Когда режиссер Владимир Бортко задумал экранизировать "Тараса Бульбу", в роли казацкого Короля Лира, сраженного предательством сына, он видел только одного актера - Ступку. Со 2 апреля легендарный полковник Запорожской Сечи во главе со своим войском начнет атаковать кинотеатры. И мы увидим, как Богдан Ступка - в жизни образцовый сын, отец и дед - прожил трагедию отца и сына на экране. О том, что в Бульбе близко знаменитому украинскому актеру, а что - нет, он рассказал корреспонденту "Известий".

"Не надо тащить через века старые обиды"

-  Каковы были аргументы режиссера, что именно вы должны сыграть Тараса Бульбу? Вы давно знакомы с Владимиром Бортко?

- Да, он учился в Киевском театральном институте имени Карпенко-Карого. А его мама была актрисой Театра им. Ивана Франко, и он еще маленьким мальчиком бегал здесь по сцене. С Бортко, конечно, очень интересно работать, но сами съемки были очень тяжелые - и физически, и творчески, и всячески. Натуру снимали в Запорожье, на Хортице, в Аскании-Нова, Каменец-Подольском, павильоны - на студии "Ленфильм".

-  Российские кинематографисты ополчились на Польшу - сначала "1612" Владимира Хотиненко, теперь "Бульба". Удалось ли авторам фильма о Тарасе подняться над историческими конфликтами, из-за которых гибнут герои повести?

- От них никуда не денешься, они есть в повести Гоголя. Но, конечно, истинная сила и мудрость состоят не в том, чтобы тащить через века старые обиды, а в том, чтобы научиться прощать, понимать и жить в согласии. Это непросто, но надо стараться. Когда журналисты с явной подковыркой спрашивают меня, украинский или русский писатель Николай Васильевич, я отвечаю, что Гоголь - писатель мировой. Странно, что кто-то сегодня этого не знает и пытается делить его, будто речь идет о мешке картошки.

- Съемки потребовали от вас больших физических сил. Как шла подготовка? Вам помогло внешнее преображение?

-  Когда меня очень коротко подстригли, приклеили оселедец, то есть чуб, и я надел костюм, то почувствовал себя в "коже" Тараса. Кстати, я очень люблю исторические произведения как раз из-за костюмов, в которых себя намного лучше чувствую, чем в современных пиджаках. Например, когда Бульба уже в Европе идет смотреть казнь Остапа, то надевает голландский костюм. И его не отличить от европейца! Вот каким я видел своего героя. Ведь он полковник, а не простой казак. Тарас - образованный человек, его дети учились в бурсе.

- Сын вашего героя Андрий между любовью к женщине и любовью к родине выбрал первое. Думаете, за это действительно можно убить? Вы оправдываете своего героя?

- Как раз это мне лично у Гоголя не нравится. Это же сын, каким бы он ни был! И отец его любит. Вообще это очень сложный вопрос... Ведь Тарас в этом произведении настоящий самурай. Для него умереть в бою - самая высокая награда жизни. И у Гоголя они умирают за отчизну как настоящие самураи. Поэтому, когда Тарас убивал собственного сына, его отцовское сердце молчало. Только одно жгло: "как ты предателем стал?!" Поэтому он его убил хладнокровно. А когда Андрий уже упал, как лист, у Тараса прорвалась боль в сердце.

"Подошел мужчина и говорит: "Я твой конь"

- А как у вас на этот раз сложились отношения с конем? Прошел страх?

- Наполовину. Я немного боюсь лошадей. Впервые я снимался на коне в 1971 году в "Белой птице с черной отметиной", и он меня сбросил. Почувствовал, видно, что за ездок-ездец на нем сидит... Когда потом Ежи Гофман, собираясь снимать "Огнем и мечом", позвонил и спросил: "Богдашка, ты сидишь на лошади?" - я гордо ответил: "Сижу!" Но когда дело дошло до съемок, я подошел к Гофману и признался: "Юра, я боюсь коня, не могу на нем скакать". А он ответил: "Брось, главное - не уметь ездить, а сыграть, будто ты умеешь".

