Эпизод двенадцатый (3 части).

Часть первая.



Напомню, что настоящее повествование прервалось в момент, когда пятеро офицеров славного 191-го полка, получившие в апреле 1985 гола контузии и травмы подорвавшись на фугасе, были направлены на лечение в Центральный госпиталь в Кабуле.



На процессе лечения и восстановления после минно-взрывных травм, останавливаться не буду, так как госпиталь, где мы проходили лечение, и сам процесс подробно изложен ранее, в девятом эпизоде настоящих Хроник.



По окончанию лечения, которое выпало на конец майских праздников, нас выписали из психоневрологического отделения госпиталя, выдав справки о полученной минно-взрывной травме головного мозга, где значилось, что «такой то, проявив жужество (так в бланке) и героизм получил, далее следовало краткое описание ранения, травмы или контузии». Вручая справки, лечащий врач предупредил, что справку эту необходимо хранить вечно и никому не отдавать, так как последствия от полученной контузии могут проявиться значительно позже, а как они проявятся никто предугадать не может, но когда это произойдёт, то для увязывания проявления симптомов возможных специфических последствий, с полученной ранее травмой головного мозга, справка эта пригодится при назначении инвалидности или, … (многозначительная пауза) для освобождения от уголовной ответственности. Справка, по его словам, являясь первичным медицинским документом, в этом случае, может стать решающим фактором. Иначе, придётся запрашивать архив военно-медицинских документов, на что уйдёт драгоценное время.



Совет врача был полезным, так как порядок дальнейшего движения справки о ранении и контузии в бюрократическом механизме был следующим: - Офицер или прапорщик, прибывая в часть после лечения по ранению, травме или контузии, полученной при ведении боевых действий, передавал эту справку в строевую часть, где на её основании производилась запись о полученном ранении, травме или контузии в личном деле офицера или прапорщика в соответствующих графах послужного списка. После чего, справка передавалась в финансовую часть, где превращалась в основание для выплаты денежной компенсации за полученное ранение, в размере полутора окладов за лёгкое ранение или контузию и трёх окладов за среднее или тяжёлое ранение. В последующем, справка подшивалась в финансовое делопроизводство, как основание для выплат, откуда изъять её уже было невозможно. Таким образом, оставляя эту справку у себя и не сдавая её в финансовую часть, мы лишали себя возможности получить полтора оклада, но в то же время, сохраняли её при себе на будущее. Как бы то ни было, врач, который дал этот совет, знал жизнь, и он как бы предугадал что произойдёт в будущем, так как одному из нас, эта справка действительно помогла.

В тот же день, с нами выписали офицера, казаха по национальности, звали его Ермек Калимов. Он тоже из Газни, сейчас точно не вспомню, с какой части он был, или из батальона охраны Газнийского вертолётного аэродрома, или, из 177-го Газнийского отдельного отряда спецназначения. Запомнился он тем, что он проявлял явное неравнодушие к женскому персоналу госпиталя. Всеми способами пытался добиться внимания и взаимности, но безуспешно. «Атаку» на любовном фронте начинал с того, что представлялся холостым или разведенным (по ситуации), после чего производил решительное наступление и, разумеется, получал жесткий отпор и не менее решительный отказ общаться с ним в дальнейшем. Своими неудачами он был обескуражен, не понимая в чём причина, и сильно переживал очередную неудачу. Как то в шутку стащили у него дипломат, он стал причитать, что с дипломатом пропала фотография его любимой жены. Когда же дипломат был найден и возвращён хозяину, женский персонал госпиталя, от которого он ранее так настойчиво добивался взаимности, отыгрался на нём по полной: - «Как же так Ермек!? Ты же клялся, что холостой! Ты бессовестный обманщик! Вот ты кто!». Он оправдывался, что это фотография не настоящей жены и т.д. В общем, и смех и грех. Ещё долго после этого происшествия он оставался объектом для шуток.



Выписав, теперь уже шестерых, в первые дни мая, нас доставили на пересыльный пункт, к аэродрому г. Кабул. Здесь нам предстояло ожидать попутной пары вертолётов вылетавших на Газни. Ожидание могло затянуться на неопределённо долгий срок, это уж как повезёт. Неожиданно встретили на пересыльном пункте техника нашей роты Одинцова Василия. Он возвращался из Союза, после командировки по сопровождению тела погибшего. Сколько времени «парился» Вася на пересылке, неизвестно, но мы за это время, пока он был в командировке, только в госпитале находились более месяца, а он только возвращался.



