Разбирал давеча в сарае предназначенную к утилизации макулатуру – у нас не принято давать добру пропадать, поэтому лишь малая часть бумаги идёт на растопку; что-то, покачественнее – в нужник, а в основном – в межи и грядки.

Привычки менять поздно; поэтому вместо быстрого разбора я снова – зачитался, увлёкся сарайной букинистикой...

Нашёл несколько занятных страничек с отрывками стенограммы литературного собрания. «Ижиц» и «ятей» не было, а «товарищ» – был, – но для более точного определения эпохи издания не оказалось никаких зацепок.

В этой же куче лежали журнал «Литература в школе» с речью наркома внутренних дел Ежова о необходимости наведения порядка в преподавании литературы; книга «История проституции» тысяча девятьсот двадцать какого-то года, купленная, скорее всего, дедом – непонятно, правда, зачем (впрочем, он был чрезвычайно любознательным); большая «Азбука» с портретами широко улыбающихся Хрущёва и Гагарина, – много чего было; но заинтересовавшие меня странички – не подходили никуда...

Может, и – к лучшему. Не скрою: наполняешься тихой гордостью, понимая, что пламенные, непримиримые борцы за реализм никогда не переводились на русской земле.

Разбирались чьи-то произведения. Излагаю часть выступления критика Страхова – своими словами, по памяти, так как наутро листов на прежнем месте не оказалось.

"Выступление товарища П.Р. Страхова.

...Продолжаю. Меня очень огорчили странные славословия в адрес нашего литературного собрата – Николая Зайцева и его очередной беспомощной, а в чём-то – и вредной попытки «обогащения» отечественной литературы.

Несуразности начитнаются с первой же строки: «На речке, на речке, на ТОМ бережочке...».

Автор этих, с позволения сказать, «слов» (смех в зале) не раз с каким-то странным вызовом напоминал нам о проведённом у реки детстве. Хочется, однако, спросить: да видел ли он – реку?! Не спутал ли он её с пусть полноводным, но – ручьём?!

Если героиня – на ТОМ берегу (кстати, на каком: правом или левом? пологом или крутом?!), то, стало быть, автор – на ЭТОМ. И – что же он может разглядеть с другого берега? пусть даже речь не о Волге-матушке, но всё же – о реке?!

Часто говорят: не надо придираться к мелочам! Помилуйте, это – «мелочи»?!

Но хорошо; допустим, автор необычайно дальнозорок и способен в деталях разглядеть происходящее на ТОМ бережочке (смех в зале).

Что же он видит?

«Мыла Марусенька белые ноги...». Да-а-а... «Белые ноги, лазоревы очи». Не буду снова останавливаться на том, что с другого берега реки цвет глаз определить... затруднительно (смех в зале). Защитники литературного произвола скажут, что это – «мелочи».

Но – «белые ноги»?!..

Сотни, сотни раз напоминал я молодым (и не очень молодым!) авторам: пишите только о том, что знаете!

Зайцев стилизует свой рассказ под что-то дореволюционное, и, судя по тексту, героиня – отнюдь не дворянка и не буржуазка; она – обычная крестьянская молодая женщина. Судя по тому, что водные процедуры (смех в зале) осуществляются на свежем воздухе, дело происходит в тёплое – скорее всего, в летнее время. Где настаивающий на «реальности» описанного автор видел крестьянку летом – с белыми ногами?!

Я сам не так давно тесно общался с настоящей, потомственной крестьянкой и, верный святым заветам реализма, не преминул изучить и данный вопрос.

Крестьянки – летом – ходят – часто – босиком, подвернув подолы, – так что ноги их не только бывают исколоты травой, но – загорелые! Во всяком случае, та часть ног, которую наша – традиционно целомудренная – русская литература называет «ногами».

Безусловно, есть анатомические участки тела, которые формально также относятся к «ногам» и к которым столь неравнодушны многие мастера слова, кисти и кино – на пресыщенном Западе.

Дьявол скрывается – в деталях! Сегодня – «белые ноги», а завтра, простите, – апология половой распущенности?! На этих – не загорелых частях и ног, и «тела в целом» у нас, друзья, никогда не было принято заострять внимания. Если, конечно, мы числим себя в славном отряде русских литераторов.