После таких слов я сел на коня и поехал. Хотя был и каскадер. Однажды ко мне подошел мужчина и говорит: "Я твой конь. Только я сахар не ем, лучше шоколад". В фильме есть эпизоды с крупными планами, где конь долго устоять спокойно не может. Тогда берут каскадера, надевают сбрую, ты садишься ему на шею, все равно ж его на экране не видно будет. Они, кстати, за это хорошие деньги получают.

Мне знаете, как стыдно было на живого человека залезать? Весь краснел и потел. А он мне снизу: "Да что ты так переживаешь, это же моя работа". Ничего не поделаешь, кино - это, как известно, возвышенный обман. Ну, я своего "коня" потом пригласил в ресторан. Он сказал: "Меня первый раз в жизни так угощают".

- А на "Тарасе Бульбе" кого угощали?

-  Настоящих коней - покупал им яблоки и морковку. Это были дрессированные каскадерские лошади. Их специально тренируют, чтобы они не боялись выстрелов, чтобы актер мог шпагу вытянуть и конь ее не испугался. Хотя меня два раза чуть не затоптали. Моя сабля нечаянно ударила коня, он встрепенулся, и я полетел под него. Но ко мне сразу каскадеры подскочили, так что остался цел.

- Вам "скорую" на площадку вызывали, потому что вы от услуг дублера отказались?

- Кто-то такое написал, но такого не было. "Скорая" там постоянно дежурила, каждый день - так положено. Просто после очередных сложных съемок я попросил, чтобы мне измерили давление. А на каком-то сайте сразу выложили: "Стало плохо, вызывали "скорую". Это Володе Вдовиченкову плохо стало, он чуть в обморок не упал от жары, потому что у него непокрытая бритая голова, на которой только оселедец был прилеплен. А меня шапка прикрывала. Но ему тогда 36 лет было, а мне немножко больше.

-  Ваш сын, которого, кстати, зовут Остап, в "Тарасе Бульбе" тоже сыграл. Для него вроде особую роль сочинили?

-  Да, у Остапа небольшая роль казака Вертыхвиста. Может, не все вошло из снятого, но эпизод должен быть запоминающийся, заметный.

- А какие у вас отношения сложились с вашими сыновьями по фильму - Владимиром Вдовиченковым и Игорем Петренко? Симпатично ли вам новое актерское поколение?

-  Отношения очень хорошие. Я человек бывалый, опытный. В первый съемочный день пригласил их на ужин, мы посидели, поговорили, чтобы ближе познакомиться. Игоря Петренко я "усыновил" еще на "Водителе для Веры", мы с ним у Павла Чухрая снимались. В "Тарасе" молодежь была хорошая, тут я ничего не говорю. И снимались мы очень слаженно. Вообще Бортко собрал сильных актеров. Миша Боярский прекрасно сыграл. И Лесь Сердюк. И покойный Дедюшко, который потом разбился на машине, и Боря Хмельницкий, Царство им Небесное. С Борей дочка Даша приезжала на съемки.

"Вся студия собралась посмотреть на стриптиз по-советски"

-  Вы на сцене с 1959 года. Чтобы сыграть Керенского, Хмельницкого, Мазепу, Бориса Годунова, князя Попеля, Леонида Брежнева и много других исторических персонажей, надо опираться не только на эмоции, талант, но и на знания. Вас влечет история?

-  Точнее, белые пятна истории... Знаешь, я бы хотел сыграть роль без слов. Устал говорить. Может, это просто у меня такой период? Мне мама сказала: "Богдан, зачем тебе играть этого Тараса Бульбу? Тебя потом в Польшу не пустят. Он же там кричит "бей ляхов!" Вот я и ищу такую пьесу, роль молчаливого наблюдателя за жизнью. Это моя мечта.