Потянулись дни откровенного безделья. Пересылка в Кабуле жила своей жизнью. Ежедневно из Союза прилетал борт, из чрева которого выходила очередная партия свежих «воинов-интернационалистов», и увозил обратно в Союз выживших счастливчиков, выполнивших интернужный долг. Вновь прибывшие, с шумом размещались на свободных местах в палатках, где встречались с теми, кто оказался здесь ранее. Пересылка наполнялась возгласами встретившихся сослуживцев, однокашников и старых друзей:



- Боже! Кого я вижу! Сашка!

- Колян! Сколько же мы не виделись?

- Не меньше 15-ти лет, это точно!

- Ты откуда?

- Из ГСВГ. А ты?

- С ДальВО.

С другой стороны слышится другой диалог:

- Не знаешь, что и как с Сергеем произошло?

- Знаю. Погиб он. Подорвался на мине. (Далее следует рассказ об ужасных обстоятельства гибели общего друга).

- Жалко то как. Я же с ним 5 лет вместе.

- Отличным парнем был Серёга.

- У меня кое-что осталось. Помянем Серёгу.

- Помянем.

Третьи живо обсуждали успешную карьеру общего знакомого:

- А Петра, ты помнишь? Он же в штабе в Москве, на полковничьей должности (называет отдел, которым руководит их общий знакомый Петр). Подполковника досрочно получил.

- Знаю конечно. Сейчас о нем только и говорят. А как он там оказался? (с иронией). Он же на дочке (называет фамилию известного высокопоставленного начальника) женился.

- Да ты что!? Я и подозревал, что что-то здесь не так, с этим назначением. Он же особыми талантами не отличался. А тут вдруг взлёт в карьере.

- Как видишь. Оказывается, отличался. Целенаправленно шёл к своей цели. Сейчас к нему и на хромой козе не подъедешь. Квартирку в Москве тесть им сделал. Для любимого зятя с дочей, что только не сделаешь.

- Надо же. Везёт же некоторым. А я со своей Галей из гарнизона в гарнизон то ТуркВО, то СибВО, то ЗабВО, и всё по казармам да съёмным квартирам.

- Так ты же на Гале женился, а не на генеральской дочке. Но вот если бы ты увидел ту генеральскую дочку, на которой Петро женился, ты бы ему не позавидовал.

- А что? Страшная? Да?

- Страшней атомной войны!

- Несчастный Петя!

Короткие сценки неожиданных встреч старых знакомых и друзей, общая военная судьба которых вначале разбросала, а после свела в одно место, заставив прибыть за многие тысячи километров друг от друга в определённое время и место, где встретиться, воочию показывали, что Советская армия только представлялась огромной аморфной массой различных, не связанных с друг другом индивидуумов в количестве 2-х миллионов. На самом же деле это было совсем не так. Это был единый, живой организм, в котором не было лишних или чуждых друг другу клеток, в нём, в самой удалённой его части всегда находились те, с кем учился или служил, встречался в командировке, или был знаком с теми, с кем служил другой общий знакомый и друг. Если же проследить человеческие связи этих людей, то можно было сделать вывод о том, что все в этом огромном организме, называемом Советская армия, друг друга знали, если не лично, то опосредованно через кого-то. Постороннему человеку войти в эту среду было просто невозможно.

Дни шли, а попутной пары вертолётов всё не было. Бока уже отлежал на этой панцирной кровати. Рассказали все анекдоты и все забавные случаи. Была бы водка, так говорили бы о службе, ведь офицеры о службе вспоминают, только хорошо перебрав спиртного. Но так как водка была выпита ещё в Ташкенте, то оставалось говорить о женщинах. В эту тему старый армейский анекдот:



Звонок дневальному по роте. Дневальный поднимает трубку и отвечает:

- Дневальный по роте такой то.

- Говорит командир полка такой то.

- Слушаю Вас тов. подполковник.

- Где офицеры роты?

- В канцелярии.

- Иди, подойди к двери, послушай, о чем они говорят и сообщишь мне.

Дневальный уходит, слушает у дверей канцелярии, и возвращается к телефону.

- О бабах говорят тов. подполковник.

- Хорошо.

Прошёл час. Вновь звонок. Диалог повторяется.

Прошёл ещё час. Звонок.

- О чём офицеры говорят?

- О службе, О стрельбах. О политзанятиях. О состоянии дисциплины.

Из трубки слышится гневный возглас командира полка:

- Сволочи! Опять пьянку устроили!

