Совещание подходило к концу. Секретарь Севастопольского горкома комсомола Саша Багрий сидел в уголке, тихо наблюдая за происходящим, с чувством эйфории и равнодушия одновременно. Лёгкая эйфория была от того, что немцев разбили под Москвой. Не все немцу масленица. А равнодушие вызывали подобные совещания. Саша не любил такие «мероприятия», считая их пустой тратой времени. Он был человеком дела: для него лучше дежурить на крыше во время немецкой бомбежки, чем протирать штаны в кабинетах. Сейчас обсуждают вопрос: как помочь фронту, увеличив производительность боеприпасов. Только вот выпуск боеприпасов повышать становится все труднее и труднее: те, кто стоял у станков, работали на износ, забывая, что всему есть предел. Бывали случаи, когда ребята засыпали прямо за станками. Конечно, можно вместо шестнадцати часов работать и двадцать часов в сутки, а то и все двадцать четыре, но людям - от этого никуда не денешься - необходим отдых. Для них и так шесть часов сна выше любой награды. Люди фактически живут под землей, света белого не видят. А дети? Что видят эти дети подземелий, кроме стен? Кусок сахара для них и то праздник.
И тут у Саши мелькнула шальная мысль: устроить праздник севастопольской детворе. Да, самый настоящий праздник для тех, кто сидит с ранеными, читая им книги, кто дежурит по вечерам на крыше, помогает отрядам МПВО (местная противовоздушная оборона) - для всех тех ребятишек, кого война лишила детства. Ему так захотелось подарить им кусочек этого детства, пусть маленький и ненадолго, но сделать это от всей души.
- Ну что, товарищи, - подвел итог совещания Борисов, - совещание можно считать закрытым, по всем вопросам мы с вами определились, план действий разработали и утвердили, осталось впрягаться в работу.
- Борис Алексеевич, есть еще один вопрос, - Саша поднял руку. - Как будем встречать Новый год? Это ж любимый народом праздник, со своими традициями, елкой, в конце концов. Вот я и хотел бы поднять вопрос о праздновании Нового года в Севастополе.
Борисов и Ефремов переглянулись, их лица выражали, мягко говоря, недовольство. Особенно озадаченным было лицо Ефремова. Оно и понятно, партийные работники привыкли, что с ними все согласны, что все голосуют «за» и выполняют все постановления партии. Статью 58 часть 14 еще никто не отменял. Эта статья называлась «Саботаж», и посадить по ней можно было кого угодно, достаточно было написать, что подчиненный сознательно не исполнил чьё-либо распоряжение. И пять лет саботажнику обеспечено, а другие сто раз подумают, прежде чем отказаться выполнить распоряжение горкома. А кто эти распоряжения выдает? Борисов и Ефремов. Именно они должны быть инициаторами и вдохновителями всех идей, а не какой-то там Багрий. Инициатива – привилегия горкома. Горком проявляет инициативу, выносит решение и назначает виноватого в случае, если решение не исполнено.
- А что тут поднимать, Саша? – спросил Борисов. - Проведем митинги, поздравим всех трудящихся осажденного Севастополя, направим делегации в воинские части. У тебя есть еще какие-то предложения?
- Я предлагаю устроить елку для севастопольской детворы. Настоящую, с игрушками и огнями. Ведь они живут в подземелье, света белого не видят, им эта елка, как глоток свежего воздуха.
- Багрий, не выдумывай черт знает что. Какая елка? Тут война, тут люди гибнут, не до елок сейчас, не можем мы организовать елку. Нет у нас сейчас такой возможности.
- Почему нет? Что нам стоит всего лишь срубить сосну, да поставить её в подземном убежище? По-моему, ничего сложного.
- Слушай, тут надо бригады МПВО контролировать, людям помогать, спецкомбинаты проверить, а ты со своими елками-соснами лезешь.
Да, убедить Борисова тяжело: бывший военный, да плюс к тому много лет на руководящей работе. Все бы ему проверять, указывать да контролировать. Но и Саша не собирался просто так сдаваться.
- Я говорю про сосны, елка в Крыму не растет. Борис Алексеевич, а ведь распоряжение ВЦСПС от 4 декабря еще никто не отменял. А оно предписывает обеспечить елками все школы и провести новогодние утренники с первого по десятое января на всей советской территории, – последние три слова Саша выделил, произнеся каждое медленно и четко и подняв вверх указательный палец.
