Это был по-настоящему страшный день.

Семьдесят семь лет тому назад лучшая военная машина мира обрушилась на нашу страну, чтобы перемолоть ее в пыль. Не вышло - колеса  машины  завязли в снегах под Москвой, сломались под Сталинградом, рассыпались под Курском. Но прежде чем сгореть дотла в Берлине, немецкая машина смерти успела уничтожить 27 миллионов советских людей.

Двадцать семь миллионов за четыре года.

На бумаге это выглядит не так страшно — срабатывает эффект обезличенных больших цифр. Но если бы эта чудовищная бойня происходила, например, в Австралии, там не осталось бы ни одного человека. Представьте себе — целый континент, полностью обезлюдевший.

За время существования Третьего Рейха нацисты уничтожили около 6 миллионов евреев. Массовое истребление евреев, известное, как «Холокост», а в еврейской культуре как «Шоа» («катастрофа») признано геноцидом, а его отрицание во многих странах является уголовно наказуемым преступлением.

Уничтожение 27 миллионов советских людей (из них по расовому признаку — славян, как «унтерменшей», представителей «низшей расы», уничтожили от 15,5 до 19,5 миллионов) официально геноцидом не считается.

В экспозиции Диорамы Севастополя «Штурм Сапун-горы» хранится удивительный документ Великой Отечественной войны — карманный атлас «Великая Германия», принадлежавший одному из офицеров вермахта. На всех его страницах территории бывшего СССР обозначены как земли, свободные от населения.

На этих землях должны были раскинуться поместья нацистских бонз, фермы колонистов, сельскохозяйственные угодья и промышленные производства Третего Рейха. Шесть миллионов человек (из 196 716 000 миллионов, которые жили в Советском Союзе по переписи 1941 г.) согласно планам завоевателей, подлежали переселению за Урал.

Куда же должны были деться остальные 190 миллионов? Ответ, увы, очевиден.

Гниют в крымской земле кости владельца этого атласа.  Из 196,7 миллионов советских людей погибло «всего лишь» 27 миллионов. Советский Союз победил Третий рейх, и вместе с союзниками создал послевоенную систему международных отношений («Ялтинскую»), просуществовавшую до 1991 г.

Но справедливость не восстановлена до сих пор.

Одной из главных причин этого является странное — если не сказать больше — отношение к 22 июня, первому дню Великой Отечественной войны.

Удивительно, что в Советском Союзе этот день отсутствовал в списке официально отмечаемых памятных дат. Впрочем, если вспомнить, что даже День Победы не был выходным днем с 1947 по 1965 г. (иногда пишут - «не праздновался», но это ошибка: народным праздником 9 мая был всегда) и поразмыслить о причинах этого, то удивление уступит место совсем другим эмоциям.

В 1947 г. День Победы сделали обычным рабочим днем по двум главным причинам: а) в восстанавливающейся после страшной войны стране не было денег на проведение праздничных мероприятий б) Сталин опасался роста популярности маршала Жукова.

Хрущев  отказывался делать 9 мая праздничным днем, поскольку считал, что в народном сознании День Победы связан с именем Сталина. Наконец, в 1965 г., уже при Брежневе, 9 мая сделали полноценным праздником, поскольку дорогой Леонид Ильич и сам очень любил пышные мероприятия, и себя искренне считал героем Великой Отечественной войны.

Однако с днем 22 июня история принципиально другая.

«Приватизировать» эту дату никто из советских руководителей не мог, да и не хотел — понятно, почему — и она долгое время оставалась словно бы «бесхозной». А то, что в этот день началась самая чудовищная, самая кровопролитная в истории нашего народа, и без того не избалованного длинными периодами мира, война...

Что ж, это признавалось, как исторический факт, но никакого особенного внимания этому дню не уделялось. Советская идеология была оптимистической и жизнеутверждающей, зачастую даже слишком — дни траура объявлялись в основном в связи со смертью вождей (единственным исключением была гибель Юрия Гагарина),  а катастрофы и аварии по возможности замалчивались (последней крупной катастрофой, которую поначалу пытались скрыть, стала авария на Чернобыльской АЭС).

При таком подходе день начала Великой Отечественной войны, унесшей жизни 27 миллионов советских людей (в СССР, впрочем, и эту цифру пытались занизить — Сталин говорил о 7 миллионах, Хрущев и Брежнев говорили о «более чем 20 миллионах» жертв) вряд ли мог стать днем общегосударственного траура.

В итоге Днем памяти и скорби день 22 июня стал только при первом президенте Российской Федерации Борисе Ельцине (в 1996 г.) - и это, пожалуй, одно из очень немногих нововведений ЕБН, которое действительно принесло больше пользы, чем вреда.

Теперь, как следует из Указа президента России от 8 июня 1996 г., в этот день «на территории Российской Федерации на зданиях государственных учреждений приспускаются государственные флаги, на кораблях ВМФ России Андреевские флаги, на жилых зданиях вывешиваются флаги с траурными лентами. Всем учреждениям культуры, каналам телевидения и радиостанциям рекомендовано в этот день не включать в программу развлекательные мероприятия и передачи».

С той поры прошло уже 22 года. День памяти и скорби отмечается регулярно, исправно возлагают венки к Могиле неизвестного солдата в Александровском саду руководители государства.

Но в массовом сознании, и особенно в сознании миллионов наших юных сограждан, этот день по-прежнему почти ничем не выделяется из череды других летних дней. Нет, конечно, многие еще помнят о том, что в этот день началась война... но мало ли какие войны случались в истории нашей страны?

