Главным итогом первого полугода после присоединения Крыма к России стали недавние выборы законодательных органов в Республике Крым и Севастополе. Теоретически можно говорить, что в политической сфере переходный период завершен, но до того момента, пока Крым и Севастополь окончательно войдут в российское правовое поле и экономическое пространство, пройдет еще немало времени.

Об этих «трудностях перехода» «Кавказской политике» рассказал политолог Аммар Канах, доцент Севастопольского национального технического университета.

– Сейчас в Крыму на каждом шагу невооруженным глазом заметны приметы переходного периода – от остающихся украинских номеров на машинах до непривычных для россиян вывесок. Как вы думаете, долго ли еще продлится этот промежуток?

– Если брать социальный аспект, то этот процесс уже фактически завершен. Воссоединение с Россией было мечтой для Крыма и в особенности Севастополя, причем не только на уровне эмоций. Если же брать экономическую сторону, то процесс идет с торможением, потому что люди еще не разобрались в законодательстве России.

Между экономическими системами России и Украины есть существенные расхождения, и это иногда становится пугающим фактором для предпринимателей. Они уже привыкли к определенным процессам, знают не только законы, но и то, как их обходить, поэтому начинать работу в новом правовом поле для них трудно.

Плюс пока нет жестких сроков: не ставится вопрос, что до определенного срока надо пройти перерегистрацию. А значит, можно рассуждать так: пока есть время, я подожду.

– Может ли причиной того, что бизнес медленно переходит в новую юрисдикцию, быть более жесткое российское законодательство? Есть ведь распространенное представление, что украинские законы более либеральны.

– Безусловно, украинское законодательство было ближе к европейскому, чем российское, и самое главное, предприниматели знали, как его обходить. А как обойти новое законодательство, они пока еще не знают. Для этого надо как минимум эти законы прочитать.

Хотя, конечно, в том, что местные предприниматели укрывались от налогов и считали черный нал как прибыль, нет ничего хорошего. Это такая же коррупция, как взятки.

– В России есть такая поговорка: строгость закона окупается необязательностью его исполнения. В этом смысле Россия от Украины, наверное, мало чем отличается.

– Я думаю, что те, кто сознательно на это настроен, найдут такие возможности при любой власти. Но я лично наблюдал, что не все готовы дальше работать по старым схемам. Патриотизм у многих налицо, люди хотят построить что-то новое, поддержать власти. Раньше такого не было, и если этот момент использовать, то уровень коррупции будет снижаться.

После референдума люди действительно изменились, начали чувствовать себя по-другому. Это заметно даже потому, что никто больше не грубит в транспорте. Если бы мне кто-то рассказал про пресловутых «вежливых людей», то я бы, может быть, и не поверил, но я сам это видел и ощущал на себе.

– Сейчас по всему Крыму развешаны антикоррупционные плакаты с предложением сообщать о фактах коррупции. Может ли это усилить борьбу с ней?

– Мы это все уже видели в 2005 году, после «оранжевой» революции, когда министром внутренних дел был Юрий Луценко. Точно так же висели объявления с телефонами, что сегодня мы поймали столько-то «хабарников». Но все это только мозолило глаза и не работало эффективно.

Думаю, что сейчас ситуация мало чем отличается от той.

– Можно ли говорить о том, что недавние выборы в законодательные собрания Крыма и Севастополя существенно отличались от прежних кампаний?

– По большому счету, это одна и та же школа политтехнологий. Определенную интригу создавала наружная реклама с вопросом «Что делать дальше?». До какого-то момента никто не знал, что это билборды «Единой России». Это создавало у людей определенное недоумение: как это – что делать дальше? Мы же уже в России.

Только потом стало известно, что это «Единая Россия» и команда Чалого намекают на смену старой власти. Но откуда взяться новым людям? Так получилось, что люди, выигравшие выборы, малоизвестны, почти никто из них не занимался политикой. 

На фото Аммар Канах

С другой стороны, люди хотели изменить систему, и прежние члены горсовета получили минимум голосов. Поэтому выбор на самом деле был прост: все голосовали за «Единую Россию», потому что это партия Путина, которому здесь благодарны за воссоединение с Россией.

Кроме того, в Севастополе и Крыму так сложилось, что люди всегда голосуют за правящую элиту, здесь никогда не было серьезной оппозиции в виде «оранжевого блока».

Находясь в составе Украины, Севастополь всегда выступал против так называемого «оранжевого блока», и до 90 процентов голосов на выборах получала «Партия регионов». На последних президентских выборах Севастополь голосовал скорее не за Януковича, а против Тимошенко. Здесь есть традиции, значительную роль играет этнический фактор – русских в Севастополе большинство.

– С чем, на ваш взгляд, связана такая безоговорочная массовая поддержка в Крыму «Единой России»? Эта партия традиционно далека от принципов «демократии участия», и интерес к выборам во многих регионах России год от года падает.

– Пока в различия между тем, что предлагают отдельные российские партии, никто не вникает, потому что на первом плане до сих пор тема воссоединения с Россией, а «Единая Россия» связана с конкретной личностью Владимира Путина.

Но так было и раньше: людей мало волновало, что собой представляет «Партия регионов» или «Блок Юлии Тимошенко». Логика голосования была такой: я выбираю курс, который ближе к российскому.