Борисов с Ефремовым переглянулись, понимая, куда он клонит. А Саша, меж тем, продолжал:
- Согласен, война вносит свои коррективы. Мы не можем устроить утренники из-за постоянных бомбежек. Мы не можем обеспечить все школы елками, а школьников подарками, так как город блокирован с суши. Но! Пару сосен срубить и нарядить мы точно сможем, это нам по силам.
Борисов поморщился. Ефремов понял, о чем думает председатель горкома партии. А подумал он о том, что потом эта история с елками-соснами может всплыть в невыгодном для него свете. Ведь он мог выполнить распоряжение ВЦСПС, но не сделал этого. И пусть это всего лишь распоряжение от профсоюза, но не выполнил же! А это статья 58 часть 14 в чистом виде. Посадить-то, может быть, и не посадят, но вот должности точно можно лишиться. Ай да Багрий, ай да молодец, красиво завернул, мать его! Далеко пойдет, если на войне не убьют. Но тут Ефремов сообразил, что вслед за Борисовым могут снять и председателя городского совета Василия Петровича Ефремова – то есть его самого. Надо было как-то выкручиваться из сложившейся ситуации. И уже через несколько секунд Василий Петрович знал, что ему делать: не зря ведь проработал несколько лет на руководящих должностях.
- Разумеется! — подхватил Ефремов. — Нам не следует нарушать эту прекрасную тра¬дицию. В убежищах люди живут, трудятся, а ребята скоро даже учиться там начнут. Почему же нельзя устроить в убежище елку? Обязательно устроим.
Борисов с недоумением посмотрел на Ефремова, не понимая, куда он клонит, но предпочел промолчать. Борисов в прошлом военный офицер и привык действовать напрямую, а вот Ефремов аппаратчик и выкрутится из любой ситуации. На сообразительность Ефремова Борисов и решил положиться.
А Ефремов продолжал:
- Мне бы хотелось выслушать мнение по этому поводу всех остальных членов собрания. Начнем с вас, Василий Иванович.
С места поднялся начальник севастопольской милиции Василий Иванович Бузин.

- Ну, я не против, оно, конечно, можно елку–то устроить, но без огней. Я в смысле пожарной безопасности. А так…
- Да понимаете ли вы, что это значит для детей — новогодняя елка, увешанная подарками и расцвеченная огнями! Да и моральное значение для всех жителей... Нужна
детям елка!! – со стороны казалось, что для Ефремова нет важнее вопроса, чем елка на Новый год.
Остальные, кто присутствовал на собрании, поддержали Ефремова.
-Надя, - обратился Ефремов к Наде Краевой – ответственной за состояние учебы и работу с детьми, - в каких убежищах больше всего детей?
- Ну, спецкомбинаты - первый и второй, - принялась перечислять Краевая.- Дальше убежище на улице Карла Маркса в подвале дома №2 – в нем триста пятьдесят человек, там еще подземные ясли. В убежище на Ленина, 47 живут практически одни старушки.
- Елки детям, поэтому на Ленина елку не берем.
- Ну, и на улице Фрунзе триста ребятишек, у них там даже тимуровский отряд есть. Пожалуй, все.
- Значит, у нас есть четыре подземных убежища, в которых живет много детей, - подвел итог Ефремов. - Итак, товарищи, так и запишем в решении собрания: собрание единогласно постановило устроить утренник для севастопольских ребятишек с елкой и Дедом Морозом. Срубить и нарядить елки, ну, или сосны, коих требуется 4 штуки, по числу подземных убежищ. Ответственным за доставку сосен назначить секретаря горкома комсомола Александра Багрия. Возражения есть?
Возражений не было. Борисов был просто восхищен действиями Ефремова. Ай да молодец! Теперь крайним, если что, будет Багрий. И должность его в протокол собрания записана с намеком, мол, до Нового года ты секретарь горкома комсомола, но не достань четыре сосны - и все, у нас будет другой секретарь. Да и Багрию урок – инициатива наказуема. С другой стороны, Борисов в прошлом флотский офицер, и не любил чиновничьи интриги, это было ему чуждо. Командовать – да, это его, но подставлять, втихаря писать докладные записки – увольте, на флоте такому не учат. Поэтому Борис Алексеевич, в отличие от Ефремова, почувствовав легкое чувство вины перед парнем, захотел хоть как-то сгладить ситуацию.
