Когда дует западный ветер, небо становится пепельно-серым. Но Дик любит этот пепельно-серый цвет – мягкий, как облака, застилающие горизонт. Западный ветер уносит жгучую морозную синеву, поэтому серое небо кажется тёплым и ласковым. А самое главное – в такую погоду не летают геликоптеры. Точнее, иногда они всё-таки летают, но в низкой пушистой дымке пилоты не видят дальше собственного носа. Когда небо становится серым, Дик и Дэдди могут отправиться в разведку.

Они играют в скаутов посреди зарослей чёрной ели, и в купинах буша на дальнем лугу, и на горном отроге, поросшем белостовольной бетулой. На Дике пушистая «инуитка», которую обычно носит Мамми. В прошлом году Дик стал одинакового с ней роста, и никому даже в голову не придёт, что вместе с Дэдди по склонам бегает именно он. Со стороны кажется, что это резвятся Мамми и Дэдди.

Сегодня у них необычная цель. Дэд поведёт его к расщелине Кандаклуут за Медвежьей горой. Там можно поймать сеть Рабского Захолустья. В принципе, в сеть Рабского Захолустья можно выйти из любой точки планеты: из ангара, с чердака, из подвала дома, где живёт Дик, и даже из продуктовой лавки городка Ном. Вот только делать этого нельзя. Билль о Достоинстве запрещает пользоваться каналами информации, унижающими личность. Исполнение этого билля строго контролируется сетевыми фильтрами. Расщелина Кандаклуут – одно из немногих мест в Пространстве Свободы, где сетевые фильтры не работают. Собственно, они там и не нужны, так как северные олени и лемминги – законопослушные существа, и никогда не нарушают Билль о Достоинстве.

Когда Дэдди настроил вай-фай, мальчик просто сгорал от любопытства. Заглянуть в Рабское Захолустье куда интереснее, чем подсматривать за визитом налогового инспектора в щёлку чердака. В сети все постят, что Захолустье – проклятая земля, населённая архаичными тварями, а Дэд утверждает, что народ там ничуть не хуже обитателей Свободного Пространства. Но самое главное – с ними можно общаться. Можно писать электронные письма, обмениваться фотографиями, и даже разговаривать в прямом эфире!

За всю свою жизнь Дик общался только с Дэдди и Мамми. Выходить на связь с другими гражданами Свободного Пространства, показываться им на глаза,- да что там показываться! – просто оставлять следы своего присутствия в мире было для него непозволительной роскошью. Дик являлся иллегалом, не учтённым ни в одном бюро. Если кто-то узнает о существовании мальчика, приставы немедленно разлучат его с Дэдди и Мамми. Но сколько же лет можно прятаться? Сколько можно молчать?! Дик будет рад общению даже с самыми распоследними архаичными тварями, лишь бы только понимать их язык…

- 2 -

В первый миг Дик опешил: на экране появилось странное, сидящее в тени ветвей существо. Какие они там волосатые и голые в Рабском захолустье, впрямь троглодиты из каменного века! Длинные золотисто-рыжие пряди, которых, наверное, никогда не касалась магнитная бритва, падали существу прямо на плечи. То, что пряди у основания были прямые, а на концах завивались мелкими кольцами, заставляло предположить, что далёкое визави вовсе не ведает о существовании расчёски. Его единственным одеянием было лёгкое подобие удлиненной рубашки, охваченной пояском, а непривычно обнажённые руки и ноги торчали наружу, отливая бронзовым первобытным загаром. Ногти на пальцах рук не были коротко острижены, как велят гигиенические инструкции, а удлинялись наподобие маленьких речных раковин.

Но удивительное дело – это дикое создание вовсе не производило отталкивающего впечатления. Наоборот, Дик почувствовал действие неведомой магнетической силы. Всё, – и невыбритые золотистые пряди, и опалённые солнцем голые плечи, и тонкие кисти с ногтями-раковинками,– ему явно нравились. Но самыми удивительными у творения чужой природы были глаза – серые и тёплые, как небо в день западного ветра.

