Пандемия разделила очень многие вопросы на «до» и «после». Касается это всего — чего-то в большей, чего-то в меньшей степени. Но вряд ли на что-то она оказала большее влияние, чем на одну из самых знаковых тем минувших нескольких десятилетий — миграцию. Могло ли быть иначе в мире, где само передвижение стало крайне проблематичным в силу вполне естественных причин.
Что же происходит с миграционным вопросом в изменившемся мире? Какие проблемы обнажила эпидемия? И что тот самый изменившийся мир собирается со всем этим делать?
Там, где европейцев нет
Не так давно в Германии были опубликованы данные об условиях труда в мясной промышленности страны, а также статистика о пострадавших от вспышки коронавируса в ней же.
Выяснилось, что пострадавшие в этом бизнесе — почти исключительно мигранты. Что довольно ярко говорит о структуре занятости в данной отрасли. Как выяснилось, европейцев в ней практически нет. По крайней мере, в том, что касается рабочих.
И таким образом дела обстоят не только в сфере производства мяса. Пандемия ясно дала понять, насколько отдельные экономические сферы зависят от мигрантов. Помимо мясной промышленности, это особенно верно для строительной промышленности, сельского хозяйства, здравоохранения и уборки мусора.
Более того, можно сказать, что коронавирус привёл к некоему переосмыслению того, что ранее считалась очевидным. Например, мнения о том, что мигранты — это неквалифицированный труд, относящийся к работе сборщиков урожая и мойщиков унитазов. Как выясняется, коренное население успело сдать им свои позиции уже отнюдь не только на плантациях.
К примеру, по данным британской статистики, более 30% женщин-врачей и 20% медсестёр в Великобритании являются мигрантами.
И некоторые страны в данном вопросе не остановил даже коронавирус. Португалия во время пандемии полностью удовлетворила прошения всех мигрантов, добивавшихся убежища на её территории.
А Италия вовсе планирует одну из крупнейших программ урегулирования статуса для мигрантов в европейской истории вообще. Таким образом, около 600 000 выходцев из других стран, которые сейчас работают без контракта в области сельского хозяйства, рыболовства, ухода за больными и ведения домашнего хозяйства, получат возможность подать заявку для получения вида на жительство.
Что же касается Германии, то её федеральное правительство тоже намерено пойти довольно далеко. Им, к примеру, планируются программы повышения безопасности труда для той самой мясной промышленности, о которой речь шла выше. По оценкам профсоюзов, 80% рабочей силы там в самом лучшем случае из Восточной Европы.
Подобные действия европейских властей отнюдь не связаны только с некой «благотворительностью». Просто некоторые сферы жизни Европы завязаны на мигрантах уже критическим образом.
Но эти примеры — скорее исключение.
Правда же в том, что ситуация представляется мрачной для большинства трудовых мигрантов во всём мире. Для них пандемия не принесла ничего, кроме многочисленных ограничений и, во многом, обозначения их самих как носителей экзистенциальной угрозы. Особенно это касается тех, кто относится к той самой «неквалифицированной рабочей силе», представители которой и до пандемии относились к особенно уязвимым группам мигрантов.
И Европа здесь отнюдь не показатель — вопрос миграции имеет место не только в ней. Он есть и в таких странах, как Ливан, где положение мигрантов всё больше сводится к некой форме современного рабства. Альтернатива — бездомность в не самом спокойном регионе мира.
Социальное домино
Очевидно, что занятость в неформальном секторе имеет ряд черт, в частности, нестабильную или временную работу, отсутствие доступа к социальной защите, оплачиваемого больничного листа и, главное, социальной поддержки при потере работы. Государственные пакеты помощи в этом вопросе недоступны для подавляющего большинства мигрантов. Что особенно актуально для мигрантов с «нерегулярным статусом пребывания».
Хорошо это или плохо — не суть. Это факт. А в условиях эпидемии такое положение дел ведёт к закономерным последствиям.
В Катаре уже в середине марта в одном из крупнейших массовых центров размещения для трудовых мигрантов 40 000 из них были помещены в карантин, который контролировался полицией и военными. В Сингапуре более половины рабочих-мигрантов, которым приходилось делить одну комнату с десятками других, заболели коронавирусом. Впрочем, заранее было понятно, что чем неустойчивее работа и чем хуже условия труда, тем выше уровень заражения.
Приведённые примеры всего лишь особо наглядны. Это и меры сдерживания, принятые правительствами стран, привели к «эффекту домино» не только для самих мигрантов, но и для тех обществ, из которых они приезжали.
Потеря рабочих мест и доходов в результате эпидемии привели к существенному снижению денежных переводов от мигрантов их семьям, что уже, по первым данным, повлекло разрушительные последствия для около 800 миллионов человек, которые полагаются на них. Эти денежные переводы являлись важным источником дохода и служили чем-то вроде «механизма страхования» для многих людей в развивающихся странах в кризисные времена.
Более того, данные переводы и вовсе во многих случаях были причиной экономического роста в тех странах, из которых происходили мигранты.
Только в 2019 году они отправили в свои родные государства около 554 миллиардов долларов в денежном и товарном виде. В 28 странах мира такие переводы составляли от 10% валового внутреннего продукта.
Но на 2020 год Всемирный банк прогнозирует снижение уровня этих переводов минимум на 20%, что неизбежно приведёт к падению валютных доходов государств третьего мира.
Но главный удар будет нанесён по многочисленным домохозяйствам. И в числе тех, кто пострадает от этого больше всего, называются Мексика, Нигерия и Украина.