- Саша, - обратился Борисов к Багрию, - сегодня двадцать четвертое декабря, до Нового года целая неделя, если понадобится помощь – обращайся.
- Хорошо, Борис Алексеевич. Можете мне на завтра машину выделить?
- Послезавтра возьмешь. А завтра с тебя разведка, куда ехать и где рубить сосну. Машину дам на час, максимум на два - съездить привезти сосны, а не искать их целый день в окрестностях Севастополя. Сам понимаешь, каждая машина на счету.
- Понимаю, Борис Алексеевич, и на том спасибо.
Вечером того же дня в другом подземном убежище, на командном пункте горкома комсомола, собрались пятеро комсомольцев: Саша Багрий, Костя Гармаш, Андрей Белан, Надя Краевая и Тася Абрамович. Вопрос был один: новогодние елки. Каждый обдумывал, с чего начать и что из этого получится. Первым молчание нарушил Багрий.
- Ну что, завтра надо прочесывать территорию, искать, где сосны растут.
- Это поручение комсомола или дело добровольное? – поинтересовался Белан. - Если добровольное, то мне как-то не особо охота под снарядами шастать.
- Вообще-то это нам поручила партия.
- Партия это поручила тебе, ты ответственный.
Саша понял, к чему ведет Андрей Белан. В случае невыполнения задания партии Сашу снимают с должности, а его место занимает Белан. Все просто, как дважды два. Но не должность гнала Сашу за соснами, а желание увидеть улыбки на лицах севастопольских ребятишек.
А вот Надю мучил немного другой вопрос: не разучились ли дети улыбаться в аду войны? И прекрасным способом узнать это был новогодний утренник с елкой. Да и Саше очень хотелось помочь.
Багрий тем временем смерил Андрея несколько презрительным взглядом.
- Дело добровольное, кто не хочет – не держу. Но учти, Белан, с тобой мы не сработаемся.
- Это угроза?
- Это вывод из сегодняшнего собрания.
После того, как Белан покинул помещение, Саша продолжил:
- Итак, план действий такой: нас четверо, секторов обороны тоже четыре, давайте сделаем так: каждый собирает небольшой отряд, человек пять-шесть, и обшариваем окрестности. Костя, тебе самое сложное – четвертый сектор. Там сейчас идут самые тяжелые бои. Там самая большая опасность. Справишься?
- Обижаешь, Сашок, сделаем все в лучшем виде.
- Я беру на себя первый сектор, там тоже идут бои. Самая спокойная обстановка во втором секторе, вот его мы и отдадим Тасе.
- А если я хочу в первый сектор? – посмотрела на него Абрамович.
- Я заварил эту кашу, мне и лазить по первому сектору, Тася. Я не хочу рисковать жизнью девушек. А тебе, Надюша, остается третий сектор.
- А как же не рисковать жизнью девушек? В третьем ведь тоже стреляют? – легкая усмешка тронула Надины губы.
- Хорошо, на мне первый и третий сектора, - Саша слегка хлопнул рукой по столу.
- Багрий, ты идиот? Я же пошутила.
- Откуда мне идти? – в глазах Багрия промелькнуло лукавство.
- Не поняла, - вскинула брови Надя.
- Ну, ты же сказала «иди от». А откуда идти – не уточнила. Вот я и переспросил, - улыбнулся Саша.
Громкий смех разрядил обстановку. Русский человек вообще знает два способа обретения душевного спокойствия: песня и шутка.
- Все, ребята, завтра в семь утра на позиции, в шесть вечера здесь с докладом. Послезавтра на пару часов берем машину и едем рубить-пилить эти сосны-елки. А сейчас отбой, всем отдыхать, уже как ни - как первый час.