Вечером на Кабульской пересылке стихло. Все офицеры и прапорщики трезвые, остатки спиртного давно уничтожены и потому, о службе ни слова. Пришло время поговорить о вечной теме: - о любви к женщине, детям, родителям.



Картинка позднего вечера: - Несколько офицеров и прапорщиков сидят кружком на кроватях напротив друг друга и вспоминают о сокровенном. Я лежу на боку, на кровати, на которой они сидят, развалившись свободно и опираясь спинами на меня как на спинку дивана. Мне неудобно, но я терплю, увлечён рассказом и не хочу прерывать рассказчика. Рассказывает прапорщик, возрастом так чуть более 30-ти лет, с эмблемами танкиста. Слева на груди его заметна новенькая планка медали «За отвагу», Он невысокий, худощавый, но жилистый, глаза и волосы светлые, спереди блестящая залысина, потому кажется, что лоб у него такой большой, что продолжается до самого затылка. Лицо открытое, но взгляд цепкий, пронизывающий. Такие лица почему то попадают в кадр фронтовых корреспондентов, которые показывают войну как работу. Прапорщик рассказывает свою историю любви, - римейк сюжета – «истории про угрюмого пирата, не верящего в любовь», из одноимённого танго:



… И однажды утром после канонады,

После страшной битвы возвращался он домой,

Стройную креолку, цвета шоколада,

С молодым ковбоем он увидел на песке,

И одною пулей он убил обоих,

И бродил по берегу в тоске…

История любви, рассказанная танкистом, стоит того, что бы оставить след в настоящем повествовании, и впечатлила меня своей жестокой простотой.



Рассказ танкиста:



После срочной я знал, что делать. В деревню возвращаться не хотелось, а так как образование позволяло, я ведь техникум сельскохозяйственный закончил, пошёл в школу прапорщиков. Окончил, приехал в деревню в отпуск и женился на Тане. Знал её со школы, она видная красавица, а сейчас ещё лучше расцвела. Сыграли свадьбу, всей деревней гуляли. После свадьбы приехали мы в гарнизон в СибВО. Для кого-то СибВО дыра, а для нас в самый раз. Дали нам квартирку в гарнизоне, не большую, но свою. Стали жить счастливо. Родила она дочку, и всё бы хорошо. Но что-то стало с ней происходить. Она же в деревне жила, ничего не видела, особо у нас не разгуляешься, нравы простые в деревне, из староверов мы. А в гарнизоне, офицеров холостых, и просто охотников за свободными женщинами много оказалось. Стали ей эти кобели внимание уделять, обхаживать, а ей это понравилось. Конечно, любой женщине понравится такое внимание! Я понимаю. Вижу, что то цветы дома появятся, то исчезнет она куда то, как бы по делам, а дочку оставит на меня, или соседке. Врала мне безбожно, что яко бы у подружки засиделась, то в кино пошла, то в Женсовет части вступила. Но в военном городке скрыть что то невозможно. Всё на виду. Надо мною стали в глаза подсмеиваться, а дети на улице стали рожки показывать. Я, конечно, всё понял и ей хотел по-хорошему всё растолковать, потом решил по-плохому, стыдно признаться, даже бил её. Закрывал дома. Так она в окно! Взбесилась баба! Бес в неё вселился, не иначе. Мне бы разорвать с ней все отношения, развод и всё такое. А я не мог! Люблю её! Да и дочка. Так продолжалось, пока в один из дней не заступил я на дежурство помощником оперативного дежурного. И что-то надо было мне домой зайти во время дежурства. Пришёл, а жены и дочери нет. Я их искать, думал, что они к стадиону пошли с дочкой на прогулку, пошёл туда. О плохом не хотелось думать, гнал от себя эту мысль. Когда подошёл, вижу, а на скамейке сидит моя жена с капитаном из нашей части, обнимаются они и целуется. Они меня не видят, так как заняты своим делом. Но я же их вижу! Они так, боком ко мне сидели. Вот они передо мною! Во мне всё закипело!... Вытащил я пистолет и ..! Промазать я не мог. Стреляю отлично. Я же сибиряк, охотник, на звук птицу влёт ложу. Выстрелил только один раз. Так и чувствую нутром своим, как пуля раскалывает как арбуз голову вначале моей жене, потом капитану. Ничего не видел я перед собою, пелена в глазах, почувствовал только, что они упали со скамейки. Не стал я смотреть и подходить, уверен был, что убил обоих. Развернулся и пошёл прочь. Пришёл в часть, доложил дежурному, что только что убил из этого самого пистолета свою жену и капитана такого то. И положил пистолет на стол. Переполох! Вызвали караул. Закрыли меня в камере гауптвахты.