- Хэлло! – речь из уст дикарки неожиданно оказалась понятной. – Ай эм Льуда фром Раша. А ю фром Спейс оф Фридом?

- Это девочка. Льуда - её имя. Раша – самый крупный сегмент Рабского захолустья,- пояснял наблюдающий со стороны Дэд.

Девочка? Дик никогда раньше не задумывался, что такое девочка, и чем она может отличаться от мальчика. Он знал, что только у животных есть самцы и самки, а все личности равны, одинаковы. Но, может быть, в Рабском захолустье недалеко ушли от животных? Впрочем, во всём этом он ещё успеет разобраться.

- Ай лив ин Хабаровск уиз май фазе энд мазе,- продолжала девочка Льуда в ответ на оторопелый кивок Дика,- Ай'в гот ту бразес энд систе. Энд вот эбаут ю?

Пришла пора Дику в свою очередь поведать о том, что он живёт в домике со своими домашними питомцами: ручной выдрой и свиристелями, а также имеет два комплекта сноуслиперов и один мини-телескоп. Кто такие «бразес энд систез» он представления не имел.

Но больше всего удивило Дика бесцеремонное заявление собеседницы, что Дэд – это его «фазе», а Мамми – его «мазе». Таких слов в языке Свободного пространства вовсе не существовало, как и странного слова «фэмили». Дэдди, Мамми и Дик просто живут вместе – вот и всё. Что тут ещё выдумывать! И зачем она лезет со своими туземными терминами? Может, это и есть унижение личности, из-за которого связь с Захолустьем строго запрещена?

И всё же, несмотря на подозрительные иносказания, Дику вовсе не хотелось прекращать сеанс. Каждое движение далёкой дикарки, каждая сдержанная улыбка, каждый удивлённый взгляд, каждое запальчивое движение губ – пробуждали в душе мальчика неведомый прежде жар, от которого пламенеют щёки и согревается сердце.

- 3 -

Виртуальное путешествие перевернуло все мысли Дика. Чужой мир манил, ошеломлял, ставил неразрешимые загадки. Странно, почему эта Ль-уд-а и её соплеменники так похожи на отцов-пилигримов? Те же бледные лица и золотистые волосы, словно жители Захолустья сошли со старинных гравюр Новой Англии. В сетях Свободного пространства таких лиц не найти. Может быть, отцы-пилигримы основали вовсе не Свободное пространство, а Рабское захолустье? Может, историки всё перепутали?

- Видишь, в чём дело,- пояснил Дэд,- наши сограждане изменили свой облик ещё в прошлом веке, поскольку внутрирасовые браки на Свободном пространстве были запрещены. Билль о Равенстве, артикул восемнадцать. Светлые не могли брать в супруги светлых, смуглые – смуглых, краснокожие – краснокожих. Все смешались и стали одинаковыми, чтобы никто не думал, что он чем-то хуже другого.

- А что такое брак, Дэд? Что значит супруги?

Дэд остановился. Ссутулился. Медленно прислонился к корявому стволу полярной бетулы.

- Прости меня, Дик. Мне надо было тебе кое-что рассказать, прежде чем звать на такой необычный сеанс связи. Но мне самому не терпелось заглянуть в это самое Захолустье. Меня подвело любопытство, прости.

Дэд ещё мгновение колебался, затем собрался с духом и выложил:

- Брак – это то, что связывает животных. И то, что прежде связывало первобытных дикарей. Мы с Мамми тоже живём в браке. Мы с ней – самец и самка, Дик.

- Разве такое бывает?

- Действительно, теперь это редкий случай. Потому что мы традиционалы. Половое меньшинство, которое легализовано только в нескольких муниципалитетах Аляски, и ещё, кажется, в Вермонте.

В принципе, свободная личность имеет право выбирать любую форму связи с другой личностью. Но считается, что традиционная связь пробуждает животный инстинкт. Этот инстинкт очень силён, и если его не подавлять, то традиционалами станут все. У личностей не останется выбора, не останется свободы. Поэтому животный инстинкт традиционной связи запрещён Биллем о Конкуренции. Все современные формы свободно перетекают одна в другую, личность может менять свой выбор хоть каждый день, а традиционалы на всю жизнь остаются: либо – самцом, либо – самкой.