А кроме того, ключевым тут является слово «еще».

Между тем, день 22 июня — это день, который мог стать началом конца всей нашей цивилизации, и прежде всего, ее славянского ядра.  Даже монгольское нашествие XIII в. не было столь разрушительным, поскольку имело своей целью не геноцид, а просто завоевание территорий. И об этом следует помнить всегда и всем.

Конечно, кое-какие шаги в правильном направлении предпринимаются. Например, в 2014 г. в Уголовный кодекс РФ была введена статья «Реабилитация нацизма». Она под угрозой уголовной ответственности запрещает публично отрицать факты, установленные приговором Международного военного трибунала, одобрять преступления, установленные этим приговором, распространять заведомо ложные сведения о деятельности СССР в годы Второй мировой войны, и распространять выражающие явное неуважение к обществу сведения о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества.

Предусмотрена также и ответственность за осквернение символов воинской славы России.

Однако одного существования подобной статьи в УК РФ, к сожалению, мало.

Для того, чтобы в массовом сознании прочно укоренилось представление о том, что память о Великой Отечественной войне священна, а ее оскорбление — недопустимо, необходимы конкретные случаи привлечения к ответственности тех, кто подобные оскорбления допускает. И хорошо бы каждый такой случай освещать в федеральных СМИ.

По этой статье, например, можно было бы потребовать осуждения печально известного либерального журналиста, сокрушавшегося, что СССР победил Гитлера («пили бы сейчас баварское») и его не таких уж малочисленных последователей.

Увы, закон обратной силы не имеет — но на случай, если либералы не устоят перед искушением затеять очередную дискуссию о том, нужно ли было оборонять, например, Ленинград  - или следовало сдать его немцам, «чтобы сберечь миллионы жизней» (опрос на телеканале «Дождь» в 2014 г.), это следует иметь в виду.

О том, какую цену заплатила наша страна за победу в той войне, следует говорить гораздо чаще, чем два раза в году (9 мая и 22 июня). И не только чаще, но и громче.

День 22 июня необходимо сделать краеугольным камнем политики памяти, которая нужна России возможно, даже больше, чем прорывы в экономике. И это не полемическое преувеличение — прорывам в экономике мешает не только коррупция или некомпетентность чиновников, но в значительной мере атомизация общества, отсутствие ощущения общей судьбы и общего прошлого.

Государство Израиль было провозглашено 14 мая 1948г. А спустя всего пять лет, 19 мая 1953 г., на горе Герцля в Иерусалиме начали строить музей памяти жертв Шоа — Яд ва-Шем («Памятник имен»). Там собраны имена более четырех миллионов уничтоженных во время Холокоста евреев. Музей этот известен во всем мире — в год его посещают около миллиона человек, приезжающих в Израиль из разных стран. О нем снимаются фильмы, пишутся книги. Яд ва-Шем — важнейший элемент политики памяти Израиля, и можно быть уверенным — пока он существует, человечеству не дадут забыть о геноциде евреев, осуществлявшемся Третьим рейхом и его союзниками.

России необходим свой «Памятник имен». 27 миллионов погибших в Великой Отечественной войне заслуживают того, чтобы их помнили и об их гибели рассказывали всему миру. Иначе мы еще долго будем удивляться, почему даже образованные иностранцы делают большие глаза, когда им называют цифры потерь Советского Союза в войне с Третьим рейхом.

«27 миллионов? Да вы с ума сошли, такого не может быть! Вы, наверное, хотели сказать - 270 тысяч?»

Жителям Севастополя, наверное, нет нужды рассказывать о том, что в их городе уже давно существует музей, который производит на посетителей не меньшее впечатление, чем иерусалимский Яд ва-Шем.

Когда в июне 2014 г. наша «делегация» из Москвы впервые побывала на 35-й батарее Севастополя, я написал о том, что если бы музейные комплексы такого уровня были  созданы по крайней мере в десяти крупных городах России, память о Великой Отечественной войне и жертвах советского народа жила бы в каждом новом поколении наших сограждан.

С тех пор я был на 35-й не один раз — и должен сказать, что ни разу не усомнился в своих первых впечатлениях.

Как известно, музейный комплекс 35-й батареи был создан на личные средства Алексея Михайловича Чалого. Не сомневаюсь, что у Министерства культуры РФ есть достаточно средств, чтобы открыть подобные комплексы во многих городах России, пострадавших от нацистов.

Мне могут возразить, что в Москве с 1995 г. существует Музей Победы на Поклонной горе, а в нем — Зал Памяти и Скорби и этого, мол, достаточно.

Но нет, недостаточно.

И дело не в том, что о Музее Победы на Поклонной горе в отличие от того же Яд ва-Шем почти никто за пределами России ничего не знает. Дело, скорее, в том, что даже в самой России — и, более того, в Москве — этот музей не пользуется большой известностью — несмотря на помпезность и немалые деньги, вложенные в его обустройство.

Ничего плохого не хочу сказать о создателях и сотрудниках этого музея. Возможно, дело вовсе не в них, а в том, с чего, собственно, я и начал этот текст — со странного статуса дня 22 июня в календаре памятных дат России.

Видимо, для того, чтобы музейные комплексы начали «работать» по-настоящему, недостаточно одних стен и полов (пусть даже вымощенных мрамором), недостаточно экспозиции и обученных гидов.

Должно быть и готовое к восприятию послания, которое транслируют такие музеи, общество.

В Севастополе готовое к этому общество, как показывает пример 35-й батареи, есть.

Хотелось бы, чтобы оно было и в масштабах всей страны.

Кирилл Бенедиктов