Сижу, жизнь для меня потеряла всякий смысл. Смотрю в одну точку, тут дверь камеры открылась и заходит командир части и говорит:

- Иди домой.

- А где она? (это я о теле убитой мною жены спросил).

- Дома.

- Вы меня не будете арестовывать?

- Нет. Пока не за что.

- Почему?

- Да живая она.



Он потом много говорил. Ругался на чём свет стоит. Но я его не слышал и не понимал. У меня как камень с души был сброшен. Легко так стало. Радостно, светло! Молюсь Богу: - «Господи! Спасибо тебе! Спас мою душу!» Не помню, как пришёл домой. Там она, живая и здоровая. Промазал я, наверное, первый раз в жизни. Пуля оказывается, в аккурат между ними прошла. Капитану по шее немного черкануло, а жене воротничок на платье пробила. Вот так.

Молчание. А дальше что?

Вздох. Пауза …... Происшествие скрыли. Коллектив в части хороший, никто не проболтался. Капитана этого перевели в другую часть, а я написал рапорт в Афганистан.

А с женой что?



Перегорело во мне всё, - рассказчик глубоко вздохнул, помолчал, задумавшись о своём, и продолжил. Вроде жили после, но что-то во мне перевернулось. Не мог я к ней больше относиться по-прежнему. Командир части требовал рапорт забрать. Все от Афгана меня пытались отговорить, и не отправляли долго. Понимали, что в таком состоянии меня на войну отправлять нельзя. Но я настаивал, и, в конце концов, отправили. Тем более, особо желающих ехать в Афган не было. И вот, прошёл год как я здесь, как видите, пока живой, в отпуск съездил. Когда приехал, встретились, упала она мне в ноги, плачет, просит простить. Она то думает, что я за смертью своей в Афган поехал. Права она, так оно и есть. Но вижу, что ждёт меня. Знаю, что дурь из неё вышла. Дом, работа, дочка. И подружки у неё появились нормальные. Люблю её. Простил, конечно. Фотографию её с собой ношу. Вот она.



Он вытащил из внутреннего кармана кителя фото жены и дочери, которое мы все по очереди внимательно рассмотрели. Любопытно нам, стоило ли из-за этой женщины, идти на такие испытания? С фотографии смотрели на нас красивая молодая женщина и девочка лет пяти. Да! Стоило! Ответил каждый себе.

 

Молчали. Каждый по-своему, сопереживая историю любви. Но тут как всегда в жизни, на сцене появляется дурень, вышедший из одноимённой сказки Льва Толстого, не знающий ни такта, ни воспитания, ни совести, ни ума. Этот субъект стоял в стороне, внимательно слушал, но что у него было в голове, непонятно. Тупое наглое лицо его, ничего кроме полового инстинкта не выражало. Таких обычно бьют, но это не помогает, они всё одно, ничего не понимают и продолжают гнуть свою линию. Послышался его тонкий писклявый голос:



- А что!? Жалко тебе что ли. И погуляла бы! С неё не убыло бы. Не одному же тебе с красивой женщиной. Другим тоже хоцса!

Прапорщик так недобро, из подлобья посмотрел в сторону сказавшего это, что тот осёкся, залепетал и залебезил испуганно:

- Извини! Это я так! Однако, пошутил неудачно.

Кто-то ответил за прапорщика:

- Когда пулю в лоб получишь, извиняться будет поздно.

Долго ещё откровенные истории текли одна за другой. Но мне хватило одной этой, под впечатлением которой и заснул. Не завидую тому, кто окажется на линии огня этого сибиряка танкиста, совершившего свой единственный, последний, но счастливый промах.

На следующий день на пересылку прибыли однополчане из полка направляющиеся, кто в отпуск, кто в командировку. Сообщили, что на «Теплый стан» пришла колонна из Газни, с которой они и прибыли. Через день эта колонна, загрузившись, уходит обратно. Рассказали и последние полковые новости: - В апреле приезжал прощаться с полком, командир полка Рохлин Лев Яковлевич. Прощание прошло торжественно, с выносом и целованием полкового знамени перед личным составом полка. Но главной новостью, которой мы обрадовались, так как имели к этому непосредственное отношение, стало то, что полку 9 мая вручили орден «Боевого Красного Знамени». Вручение ордена полку, стало итогом нашей совместной, самоотверженной боевой работы. Наконец-то, боевые заслуги полка были замечены и должным образом оценены.