- Вы в фильме регулярно употребляли слово "лях", а потом еще и пошутили, что "наследили в Польше". Что имели в виду?

- Слово "лях" употреблял не я, а  Гоголь. А "наследил" я тем, что оставил оттиск ладони на Алее звезд в Гданьске, где проходил "Фестиваль звезд", организованный институтом кинематографии Польши. Поляки красиво все устроили. Самое сильное впечатление оставил Кшиштоф Пендерецкий, выдающийся композитор современности, с которым я был знаком и раньше. На открытии он сам дирижировал в костеле исполнением своих "Семи врат Иерусалима". Нас туда пригласили со спектаклем "Лев и львица", где я играю Льва Толстого. Все звезды дружно его посмотрели и, кажется, остались хорошего мнения. Так что действительно наследил. 

- У вас репутация очень успешного артиста. А провалы у вас случались?

- Конечно. У меня есть и будут неудачи, это тоже нормально, и я знаю какие, но никогда не скажу о них вслух. Пусть думают, что у меня все хорошо. Как сказал Жан-Луи Барро, важна не длительность полета в искусстве, а насыщенность полета. Но чтобы была насыщенность, надо сомневаться. Помню в "Белой птице с черной отметиной" Юрия Ильенко мы с Ларисой Кадочниковой играли мужа и жену. И у нас по сценарию шла любовная сцена. Вся студия тогда собралась посмотреть на стриптиз по-советски, это был 1970 год. В общем, мы выпили по 50 граммов коньяка, чтобы хоть дотронуться друг до друга - как-то неловко мы себя чувствовали. Юра отозвал меня в сторону и говорит: "Слушай, ты можешь сыграть, как Жерар Филип?" "Да какой я Жерар Филип? Я сомневаюсь", - отвечаю. "Я тоже сомневаюсь, но виду не показываю". Мне эти слова хорошо запомнились.

"Бодя, вытащи руки из карманов"

- Богдан Сильвестрович, у вас в жизни были стечения обстоятельств, которые определяли судьбу?

- Да, была у меня такая история. Благодаря ей я и попал в театр. Я учился в школе, и к нам прислали на практику девушку - Наташу Лотоцкую. Она училась на романо-германском отделении, была очень образованная - единственная в своем роде. Красный вельветовый сарафанчик, конский хвост, "Фауст" на немецком в руках - у нас полкласса в нее влюбилось.

Когда она потом приходила в театр, то на служебном входе щебетала по-немецки со сторожем, паном Генбусем, он был священником, вернувшимся из сибирской ссылки. После практики Наташа куда-то пропала. Я поступал в Политехнический институт, но, к счастью, не поступил. Пошел работать сначала в механические мастерские, потом в астрономическую лабораторию - наблюдать за переменными звездами. И как-то вдруг встретил Наташу. Она спросила: "Почему ты не поступаешь в театральную студию, у нас одного парня выгнали и есть свободное место".

Вот так я оказался в театре. Мы с Лотоцкой вместе учились во Львове, я в юности был в нее влюблен... 18 лет мы с ней играли мужа и жену - Тевье и Голду в спектакле "Тевье-Тевель" по "Поминальной молитве" Григория Горина в киевском театре Франко. А в позапрошлом году ее не стало.

- А вашей мамы не стало в прошлом году. Говорят, она вас всегда спрашивала - "хорошего" или "плохого" вы играете? И почему-то просила не играть Булгакова...