- Ты думаешь, это плохо?

- Нет, не думаю. Так гласит Билль о Конкуренции, только и всего. А я очень-очень рад, что всю жизнь жил в браке с нашей Мамми. И ещё я рад, что у нас есть ты, Дик. Потому что ты – наш сын. А я твой отец. Понимаешь, отец!!! Они, в Захолустье, знают, что это такое… Ты не знал, а они знают. И я знаю. Я хочу навсегда остаться твоим отцом, и не желаю, чтобы это когда-нибудь поменялось.

Дик вздрогнул. Он никогда не видел, чтобы по щекам Дэда текли влажные капли. В каком-то медицинском ролике говорилось, что такие капли – признак архаичной, неустойчивой психики. Личности, которые допускают подобные выходки, подлежат обструкции. Но Дику вовсе не хотелось отстраняться от Дэдди. Наоборот, в порыве нежности он прильнул к папе, прижался лбом к влажному от слёз лицу. “Father”- слетело с губ новое слово, впервые услышанное от сероглазой чужеземки.

- 4 -

Ночью Дику не спалось – он думал о Люде. Неужели они все такие красивые, в их далёком заповедном углу? Мальчик испытывал странный восторг, для которого в прежнем языке не хватало слов. Красивая как… таймень в весеннем наряде? Как цветущий букет пёстрой киски? Как переливы полярного сияния? Нет, всё не то!

Дик представил, как хорошо бы коснуться загорелой руки Люды, медленно провести ладонью от ямочки в локтевой впадине до тонких пальчиков с ногтями-ракушечками. Сердце защемило так, как щемило в далёком детстве, когда Дик спросонья плакал, и его ладошку в темноте находила ласковая рука Мамми. Только теперь Дику самому хотелось быть большим и сильным, и утешать Люду, если она вдруг чего-то испугается.

Боже, ещё четыре недели! Дэд сказал, что расщелина Кандаклуут недоступна для сетевых фильтров только раз в четыре недели – это связано с фазами Луны. В другое время выходить на связь опасно. Придётся целых четыре недели ждать, чтобы снова увидеть, как Люда щурится и морщит нос, когда собирается рассмеяться, чтобы снова услышать её весёлый голос. Отныне жизнь Дика будет расписана, как у допотопных поклонников культа Луны – раз в четыре недели он готовится к великому празднику.

- 5 -

Раньше Дик думал, что Дэд, Мамми и некоторые их знакомые, обломки средневековой секты Крисчианс – это редкие мутанты-альбиносы. Оказалось, что в Раше (на своём родном языке Ль-уд-а говорит «Ро-сий-а») к секте Крисчианс принадлежит больше половины граждан. И почти все они светлолицые альбиносы. Почти все живут в браке, как Дэд и Мамми. Почти все растят собственное потомство сами, а не отдают в Воспитательный рай. Детей вовсе не приходится прятать на чердаках от инспекторов и соседей, как родители прячут Дика. Мальчикам разрешается без присмотра гулять по улицам и паркам, и даже знакомиться с девочками. Девочки не обязаны быть похожими на мальчиков, им дозволено отпускать длинные волосы, носить юбки и платья. Мужчины имеют право улыбаться и говорить комплименты встречным женщинам. На публике не запрещено выражать свои чувства, смеяться или плакать. Никого не оскорбляет, если мужчина предлагает женщине помощь. Там можно много того, что нельзя у нас. Почему же тогда Раша считается Рабским захолустьем, а страна Дика – Свободным пространством?

«Потому что никакие животные инстинкты не должны мешать свободному самоопределению. Ни семья, ни воспитание, ни медицина, ни одежда не должны навязывать личности её пол». Так гласят Билль о свободе, Билль о равенстве и Антимонопольная хартия. Но какие инстинкты заставляют личность по пятнадцать раз в году менять свой свободный выбор? Уж явно не разум и не соображения морали. Почему тогда естественные желания должны тщательно искореняться в угоду этим загадочным «неживотным» инстинктам?