Или Зайцев – не русский (гул возмущения)?! Нет, друзья, он – русский, просто он – крайне небрежный, литературно неряшливый.

И можно ли относиться к этому – спокойно?! (возгласы с мест: «Нет! Нет!»)

Неточности и противоречия – буквально на каждом шагу!

«Плыли к Марусеньке серые гуси. Кыш вы, летите – воды не мутите».

Что сказать?! Видел ли автор – гусей?! плывущих гусей? Впечатление, что – нет, не видел. Гуси плывут – спокойно и тихо, оставляя лёгкую, почти незаметную волну и совершенно не «мутя» воды. Уж если кто и замутил воду – кроме, разумеется, самого автора (смех в зале), так это – мывшая свои совсем не «белые» ноги Маруся – героиня, так сказать.

Кроме того, если гусей начать отгонять да если они ещё начнут взлетать, – о! тут-то как раз и вода взбаламутится, и проснутся спящие, – потому что растревоженные гуси при взлёте будут кричать, или, если угодно, они будут гоготать, – как тревожно гогочем сейчас от возмущения мы, коллеги по цеху «знатока» и «очевидца» сельской жизни – автора странного текста.

Следующей строкой нас ставят в известность, что героиня не хотела бы будить свёкра. Тем не менее, как мы видим, она сделала всё, чтобы это произошло; хотя, казалось бы, чего проще – дай гусям спокойно проплыть. Положим, Маруся глупа – даже глупее автора; спору нет, бывает и такое (смех в зале).

Хорошо, идём дальше. А дальше – автору хочется ввернуть что-нибудь этакое – «народное»: «Будет Марусеньку свёкор бранити, Свёкор бранити, свекорка журити»...

Я обхожу вопрос о том, а где же – муж?! Хотя, согласитесь, стоило ли вообще затевать всю, простите, канитель с рассказом, не ответив на этот простой и естественно возникающий вопрос. Где – муж?! В командировке (смех в зале)? или, может, его забрали в солдаты? или он и вовсе умер или погиб?!

Защитники горе-автора ставят ему чуть ли не в заслугу молчание по этому поводу. Это, говорят они, даёт простор читательскому воображению; каждый ставит себя на место или непутёвой Маруси, или мужа, или его родителей, – кому что ближе. Хорошенький выходит «реализм»!

Ладно, оставим мужа. Но сколько раз я говорил Николаю: хочешь писать – сверяйся со словарём!

Николай! Не сочти за труд – посмотри: «Журить – слегка выговорить кому-то; выражать порицание, наставляя. Журить шалуна».

Замечательная словарная иллюстрация! «С кем ты, Маруська, всю ночку гуляла? С кем ты гуляла, с кем утро встречала?». С каких пор супружеская измена числится – «шалостью»?! И с каких пор свёкор – бранит (и – правильно делает!), а свекровь всего лишь – «журит»?!

Эх, Николай, Николай! Где ты видел таких свекровей?! И ты ещё уверяешь, что всё – «взято из жизни»?!

Не буду врать: у меня самого есть знакомая семья, где свекровь и невестка живут душа в душу, ополчившись против сына и мужа – пьяницы; так ведь – пьяницы! Но у тебя-то, Николай, в твоей «повести» мужа ведь вовсе – словно нет! Или образ жизни отсутствующего мужа и причины, по которым мать его «журит» беспутную Марусю мы тоже должны воображать при чтении – каждый в меру своих способностей и опыта?!

Всё, почти всё в этом сравнительно небольшом произведении дышит полным равнодушием – чтобы не сказать: презрением – к главному в литературе, к её живительному источнику – к жизни, к правде жизни.

Всё – кроме, быть может, концовки, и то лишь отчасти: «Будут Марусю за косу таскати...». Будут и – правильно сделают. Поделом. «За косу таскати, в дому запирати», – учитывая, что муж Маруси неизвестно где, наказание не очень суровое, – с трудом, но поверить..."

Других листов стенограммы не было. Что ответил Николай – если решился возражать, что сказали другие, кого поддержали, – Бог весть!

Я поспешил записать – авось при очередном походе в сарай найдётся продолжение.

В. Вавилов