в амстердамском парке - среди белого дня - в присутствии тысячи людей (включая детей) - 5 выстрелами из пистолета убит парень, который заступился за товарища. У которого пытались отнять часы.

И вся почтенная публика молчит.

Потому что жертва - белая, а подозреваемые - цветные.

Впрочем это обстоятельство по крайней мере одного политкорректного урода подвигло на комментарий "Как нехорошо политизировать уголовное преступление". "Политизировать" - это значит обратить внимание на проблему интеграции нацменов.

То есть все-таки «жизни белых не имеют значения». Причем трагедия, о которой речь во второй цитате, освящена и подготовлена негодующими теоретическими рассуждениями о «примазывающихся белых расистах» из цитаты №1.



А вот совсем другой пример, тоже недавний – автоубийство, совершенное вусмерть пьяным Михаилом Ефремовым.

Сколько солидных и знаменитых голосов раздалось в его защиты! Иные с деланным сочувствием к жертве. Иные с прямым указанием, что жизнь простого шофера не может быть равна жизни знаменитого актера. Иные вообще с откровенной брезгливостью к погибшему, как у Маргариты Симоньян – «Коллектив, найдите, плз, данные карты семьи гражданина Захарова из Рязани, который работал вахтой в Москве, жил на с'емной квартире с другими такими же работягами, Москву не любил и тосковал, что 'жизнь заставила на старости лет работать вдали от близких'».

Кстати, и у историка Соколова в прошлом году нашлось немало защитников, в том числе известных, вроде Дмитрия Пучкова-Гоблина, которые напирали, что, во-первых, убийца знаменитый ученый, а во-вторых, жертва его сама спровоцировала своей молодостью и красотой.

Вроде все это совсем разные истории из совсем разных стран. Но и похожие, согласитесь. Ефремов – социальный расизм, «жизни бедных и незнаменитых не имеют значения». BLM – расизм обыкновенный (хотя понятно, что во многом все эти американско-западные движения и смуты лишь ширма, за которой солидные господа, в основном, кстати, белые, но в целом мало озабоченные вопросами цвета кожи, решают свои солидные вопросы).

И все это – возвращение в мрачные и дикие времена, которые просвещенный дух современности решительно осуждает и отвергает.



Важны жизни все меньшего количества людей. И все больше шансов, что ты хотя бы по одному из своих природных или приобретенных признаков окажешься в группе, жизнь членов которой не важна и даже неприятна для членов другой группы, имеющих ресурсы твою жизнь оборвать.



Смерть же питерского рэпера показывает, что не только жизнь стремительно теряет цену, но и смерть перестала считаться чем-то сакральным или хотя бы заслуживающим уважения.

Синтезированный с темными веками постмодерн привел к тому, что она стала разрешенным предметом для шутки и даже откровенного глума. Пусть и не всякая, а «подходящая».

Повторюсь, пока о смерти Юшко-Картрайта шутят в основном в сети. Но не вижу ни одной внятной причины, почему в ближайшее время это же не сделают его коллеги.

Я уже не вспоминаю про погибших от бомб, ракет и пуль «прогрессивных» государств и их союзников сербов, арабов, русских Донбасса. Про сожженных заживо в Одессе. После Одессы, кстати, в украинских соцсетях и на страницах некоторых сочувствующих им российскоподанных стоял радостный визг и глум про «жареных колорадов». Под гробовое, но, хочется верить, хотя бы чуть-чуть сконфуженное молчание либерального Запада.

Я не сравниваю одесских мучеников и питерского рэпера, это совершенно разные истории, и засим замолчу, чтобы не впасть в то же самое ранжирование жизней и смертей.

Но если то ли люди, то ли человекоподобные (да, вот и я не сдержался и все-таки кого-то расчеловечил) глумятся и, роняя слюну, улюлюкают над смертью своих соотечественников, в том числе женщин и подростков, почему бы одним рэперам не пошутить мимолетно над смертью другого?

Налетай, подешевело.



Мир знал достаточно и геноцидов, и просто суровых эпох, когда человеческая жизнь стоила крайне недорого. Часто эта инфляция была обусловлена непреодолимыми обстоятельствами времени и места. И все-таки не было, пожалуй, еще времен с такой чудовищной разницей между парадными ценностями и витринной стоимостью жизни - и тем, сколько она стоит в реальности.

Сложно предсказать, когда реальный курс упадет совсем до нуля, в момент наибольшего натяжения струны или же когда она лопнет. В любом случае, пройдут сквозь катастрофу далеко не все.

Но кто уж почти точно не пострадает, так это конкретные немногие солидные господа, чья жизнь реально и стабильно бесценна при любой погоде и доминирующей мировой идеологии.

Станислав Смагин