На следующий вечер, без двадцати шесть Саша прибыл в отсек комсомола. Настроение было – хуже не придумаешь. Почти девять часов он и еще трое ребят с Корабельной стороны, рискуя жизнью, обшаривали Сапун-гору и предместья Балаклавы. Пусто. Если и есть деревья, то только лиственные. Сосна есть на мысе Айя, Саша видел её в бинокль, который захватил с собой на всякий случай. Но было одно маленькое но: на мысе Айя находились немцы. Так что ни на мысе Айя, ни, тем более, в Варнутской долине сосну не срубишь. Оставалось ждать, что скажут остальные поисковики.
Не прошло и пяти минут, как появился Костя Гармаш.
- Ну что, как там на Северной?
- Да как тебе сказать? Если вкратце, то воюют. Там даже санаторий открыли, - улыбнулся Костя.- Для немцев.
- Какой санаторий? Для каких, черт побери, немцев? Для фашистов? - глаза Багрия полезли на лоб.
Насладившись произведенным эффектом, Костя продолжил:
- Да там бойцы нашли плакат, который призывает регулярно проходить медицинские процедуры, ну и дописали, на какие процедуры они приглашают фашистов: свинцовые примочки; массаж прикладом, можно кулаком, это уж как получится; уколы штыками; купание в море; бег от танка по пересеченной местности - в общем, всего не помню, но повеселились от души.
Но Саша пропустил эту шутку мимо ушей, его лицо оставалось серьезным.
- А что с соснами?
- А с соснами, Саша, глухо, - настроение Багрия передалось и Косте, улыбка исчезла с его лица. - Там бои который день идут, сам знаешь, выгорело все. Ни сосен, ни елок. Да и вообще, не то, что деревьев - чахлого кустарничка не найдешь.
Тут в отсек вошла Тася Абрамович. Вопросов можно было и не задавать, по её лицу было видно, что результат неутешительный. Весь её вид выражал глубокую усталость Тася опустилась на скамейку и лишь молча покачала головой.
Последней в отсеке появилась Надя. Взоры всех присутствующих устремились на нее.
- Надя, ты у нас последняя надежда, - серьезно произнес Саша. - Что у тебя?
- Я не последняя, но надежды никакой. Пусто, как у Гитлера в голове. Ребята обшарили все под огнем фашистов и никакого толку. По пути назад я заглянула к дяде Паше, точнее к его разведчикам. Так вот, они сказали, что в районе Шулей растет целый сосновый лес.
- Наденька, на мысе Айя тоже растет сосновый лес. Но и мыс, и Шули на территории, занятой немцами.
- Осталась самая малость,- подвел итог сказанному Костя Гармаш.- Попросить елочку у фашистов.
- А ведь точно, - загорелся Багрий, - можем же мы пробраться за линию фронта? По крайней мере, я другого выхода просто не вижу.
- Саша, не горячись, - произнесла Надя задумчиво, - я, кажется, знаю, что нам делать. Давай-ка завтра с утра поедем к дяде Паше, попросим его посодействовать.
- Зачем еще нам какой-то дядя Паша?- возмутился Костя, энтузиазм похода за соснами на немецкую территорию захватил и его.- Сами справимся, не нужны нам посторонние.
- Дядя Паша не посторонний. Вообще-то это Горпищенко,- пояснил Багрий,- его Павел Филиппович зовут. Надя у него частый гость. Он её ласково дочкой называет, она его – «дядя Паша». Кстати, никому, кроме Нади, так себя называть не разрешает. Да и с разведчиками его подружилась. Его порученец Миша Байсак так и вовсе по ней сохнет.
Надино лицо медленно заливала краска. Чтобы прервать неприятный для нее разговор, она перебила:
-Саша, между прочим, завтра у Горпищенко день рождения. Мы можем убить двух зайцев: поздравить его с днем рождения, а заодно и попросим помочь нам с соснами.
На следующий день, двадцать шестого декабря, Саша и Надя отправились к поселку Дергачи. Именно возле этого поселка в Килен-балке и находился штаб полка морской пехоты, которым командовал полковник Горпищенко, или дядя Паша. Вышли во второй половине дня, так как с утра были заняты подарками, на которые комсомольцами возлагались большие надежды: Горпищенко надо было уговорить отправить разведчиков за соснами, а для этого нужен был подарок от севастопольских ребят. Павел Филиппович вынужден будет сделать ответный подарок. На это Саша и Надя рассчитывали. Вот и задержались до обеда.