Тупик для беженцев
Ещё более угрожающей представляется ситуация для беженцев.
Согласно последним данным фонда помощи беженцам ООН, в настоящее время почти 80 миллионов человек находятся в этом статусе. Чуть больше половины из них — перемещённые лица в собственной стране.
Надо ли говорить, насколько ситуация для них осложнилась пандемией. Именно беженцы первыми ощутили её экономические и социальные последствия. Просто потому, что именно они чаще других готовы искать занятость в неформальном секторе.
Разумеется, те из них, кто являются беженцами не в Европе, ощутили всё это в наибольшей степени.
Например, уже в конце апреля более половины беженцев, находящихся в Ливане, потеряли средства к существованию; 70% из них сообщили, что голодают. Последствия этого включали в себя и огромные психосоциальные проблемы — резкое понижение статуса и связанное с этим вынужденное изменение линии поведения. Многие из них забирали из школы детей, чтобы выжить; впоследствии эти дети вынуждены были попрошайничать или заниматься проституцией, многие оказались в группе риска попадания в руки торговцев людьми.
Помимо этого, стеснённые жилищные условия в местах, отведённых под их групповое проживание, увеличили скорость распространения вируса в их среде. Особенно пострадали от этого жители лагерей беженцев — эти места традиционно являются одними из самых густонаселённых в мире. Призыв к социальной дистанции прозвучал для них как жестокая шутка.
Это относилось в том числе и к тем, кто находился и в Европе тоже, — в переполненных лагерях на греческих островах. Случаи коронавирусных инфекций там привели к тому, что лагеря, такие как Мория, были полностью закрыты на карантин. Вспышка ещё будет иметь катастрофические последствия для этих беженцев. Но окончательная статистика оттуда будет ещё не скоро.
Ограничительное закрытие границ и приостановка программ переселения, которые постепенно возобновились только в июне, усугубили эту ситуацию.
Кроме того, государства Евросоюза начали умышленно замедлять надлежащие судебные разбирательства и бюрократические процессы. По факту в целом ряде стран европейские программы по миграции столкнулись с прямым саботажем.
Впрочем, такое стало происходить не только в Европе. Так, США ввели целую серию ограничений на публичные процессы, закрыв суды и отложив слушания по миграционным вопросам фактически на неопределённый срок. В Италии (несмотря на все её озвученные планы) количество процедур предоставления убежища было резко сокращено, так как в офис соответствующего ведомства одновременно может входить только один человек.
А о том, что десятки тысяч беженцев из Сирии с началом карантина просто бросили на территории Турции у границ ЕС, предпочитают не говорить вообще. То, что происходит с ними там, — это уже совершенно отдельная тема для разговора.
Глобальный миграционный пакт
Главной проблемой для ратующих за дальнейшее продолжение миграции в том же формате, что и раньше, является ключевая для них опасность того, что временные ограничительные меры превратятся в долгосрочные.
Поэтому первой целью, с их точки зрения, должно быть возвращение «к старой нормальности» с её стандартами. И в этом они опираются на Глобальный миграционный пакт, принятый ООН в 2018 году.
Этот выпущенный до коронавируса документ подчёркивал принцип общей ответственности, делал «акцент на правах человека», связывал различные субъекты принимающей стороны (такие как частный сектор и местные власти) с самими беженцами, а также требовал доступа беженцев к национальным системам здравоохранения.
Однако они не учитывают, что на гуманитарные программы денег теперь категорически не хватает. Их и до кризиса было куда меньше, чем требовалось согласно пакту ООН (по целому ряду направлений финансирование осуществлялось только наполовину). Сейчас же ситуация и вовсе вышла из-под контроля.
По мнению соответствующих международных институтов и активистов, ставка на «безопасную, упорядоченную и регулярную миграцию» более важна, чем когда-либо, именно сейчас, во времена пандемии.
С их точки зрения, это будет способствовать контролю над распространением болезни, а созданное два года назад с участием «миграционного гражданского общества» множество рекомендаций могло бы активно поспособствовать возвращению ситуации в прежнее русло.
Но им оппонируют, что перекрытые для мигрантов границы — это куда более надёжное средство контроля за инфекцией. А такие меры, как доступ мигрантов к социальному обеспечению и государственным пособиям (особенно в секторе здравоохранения) независимо от статуса пребывания и без угрозы депортации, в нынешних условиях для принимающих стран могут обходиться слишком дорого.
Помимо этого, «благие пожелания» сторонников возобновления массовой миграции отчётливо упираются в мнение избирателей в той же Европе, которые сейчас менее всего расположены к подобного рода гостеприимству. И с этим не считаться не может никто, несмотря на любые крики о «ксенофобии», звучащие с крайне левых позиций.
В итоге эвакуация беженцев из лагерей на греческих островах, обещанная ещё до пандемии несколькими государствами, членами Европейского союза, до сих пор происходит только в очень символических размерах.
Даже в ЕС сейчас этот вопрос очевидно висит в воздухе.
С одной стороны, как говорят европейские леваки, «на карту поставлен авторитет ЕС как мирового адвоката по правам человека и олицетворения глобальной солидарности». С другой — подобное бремя для народов Европы сейчас стало как никогда тяжёлым.
И будут ли объективные национальные интересы европейских стран вновь отодвинуты в угоду «европейским ценностям», как это десятилетиями происходило до пандемии, — большой вопрос. Но от того, как именно он решится, и в аналогичных мировых процессах будет зависеть многое.
Читайте по теме: Почему Россия нуждается в мигрантах
Павел Кухмиров
