Подрыв автомобиля, унёсший жизнь Д. А. Дугиной (Платоновой), был не только классическим бандеровским аттентатом, к которому герои Украины прибегали ещё в 30-е гг. и во времена незалежности (журналист Шеремет, писатель Бузина).
Исторически террор был прежде всего индивидуальным, т. е. направленным на убийство конкретного лица в связи с его государственной или общественной деятельностью.
По большей части он исходил из принципа «Поражу пастыря, и рассеются овцы», и поэтому убийцы и те, кто за ними стоял, целили во владетельных особ.
Так были убиты католическими заговорщиками французские короли Генрих III и Генрих IV, так был убит народовольцами царь-освободитель Александр II, так был убит в 1914 г. эрцгерцог Франц-Фердинанд. Тут список очень длинный.
Но не только монархи и их наследники падали жертвами индивидуального террора.
В 1819 г. на волне освободительного бурления был заколот кинжалом в Маннгейме драматург и консервативный публицист Август Коцебу, которого в Германии к тому же считали шпионом русского царя.
И совсем как в наши дни, убийство идейного оппонента почиталось делом чести, делом славы, делом доблести и геройства. Убивший Коцебу студент Карл Занд почитался чем-то вроде святого мученика.
Причём не только в Германии.
Последней каплей, исчерпавшей царское долготерпение, послужил визит А. С. Пушкина в театр, где он пустил по рядам портрет Занда с подписью «Урок царям». После чего солнце нашей поэзии отправили в южную ссылку.
Так что представители нашей (и мировой — см. чешских министров) общественности, вполне одобряющие бомбизм, убивший Дугину, могут объявить: «Я себя под Пушкиным чищу».
Это вообще давняя традиция. Когда эсер Каляев убил бомбой вел. кн. Сергея Александровича, интеллигенция шутила: «Великий князь впервые в жизни раскинул мозгами».
Сейчас у неё есть достойные наследники.
Редколлегия студенческого (при ВШЭ) журнала «Doxa», в полном составе сбежавшая в Грузию, писала по поводу взрыва: «Празднуем всей редакцией».
Это понятно. В случае массовых террористических актов типа басаевских («Норд-Ост» и Беслан), где на мучения и злую смерть обрекались сотни аполитичных мирных обывателей, всё же требовалось некоторое усилие, чтобы это одобрить и тем самым признать, что ради святой борьбы простых людей хоть волки кушай — не жалко.
В случае же правильных бандеровских аттентатов — усилий никаких не надо. Жертва убийства (с точки зрения прогрессоров) настолько запятнала себя ужасными деяниями или, по крайней мере, ужасными мыслями, что взорвать её — это акт правосудия.
А что же можно сказать против правосудия? Даже если оно не вполне формализовано.
Иначе говоря, при мегатерактах в остатках души всё-таки иногда говорят остатки совести. Производя неприятное послевкусие.
При индивидуальных терактах никакого послевкусия нет — а есть только чувство глубокого удовлетворения.
Здесь у радующихся прогрессоров та же душа убийцы, но при это ещё и чистая совесть. Что гораздо более комфортно.
Конечно, ради высокой цели годится как индивидуальный, так и массовый террор. Лжец и человекоубийца не брезгует ничем.
Странно ограничивать цель стремлений, подражая гимназисту Ульянову, который, согласно апокрифу, сообщил своей матушке: «Мы пойдём другим путем». Ибо все пути хороши.
И герои Украины до тех пор, пока они не будут все загнаны под плинтус (желательно с их иностранными заказчиками и покровителями, а также и хвалителями), будут терроризировать людей как массово, так и в индивидуальном порядке.
Тем более, что ничего другого они делать не умеют.
Но сильная боль, испытанная русским обществом после аттентата близ Больших Вязем, скорее всего, должна их вдохновить на новые убийства.
Эту волну могут остановить только военно-полевые суды и столыпинские галстуки. До чего ещё очень далеко.
Максим Соколов
Читайте по теме: В Киеве заявили, что Украина не имеет отношения к гибели Дарьи Дугиной
Обсуждение (9)