До Малахова кургана дошли спокойно, а за курганом начиналось чистое, простреливаемое поле. Пришлось сделать небольшой крюк и спуститься в Килен-балку. По этой балке можно было идти более или менее безопасно.
Однако полковника Горпищенко на месте не оказалось, он был на боевых позициях. Не появился он и вечером. Пришлось заночевать в расположении полка. Командир полка появился только спустя сутки, вечером двадцать седьмого декабря.
- О-о-о, гости дорогие!! – бородач Горпищенко крепко пожал руку Багрию и по-отечески обнял Надю. По всему было видно, что он рад гостям. – Что-то тебя, дочка, давненько не было видно, мы уж соскучились.
- Мы - это вы и Миша?- в глазах Нади мелькнула лукавая усмешка.
- О, особенно Миша, все глаза проглядел, - парировал Горпищенко. - Да и разведчики тоже.
- Мы у них сегодня весь день провели, вас дожидались.
- Ну, пошли ко мне, чаю попьем.
Саша и Надя оказались в землянке полковника Горпищенко. Посередине землянки стоял стол, в углу приютилась самодельная кровать, возле которой находилась тумбочка. На ней возвышался патефон, внутри тумбочки лежали пластинки. Стену возле кровати закрывал коврик.
- Ой, дядя Паша, у вас музыка есть?- наличие патефона в землянке сильно удивило Надю.
- Да немцы подарили.
- Сами? – в глазах Нади читалось неподдельно изумление.
- Да нет, через разведчиков передали. Ребята решили, что патефон гитлеровцам без надобности. Ну, скажи на милость, зачем покойникам музыка? Вот мои разведчики патефон сюда и доставили.
Пока Надя распаковывала принесенные подарки, землянка постепенно набивалась народом и вскоре не могла вместить всех желающих. На столе стоял большой торт, на котором были цифры: сверху - сорок восемь, а снизу - сто, между ними красовалась надпись «С днем рождения».
- До ста лет, может, и не доживу, а вот до победы очень хотелось бы, - усмехнулся в усы Горпищенко. - Сейчас попросим Мухаммеда заварить нам чай, и будем праздновать.
Комендант штаба Мухаммед Рахманкулов в очередной раз для видимости начал возмущаться, что в его обязанности входит охрана штаба, а не заваривание чаёв. Но в душе ему было лестно, что заваривание чая Горпищенко доверяет именно ему. Рахманкулов был татарин, а в чаях татары – большие специалисты. Пока разливали чай, Надя вручила Горпищенко еще один подарок - от севастопольской детворы: большую куклу и записку, на которой было написано детским корявым почерком: «Дяде полковнику Горпищенко в день рождения. Мы вас любим». Павел Филиппович долго держал в руках эту записку, его черные брови сошлись на переносице, и Саша заметил, что Горпищенко проглотил комок в горле.
- Дядя Паша, на носу Новый год, – сделав глоток чая, издалека начала Надя. - Вы знаете, как любят этот праздник наши советские люди, особенно дети. Они же ждут Нового года, как чуда. Ведь только на Новый год они могут потанцевать возле наряженной, сияющей разноцветными огнями елки вместе с Дедом Морозом и Снегурочкой. Мы пришли попросить вас о помощи…
- Ты предлагаешь мне нарядиться Дедом Морозом? А ему, - Горпищенко указал большим пальцем на Мишу Байсака, - Снегурочкой?
- А почему я? – лицо Байсака вытянулось. - Лучше уж Надя.
Саше показалось, что сейчас потолок землянки рухнет от хохота.
- Нет, дядь Паша, Дед Мороз у нас уже есть. У нас елки нет, - вздохнула Надя. - Вот и хотели попросить вас: не могли бы вы отправить отряд разведчиков в тыл за сосной для севастопольских ребятишек?
- В тыл?
- Да.
- К немцам?
- Ну да.
- За сосной?
- За сосной.
- Да вы что, с ума посходили? Вы видели, что на передовой делается? Не видели, а я только что оттуда. Там сейчас через линию фронта не то что разведчик – мышь не проскочит. Немчура даже ночью атакует, чего раньше не было. Ладно нашему полку полегче, мы не на линии огня, а каково тем, кто в Балаклаве и на Мекензиевых? Город штурм отбивает, не до елок теперь. В общем, помочь не могу, и не просите.