 

Вручение 191 омсп Ордена Боевого Красного знамени 9 мая 1985г. Принимает орден командир полка Валерий Суринов.

Прикрепление ордена к знамени полка 9 мая 1985г

Следующая новость, касалась непосредственно нас. Мы узнали, что нашу роту перевели на сторожевую заставу, выставленную на дороге Кабул - Газни, которая располагалась перед кишлаком Рауза, в пяти километрах к северу от Газни. Один взвод из нашей роты поставлен на охрану отряда советских советников в Газни. То, что так произойдёт, мы не ожидали. Но принятие такого решения командованием полка было логичным, так как после выбытия офицеров, вследствие подрыва, в роте остался невредимыми один командир взвода - Алексей Тышкевич и старшина. Ещё один, командир взвода Юра Борисенко, отсутствовал, так как был в отпуске и ещё не прибыл. И хотя Алексей был надёжным и опытным офицером, а сержантский состав ему под стать, опытный и грамотный, и они вполне могли справиться с любыми по сложности задачами и без нас, но, тем не менее, командование приняло решение направить роту на заставу и охрану отряда советников, заменив ею 4-ю роту капитана Кантеева. Капитан Кантеев, такой невысокий, и можно сказать щуплый, но шустрый жгучий брюнет. Производил впечатление хитрого и весёлого человека. Запомнился случай связанный непосредственно с ним:



Как-то на минном поле, окружающем сторожевую заставу подорвался афганец. Оторвало несчастному ногу. Как он оказался и что делал на минном поле, сказать никто не мог. На совещании, где разбирался этот случай, командир полка спросил у Кантеева:



- Кантеев, а указатели с предупреждением «Осторожно Мины» у тебя стоят?

- Так точно!

- А на каком языке написаны?

- На русском товарищ полковник.



Далее без комментариев. Кстати, указатели на фарси перед минным полем так и не появились. Впрочем, не имело значения, на каком языке написано предупреждение, так как простые афганцы в большинстве своём были вовсе неграмотны.



В связи с переходом роты на сторожевую заставу, мне предстояло вновь сменить специализацию. Был я разведчиком, потом пехотинцем, теперь стану, вроде пограничника и буду служить на заставе.



Не откладывая дело в долгий ящик, мы выехали в «Тёплый стан». Перед отъездом сфотографировались. Впоследствии, фото мая 1985 года, оказалось у меня.

 

Кабул. После госпиталя Слева на право. Ермек Калимов. Виктор Посметный. Игорь Батманов. Василий Одинцов

«Теплый стан», это место на въезде в Кабул, на расстоянии до 5-ти километров от Кабульского аэродрома, где находились места постоянной дислокации множества советских частей, в том числе и 181-го мотострелкового полка. Полк боевой, кроме выполнения общевойсковых задач, его привлекали для сопровождения армейских колонн снабжения, обычно, в направлении Джелалабада. Да так интенсивно, что личный состав полка редко находился в пункте постоянной дислокации. Бывая в этом полку, я так ни разу и не встретил своего друга и однокашника Юру Савчука, служившего в нём. Так выпадало, что он постоянно находился то на войне, то на выезде. Только фото с сопровождения им колонны наливников в Джелалабад мне передали его однополчане. Условия для жизни в 181 полку были хорошие, гораздо лучше, чем у нас. Достаточно сказать, что в полку имелись стационарные казармы для личного состава.

Однокашник Юра Савчук из 181 полка где то на дороге в Джелалабад при сопровождении колонні наливников.

Как появилось название этого места – «Теплый стан» история умалчивает, выяснить мне это не удалось, возможно, место назвали по аналогии с районом в Москве. Важно отметить, что в этом месте отстаивались колонны и машины боевого сопровождения советских частей из провинций, которые прибывали за материальным снабжением в Кабул. Прибывали колонны на два-три дня, загружались и отправлялись к местам постоянной дислокации. Дорога была опасна, колонны обстреливались, подрывались машины. Для многих жизнь обрывалась на этих дорогах Афганистана.

Окрестности Теплого стана. Кабул.

Прибыв в «Теплый стан» мы разыскали свою полковую колонну. Отход её планировался на раннее утро следующего дня. Переночевав в казарме 181-го полка, с рассветом мы выехали из Кабула.

Продолжение следует.

Виктор Посметный

01 ноября 2013 года