Каждый раз, когда я произношу «Севастополь», практически любой собеседник отвечает: «Севастополь — это русский город». Как будто мы играем в какую-то языковую игру, где нужно вовремя реагировать на ключевое слово.

За время моих путешествий в Крым летом 2014-го разные люди произносили эту фразу и в качестве аргумента («Я еду снимать в Севастополь». — «Но Севастополь — это русский город»), и как пример («Я не очень понимаю, почему многим людям внезапно стала важна их национальность». — «Ну вот Севастополь — русский город»), и даже кокетничая («Я приехала в Севастополь из Петербурга». — «О, Севастополь — это русский город!»). Так что в конечном итоге я окончательно перестала понимать ее смысл.

Молодое поколение Севастополя, в сущности мои ровесники, оказалось в сложной ситуации: многие из них родились еще при Советском Союзе, росли на Украине, иногда думая, что живут в России или в Советском Союзе, а сейчас и вправду, кажется, попали в Россию. И при этом ни разу не переезжали.

Пытаясь понять, как пространство города, в котором мы родились и живем, с его архитектурой, скульптурой и историей врастает в нас, становится нашей частью, пока мы в свою очередь становимся частью него и как мы через это пространство определяем себя, — я начала искать молодых людей, родившихся и живущих в Севастополе. В этом мне помогли социальные сети, как реальные, так и виртуальные. Однако далеко не всегда переговоры проходили легко.

Севастополь.

26 августа 2014 года

18:04 Игорь

Здравствуйте! Скажите, а ваш севастопольский проект тоже будет о том, как в Севастополе теперь все плохо и что Россия вместе с Путиным во всем виноваты?

18:30 Яна

Здравствуйте, Игорь! А почему «тоже»? Я не живу в вашем городе и не могу рассуждать о таких вещах, это вам лучше знать. Мне интересны люди моего поколения, которые родились и выросли в Севастополе. Интересно, какие вы, что для вас важно, что значит ощущать себя частью города — многие говорят про это чувство, как это влияет на то, как вы определяете свою национальность, например, связаны ли эти вещи или это связано с государством, или с семьей, или еще с чем-то. Я задаю вопросы, а потом мы вместе выбираем место, в котором снимем ваш портрет. Это должно быть какое-то важное для вас место, знаковое, историческое даже. Если вам интересно — мы поговорим и сделаем фотографию. Если нет — ну значит нет, ничего страшного )

18:45 Игорь

У вас фоторепортажи с Майдана. В Севастополе вас не поймут из-за них. Многие из тех, кто приезжает или живет в городе несколько лет, недоумевают, почему тут так любят Россию. Но это наш выбор, наполненный годами родственных связей и гордости за дружбу с Великой страной. Палки в колеса и сейчас, правда, суют. Мол, вы еще не знаете, куда сунулись и т. п. Но мы потерпим, не впервой. Вначале всегда тяжело )

19.28 Яна

Вы наверняка внимательно посмотрели, прочитали и знаете, что мой проект с Майдана называется «Азбука общих слов» и рассказывает он о поисках общих слов в русском и украинском языках. То есть, по-вашему, получается, в Севастополе не поймут попытки найти понимание?

21:49 Игорь

Извините, я не посмотрел.

21:51 Игорь

Я еще могу принять участие? Мне 25, родился в Севастополе. Живу.

Севастополь. 3 сентября 2014 года

09:11 Оля

Здравствуйте, Яна, благодарю за приглашение, но мой ответ «нет». У меня другой взгляд на мир, общество, ценности. Это не то, что вы ищете.

09:55 Яна

Ольга, спасибо, что откликнулись. Я ищу молодых людей в Севастополе, до 30 лет, любых и с любыми взглядами, у меня нет задачи выбрать каких-то конкретных. Получается, вы — как раз именно то, что я ищу.

11:14 Оля

Вы из России. Вы напишете о том, как юное поколение радуется, и какие здесь все патриоты, и что Севастополь русский город, — что вы еще можете написать? Мое мнение отличается, вы этого не поймете.