По большому счету, после недавних событий на Украине люди стали задавать себе вопросы по поводу демократии и особенно либерализма, ведь они представляли себе эти вещи совсем по-другому. После распада Советского Союза демократия ассоциировалась с лучшей жизнью, с улучшением экономического положения, но оказалось, что жить в стране либеральной демократии – это совсем другое. И многие не хотят мириться с тем, что она предлагает, поскольку это противоречит как минимум религиозным убеждениям, традициям.

Роль США и Европы в украинском майдане оказала серьезное влияние, люди начали понимать, что Европа им не нужна. Мой друг, священник Русской православной церкви, сказал буквально следующее: я благодарен американцам и европейцам за то, что они научили меня любить родину.  

– Как вы оцениваете нынешние перспективы разрешения «крымско-татарского вопроса»? Есть ли в нем принципиальные подвижки?

– По большому счету, украинская власть крымским татарам не дала ничего. Конфликты со всеми органами украинской власти у них были постоянно. Мы хорошо помним и перекрытия дорог в Симферополе, и прочие акции. В то же время это была не политическая борьба, а, скорее, экономическая: люди хотели что-то получить от государства, но законом это не было предусмотрено.

Но нельзя забывать о менталитете крымских татар – это не кавказские народы России, они не ищут приключений на свою голову. Это очень конформная среда, и если предоставить им минимальное удовлетворение их требований, никаких дальнейших проблем не возникнет.

Многие татары уже оценили решение России о реабилитации, потому что такого хода ожидали от Украины и даже от Европы, но не дождались. Их пугали, что придут россияне и опять произойдет депортация, но первым сигналом со стороны новой власти было предложение жить дружно. 

– Насколько весомой сейчас является позиция «Меджлиса», который претендует на то, чтобы выражать мнение всех крымских татар?

– Нельзя сбрасывать со счетов процесс политизации ислама, который так или иначе отражался на крымских татарах. Например, мы знаем, как в начале 90-х годов Турция приложила большие усилия по распространению среди крымских татар исламского образования, фактически монополизировав этот процесс. А затем на территории Крыма появляются ваххабиты, «Хизб ут-Тахрир», «Братья-мусульмане», которые всегда выступали в противовес «Меджлису».

Если мы вспомним начало девяностых, когда «Меджлис» мог собирать на площадях 40-50 тысяч человек, то в последнее время если он собирает пару тысяч, то это уже считается достижением. 

То есть среди крымских татар существует раскол, и это тоже следует учитывать, говоря о «крымско-татарском вопросе». Поэтому, когда говорят о крымских татарах вообще, то надо понимать, что эти 250-300 тысяч человек не представляют собой единство.

– Существует ли в Крыму такое характерное для России явление, как исламофобия?

– Об исламе здесь очень поверхностное представление, даже в крымско-татарской среде. У нас в Севастополе, например, существует мечеть имени Александра III, построенная еще в 1914 году на царские деньги. Значительная часть севастопольцев даже не знает о ее существовании.

На территории Украины, в отличие от России, не было жестких конфликтов на религиозной почве. Поэтому нельзя сказать, что в Крыму проживает 300 тысяч мусульман – здесь живет 300 тысяч крымских татар, и это совсем разные вещи. Люди здесь осознают, что они имеют дело в первую очередь не с мусульманами, а с татарами.

Иными словами, религиозная и национальная идентичности абсолютно не совпадают, хотя попытки их сблизить были – но не вышло. 

– Сейчас Крым производит впечатление хронически недоинвестированной территории. Предпринимались ли когда-нибудь бывшим руководством республики или руководством Украины попытки переломить эту ситуацию?

– Киевом на уровне правительства, я думаю, этот вопрос никогда не рассматривался. Если же брать инвестиции олигархов, то определенные попытки, безусловно, были. Например, Игорь Коломойский собирался развивать аэропорт Севастополя.

Но они всегда воспринимали Крым и Севастополь как чужой регион, понимая, что здесь есть влияние России, боялись русского капитала. К тому же Крым – это не промышленный регион, и при наличии Донецка или Харькова вложения сюда не имели смысла.

Кроме того, здесь искусственно поддерживалось состояние этнического конфликта, а это тоже препятствовало инвестициям. Плюс земельный вопрос – частная собственность была разрешена в пределах десяти соток, а также уровень коррупции, который на Украине зашкаливал.

Да, я помню, сюда приезжали инвесторы. Но сразу же возникал вопрос, что надо платить одному, второму, третьему – а зачем? В совокупности все это отбивало у инвесторов не только возможности, но и желание вкладывать деньги непонятно во что. 

Наконец, фактор слабого государства. С точки зрения политологии, есть сильная власть, есть слабая власть, но не бывает смешной власти. А украинская власть была именно смешной.

– Вы не боитесь прихода сюда русских олигархов, точнее, «генералов» российского госкапитализма? По сравнению с ними персонажи типа Порошенко – это действительно смешно.

– Чтобы не бояться олигархов, надо быть идиотом. Но я бы сказал, что мы не тот объект для олигархов, потому что основа нашей экономики – это курорты и туризм. Так что крымчане о российских олигархах даже не думают.

– Как вы думаете, переживет ли Украина эту зиму, или мы увидим ее дальнейший распад?

– Думаю, что переживет, потому что ни Европа, ни Россия не оставят Украину без газа. Но и проблемы при этом будут очень серьезные.