-  Мама жила во Львове - не захотела переезжать в Киев. Но не тяготилась своим одиночеством. Она была очень сильным человеком - по духу и физически. Была верующей - по-настоящему. Хорошо знала Библию. Кровать, на которой спала, она так ровненько заправляла: одеяло, пододеяльник, подушки - все было под сантиметр подогнано, чистенько. Ей было уже тяжело это в последние годы делать, она плохо видела и тратила на это минут двадцать, но делала. Каждый день. Однажды я утром приехал и помогал маме заправлять постель, так она меня поправляла: "Не там, не то, вот это дай". Так все в ее комнате и осталось, я ничего там не тронул. Даже картину над кроватью, которая упала, когда мама умерла. Она перевернулась и осталась у стены. На ней изображен храм. Мама месяц до 95 лет не дожила. Она не умерла, а отошла - не каждый заслуживает у Господа Бога такую смерть.

У нас с мамой оставался небольшой домик под Львовом, где я родился. А рядом жила соседка с кучей детишек. И мама попросила: "Богдан, продай ей дешево, у нее много детей, она бедная, тебе Господом это зачтется". А там огород 24 сотки, можно было бы хорошо продать. Но я продал соседке за символическую сумму, как мама сказала. И, может, это совпадение, но буквально через несколько дней позвонил Вадим Абдрашитов и сообщил, что меня наградили премией "Триумф" в Москве.

- Вы выросли в оперном театре, где пел ваш отец. С семи лет росли за кулисами, видели Козловского и Лемешева. Ваш отец оценил ваш талант?

-  Он меня поддерживал. А мама, всегда скупая на похвалу, очень критиковала, считала, что ничего из меня не получится. Оказывается, у нее был свой комплекс. Как-то я приехал домой в то время, когда репетировал с Сергеем Данченко "Дядю Ваню", мы сели за стол, выпили. И вдруг мама выдала: "Мне было 18 лет, и я играла маму Маруси Богуславки. Как я играла!" И давай читать монолог. Читает, слезы текут: "Из-за дурацкой любви к тебе я потратила свою жизнь на  кастрюли и супы!". А я сижу и думаю - это же чеховский дядя Ваня, который говорит: я мог бы стать Шопенгауэром, Достоевским, а я всю жизнь потратил на этого бездарного Серебрякова...

Позже мы приехали играть "Дядю Ваню" во Львов и, прохаживаясь героем накануне спектакля по фойе, я вдруг услышал ее назидательный голос: "Бодя, вытащи руки из карманов. Завтра ты будешь играть дядю Ваню, а это дворянин. Если ты хоть раз засунешь руки в карманы, я не знаю, что с тобой сделаю".

Моя жена Лариса, с которой мы прожили сорок лет, посвятила себя мне и Остапу. Я наблюдал Анджея Вайду с супругой и понял, что это она его таким сделала. Та же история у Пендерецкого - жена-красавица ведет его дела, везде она с ним. Он творит, когда видит ее. Женщина может сделать мужчину великим.

Справка

Ступка Богдан Сильвестрович, народный артист СССР и Украины. Родился 27 августа 1941 года в селе Куликове Львовской области. Окончил студию при театре им. М. Заньковецкой и факультет театроведения Киевского театрального института им. И.К. Карпенко-Карого. С 1978 г. - ведущий актер Академического драматического театра им. И. Франко. 1999-2001 г. - министр культуры Украины. С 2001-го - художественный руководитель театра им. Ивана Франко. Академик-основатель Академии искусств Украины, академик Российской и Европейской киноакадемий. Лауреат Государственной премии Украины им. Т.Г. Шевченко, международной театральной премии имени Станиславского, независимой премии в области искусств и наук - премии "Триумф". Обладатель приза "Серебряный Георгий" ХХVI ММКФ, а также премий "Золотой орел" и "Ника" за  роль в фильме Дмитрия Месхиева "Свои" ; обладатель приза серебряный "Марк Аврелий" МКФ в Риме за лучшую мужскую роль в фильме "Сердце на ладони" - 2008 г. Награжден российским орденом Дружбы  и Офицерским крестом Польши "За заслуги Речи Посполитой", полный кавалер орденов Украины "За заслуги", , кавалер ордена V степени Ярослава Мудрого.

 Валентина Серикова