- Павел Филиппович, – подал голос Саша Багрий, - про ваших разведчиков легенды рассказывают. Когда, говорят, в разведку идет Ильяс Тлюстангелов, все немцы по кустам прячутся, не хотят в роли «языка» оказаться. А уж если с ним Ваня Антонюк, так тут даже офицеры добровольно под землю закапываются.
Дружный хохот сотряс стены землянки.

- Ай да Саша, и откуда такое про наших разведчиков узнал? – поинтересовался начальник штаба Лежнев. - Уж не немцы ли тебе такое рассказали?
- Они самые, товарищ майор. Они, говорят, на землянки таблички вешают, мол, товарищи разведчики -морпехи, здесь немцев нет, уходите, битте. Ну, и оказываются биты, сами же напрашиваются.
Последние слова Саши утонули в смехе присутствующих.
- Товарищ полковник, - Лежнев вытирал выступившие от смеха слезы, - надо ребятам помочь.
- Хочешь сказать, из-за сосен разведчиков гонять по вражеским тылам? А что по этому поводу комиссар думает? Давай его спросим.
- Что думаю я? – Чапский даже встал. - Товарищ командир, скажи-ка мне, много ли радостей видели дети в осажденном Севастополе?
После этих слов комиссара в землянке повисла мертвая тишина.
- Юморист ты, однако, комиссар, - нахмурившись, ответил Горпищенко.- Какая ж радость может быть под бомбежками?
- Вот и я про то же. Они наверняка уже и радоваться разучились. А ты можешь им эту радость подарить. Ты только подумай, сколько счастья будет в глазах у ребят, когда им устроят среди всего этого ужаса и ада войны настоящую новогоднюю елку! Они - дети, командир, и мы должны сделать им этот праздник. Понимаешь, командир, должны! И если мы не сможем этого сделать, то грош нам цена как защитникам, как мужчинам, в конце концов, - последние слова Чапский произнес тихо, но таким тоном, что после этого всем захотелось выскочить из землянки и бежать в лес рубить сосны для севастопольской детворы.
Через несколько минут Горпищенко стоял перед ротой разведчиков. Это были люди, в которых он был абсолютно уверен, на каждого из них он мог положиться, каждому доверял, как самому себе, - а ведь иначе на войне нельзя. Окинув всю роту взглядом, он произнес:
- Ребята, нужна помощь нашим друзьям, севастопольским комсомольцам. Они хотят устроить праздник детям. Тем детишкам, которые постоянно живут в подземелье. Тем, кто помогает раненым. Кто из вас лежал в госпитале, тот наверняка помнит, как детвора читала ему письма или пела песенку. Для встречи Нового года нужно несколько сосенок. Но растут они на территории, занятой противником. Есть предложение отправить отряд в тыл к фашистам за соснами для севастопольских ребятишек. Идут только добровольцы. Добровольцы, шаг вперед!
Шаг вперед сделала вся рота. Если и есть счастье на войне, то Горпищенко испытал его именно в этот момент. Это были его ребята, его воспитанники, те, кто каждый день рисковал жизнью. И если шаг вперед сделала вся рота, то в этом была и его заслуга как командира.
Надя сглотнула комок, подступивший к горлу, и нахмурилась: не хватало еще расплакаться при всех.
Саша Багрий готов был расцеловать каждого разведчика, его душу переполняли эмоции. В порыве эмоций он по-военному вскинул руку к козырьку:
- Товарищ полковник, разрешите мне пойти с разведчиками. Я тоже доброволец.

- Пойдешь. Но только тогда когда будешь служить в роте разведки. А пока ты наш гость, останешься здесь, ясно? – спросил Горпищенко тоном, не терпящим возражений, и повернувшись к стоящим разведчикам громко произнес: - Капитан Григорьев!
- Я!
- Выйти из строя.
- Есть.
- За образцовое воспитание вверенного ему личного состава капитану Григорьеву Якову Тихоновичу я от себя лично объявляю особую благодарность, как заместителю начальника штаба по разведке. Молодец, таких орлов воспитал, горжусь!
- Служу трудовому народу!