Нет, Дик никогда не смирится с предписаниями биллей и хартий! Все они, вместе взятые, не стоят одного взгляда прищуренных серых глаз.

- 6 -

«Дорогой сын!

Сожалею, но нас рассекретили. Доказательства того, что ты жил в нашем доме, собраны. Улики неопровержимы. Не ищи нас с Мамми, мы больше не сможем встретиться.

Не бойся, нас не убьют и не посадят в изолятор. В Свободном пространстве не наказывают преступников – всего лишь лечат. Меня вылечат от того, что я – мужчина, а Мамми от того, что она – женщина. Исцелят от способности иметь детей. Очистят нашу память: сотрут все воспоминания о браке и о тебе. Сделают пластику лиц, чтобы никто из прежних знакомых не напомнил о прошлом позоре. Короче, дадут возможность начать новую жизнь в старых телах. После операции я не узнаю тебя и Мамми, а вы не узнаете меня.

Это не больно, но для меня такой приговор хуже, чем казнь инквизиции. Потому что инквизиторы убивали тело, а юстиционные хирурги убивают душу. И всё же я не жалею, что мы не отдали тебя в Воспитательный рай. Пятнадцать лет с тобой были самым прекрасным временем для меня и для Мамми. Никто в Свободном пространстве не знает такого счастья.

Я желаю, чтобы ты тоже был счастлив. Пусть у тебя будет такая же любимая женщина, как моя Мамми, и пусть у вас родится такой же замечательный сын. Научи его всему, чему я учил тебя, Дик. Научи ловить тайменя, играть в скаутов, одолевать горы на сноуслиперах, отыскивать кольца Сатурна в телескоп.

У тебя есть один шанс – уйти за пределы Свободного пространства, в Рашу. На северо-западе, за сто миль отсюда, есть пролив, который разделяет наши страны. Ты тренированный парень, ты сможешь перейти его за три дня. Только это надо сделать в середине осени, потому что раньше лёд очень тонок, а позже он сгрудится в непроходимые торосы. Мы с Мамми уже давно продумали маршрут, но не хотели рисковать, пока ты был мал. А потом… привыкли к удачной конспирации.

Риск заплутать в торосах или провалиться в полынью очень велик. Будь осторожен! Да ещё небо утюжат «голубые подштанники» на геликоптерах. Поэтому выбери для перехода туманный облачный день. Если тебя разыщут – сотрут память и о нас с Мамми, и о нашем доме, и о девочке Льу-да. Я знаю, ты её любишь. Любовь даёт великие силы, сынок. Верь, что ты найдёшь её в Раше – и иди.

Не забывай нас.

Твой папа».

- 7 -

Его засекли вечером третьего дня, когда сменился ветер, и серый пух облаков уступил место стеклянной морозной синеве. Геликоптеры долго кружили над мозаикой торосов и трещин, выбирая место для посадки. Наконец высмотрели, спикировали, стали высаживать группу захвата. Дик несколько мгновений наблюдал, как долговязые фигуры в ультрамариновых комбинезонах плюхаются в белое крошево. Потом отвернулся, сжал зубы и побежал.

Левее, левее! Туда, где полыньи! Дик бежал и верил, что лёд выдержит его сумасшедший бег, что ломкое кружево наста не расступится под ним, а гончие не посмеют сунуться на зыбкий, дрожащий под ногами припай.

Он почти уже не бежал, а летел, рассекая плотные струи ветра – летел вдогонку уходящему солнцу, которое алыми штрихами обрисовало далёкий мыс Дежнёва. За спиной чёрной грудой сгущался мрак и трещали хлопушки сигнальных ракет, а впереди закатным фейерверком салютовала Дику загадочная Россия.

Там его ждёт сероглазая девочка Ль-уд-а.

И другие, так же как она, Ль-удь-и,

что на его родном языке означает, кажется, human beings.

Владимир ТИМАКОВ