- Яков Тихонович, тут два дня назад у тебя группа разведчиков отличилась, «жирного языка» притащили и сейф с документами. Так вот их за соснами и отправишь. А 31 декабря дашь им увольнительную, пусть в город сходят к детишкам на елку. И сами посмотрят, какое великое дело сделали, и ребятам расскажут, как елку добывали.
- Есть, товарищ полковник, – капитан Григорьев повернулся к разведчикам, - за соснами идут: старший группы лейтенант Рыльский, старшина первой статьи Алексеев, краснофлотцы: Солодков, Монастырский, Онищенко, Запорожец, Ахтымов, Волчановский.
- Товарищи Рыльский, Алексеев и майор Сметанин со мной в землянку, - приказал Горпищенко, - обсудим план вылазки. Байсак, дуй в санчасть, и через три часа Ислямова должна быть здесь. Да, чуть не забыл. Онищенко!
- Я, товарищ полковник.
- Тебе особое задание: немцев руками не трогать. Вообще. Ты меня понял? – и заметив недоуменный взгляд Саши Багрия, Горпищенко пояснил: - Ты на его руки-гири посмотри. Он в прошлый раз так фашисту рот зажал, что сломал челюсть в двух местах. Притащили «языка», сведения нужны, а «язык» слова сказать не может.
Когда спустились в землянку, Горпищенко расстелил на столе карту.
- Значит так, Федор, - обратился он к Рыльскому, - посмотри местность и согласуй с Сергеем Петровичем, куда ты пойдешь. А вы, Сергей Петрович, - Горпищенко обратился к начальнику артиллерии полка Сметанину, - обстреляете тот квадрат, который вам укажет лейтенант Рыльский. Понимаешь, майор, мне надо, чтоб твои снаряды ложились километрах в двух-трех от группы, чтобы немцы в район их поиска не полезли. Так что согласуйте весь маршрут, вплоть до метра. А вот ответный огонь они точно откроют, и ребята будут их огневые точки наносить на карты. В общем, согласуйте детали этой операции. А вот кто будет отслеживать стрельбу противника, а кто рубить елки, я думаю, сами разберетесь. А я лягу поспать, вторые сутки на ногах. Через три часа меня разбудить.
Через три с половиной часа группа из одиннадцати человек вышла от Килен-балки в сторону долины Кара-Коба. Это были семеро разведчиков, медсестра Ислямова, Саша Багрий, Надя Краевая и сам Горпищенко. А еще через час прибыли на гору, которая носила необычное название «Сахарная головка». Севастопольцы говаривали, что она очень похожа на кусок сахара, отсюда и название. На
этой горе располагался штаб батальона, которым командовал капитан Обухович. Комбата на месте не оказалось, он находился на командном пункте в долине Кара – Коба, в километре от штаба.
Однако через пятнадцать минут, узнав о прибытии командира полка, капитан уже был в штабе.
- Здравия желаю, товарищ полковник, что-то вы к нам зачастили. Вроде только вчера убыли.
- Не ерничай капитан, а то вообще у тебя поселюсь, - отшутился Горпищенко. - Ты лучше выдели-ка нам в помощь твоих орлов- пулеметчиков, двух Иванов: Рубаху и Апошного. Тут дело серьезное намечается, и такие специалисты, как они, очень даже понадобятся.
Через десять минут оба Ивана стояли перед Горпищенко. А еще через пять минут все были готовы к выходу. Группе предстояло спуститься на КП батальона, в долину Кара-Коба. Горпищенко заканчивал давать последние наставления.
- Ну, вот теперь, ребята, с богом. Мы выдвигаемся на командный пункт батальона, а Багрий и дочка остаются здесь.
- Товарищ полковник! - возмутился Багрий. - Мне, мужику, здесь сидеть, а девчушке восемнадцатилетней на передовую? – он указал на медсестру Ислямову. - Где ж здесь справедливость?
- Кате не восемнадцать, а уже двадцать два, и подобное задание ей не впервой,- Хатидже Ислямову Горпищенко называл Катей. - Она как медсестра часто встречает наших разведчиков на нейтральной полосе. Ребята не на Приморский бульвар идут гулять, а к немцам в тыл, тут легкие ранения в порядке вещей. Между прочим, Ислямова с ними несколько раз ходила. Орден Красной Звезды имеет. А Иваны – пулеметчики от бога, им надо группу встречать - тоже не мед, я тебе скажу.
Апошный и Рубаха знали, что от них требуется. При возвращении группу могут обнаружить немцы. И если такое произойдет, их задача - прикрыть переход группы, не давать немцам даже головы поднять, пока наши в окопах не окажутся. Спать нельзя, и надо полночи сидеть, вслушиваясь в каждый шорох, гадая, идут или не идут.
Разведчики ушли, Саша и Надя остались. Тепло землянки разморило, и Багрий, страдающий от хронического недосыпания, сам не заметил, как уснул. Проснулся от того, что его трясли за плечо. Саша кинул взгляд на часы: они показывали пятнадцать минут седьмого.
- А? Что?. - спросонок пробормотал он.
- Подъем, комсомол, ребята пришли.
Саша открыл глаза, окончательно проснувшись. В землянке уже сидели разведчики, в углу лежали два связанных немца, сосен не было.
- Что, неужели впустую? Где сосны, ребята?
- Не дрейфь, парень, на улице твои сосны, четыре штуки, как и заказывали. Что им будет? Твои сосны холода не боятся. Это вот эти полутрупы пришлось сюда затащить, - старшина Алексеев кивнул в сторону пленных, - чтоб не окочурились.
Не прошло и получаса, как в землянку вихрем ворвался Горпищенко. Разведчики стали по стойке смирно, а лейтенант Рыльский доложил:
- Товарищ командир, задание выполнено, доставили четыре сосны и два бревна.

- А на хрена нам бревна?- на лице полковника читалось удивление. – Вам, что, делать нечего, за пятнадцать километров бревна волочь? Ближе не было, что ли?
- Таких не было,- Рыльский показал в угол, где лежали два фашиста. - Сначала они были вроде как люди, но после того, как Толя Запорожец к ним приложился, они бревнами и стали, даже не шевелятся, гады.
- Запорожец?
- Так точно, товарищ полковник, Запорожец. Онищенко в это время сосны рубил.
На следующее утро сосны были доставлены в город и развезены по убежищам.
А через три дня в комсомольском отсеке шло празднование Нового года. Когда были подняты тосты за победу и за Новый год, слово взял Саша Багрий.
- Я хочу поднять тост за нашу нерушимую дружбу и поздравить двух моих друзей. Во-первых, Андрей Белан решением горкома комсомола направляется в Керчь, на должность секретаря Керченского горкома комсомола. С повышением, Андрей.
Все присутствующие поздравляли Белана. Сам же Белан сидел с каменным выражением лица.
- Его место займет Надя Краевая, - продолжал Багрий. - Надюша, ты теперь секретарь Корабельного райкома комсомола, поздравляю.
Надя ответила на поздравление теплой улыбкой.
Пару дней спустя Надя Краевая зашла в гости к Горпищенко. Рассказав полковнику о праздновании Нового года, о том, каким счастьем сияли худенькие личики детишек в той атмосфере беззаботной радости и веселья, окутанной сосновым ароматом, она вручила ему небольшой бумажный треугольник.
- Что это за полевая почта? – подкрутил ус Горпищенко. – Письмо?
- Письмо, дядя Паша, особое. Гитлеровцам. Дети просили передать, - Надя серьезно, без тени улыбки посмотрела ему в глаза.
- Ну, раз детишки просили, то, конечно, передам, дочка.
Проводив Надю, Павел Филиппович развернул письмо. На листке из школьной тетради в клеточку круглым детским почерком было написано следующее:
«Немец Ганс. Зря ты охраняешь наши елки. Наши дяденьки разведчики все равно увели их у тебя из-под носа. Нам нарядили большую елку, и мы весело встретили Новый год. А ты лучше уезжай к себе домой, тебя, наверное, тоже дети ждут. Дяди разведчики сказали, что если ты не уедешь, тебя домой отправят в гробу. А еще тебе просили передать, чтобы ты не мечтал встретить Новый год в нашем городе, мы его тебе не отдадим, так и знай».
- Не отдадим, ребятки, - бережно пряча треугольник в карман гимнастерки, решительно проговорил Горпищенко. – Пусть даже не мечтают.