11:43 Яна

Ольга. Мне интересны люди и их отношения с городом. Например, я не представляю, как понять, кто ты в городе, который еще недавно был советским, потом украинским и теперь стал российским. И все это за каких-то двадцать лет — время жизни одного молодого человека. Как вообще сориентироваться? Но мне именно это интересно. И я стараюсь снимать про то, как городское пространство и его архитектура влияют на формирование нас, людей, живущих в нем. На примере Севастополя. Откуда бы я ни была — из России или из Уганды — я пытаюсь понять. А вы можете дать мне такую возможность.

12:24 Оля

У вас выходит только фото или еще текстовое сопровождение? Немного не понимаю, насколько возможно передать только фотографиями весьма конкретные ответы?

14:14 Яна

Я бы очень хотела, конечно, передавать ответы только фотографиями, но, боюсь, не умею. Будет небольшой текст — прямая речь, иногда диалог. А фотографию мы снимем в месте, которое выберем по итогам разговора, — это должно быть такое место в городе, которое повлияло на вас, на ваш склад сознания, представления о жизни. Место, которое вы считаете частью себя. И частью которого сами являетесь. Вот именно это мы и попробуем передать на фотографии.

22:45 Оля

Пожалуй, у меня есть такое место. Давайте попробуем.

В общей сложности в проекте согласились принять участие более пятидесяти уроженцев Севастополя до тридцати лет.

Для этой публикации мы выбрали равное количество людей с разными точками зрения, однако в силу обстоятельств поиск героев, ощущающих себя больше «украинцами», чем «русскими» в Севастополе, занял больше времени, поэтому данная выборка не служит показателем процентного соотношения политических и национальных взглядов.

Станислав. 18 лет. Студент. Памятник затопленным кораблям, 1905

— В Севастополе надо быть бесстрашным. Ко всему готовым. Начиная от землетрясения. И заканчивая войной.

- Думаешь, будет война?

- Честно? Не будет… Но у нас тут такой эпицентр событий. Крым, Севастополь — начиная со Средневековья все время что-то происходит.

- Ну и как живется в эпицентре?

- Спокойно. Я бы не хотел уехать в другое место. Если честно, мне нравится география, это город у моря. С богатой культурой и историей. Вообще, история — она как бы сплачивает разные поколения. Это наше общее, мы потомки тех людей, которые здесь жили раньше. Наши предки погибали за нас. Мы должны помнить их и уважать.

- Есть место, где ты как-то особенно сильно ощущаешь этот «эпицентр» и свою связь с городом?

- Главная точка отсчета для меня — это Памятник затопленным кораблям. Я в детстве сюда постоянно приходил, да и сейчас часто на набережной бываю. Этот памятник до сих пор стоит в оригинале — город же был разрушен, а он выстоял.

- Я видела, что люди часто залезают на него, когда купаются. Ты доплывал, чтобы залезть?

- Нет, конечно.

- Почему нет?

- Его специально поставили вдали от берега. Несколько метров, которые отделяют памятник от людей, это именно то расстояние, с которого на него нужно смотреть — может, смотреть на историю вообще. Я бы никогда на него не залез, это же неуважение. Мне очень нравится, что есть это расстояние и нельзя подойти ближе.

Антон. 28 лет. Реставратор. Памятник матросу и солдату, начало строительства — 1981-й, окончание — 2007 год

— Я был милиционером и дежурил под Памятником матросу и солдату два года. В общей сложности провел с ним 240 суток, наверное. Даже больше.

- Зачем охранять памятник?

— Да я точно не знаю, приказ был такой. Металл с него воровали, что ли, из которого он сделан.

- Наверное, вы ненавидите этот памятник, раз провели под ним столько времени?

- Вовсе нет. Приходишь утром, а все уже такое родное — вот там за деревом умывальник, вот там можно в теньке посидеть. И все жители вокруг тебя знают, дедушка один приходил кота бездомного кормить, да и вообще, все вокруг в курсе, что мы там стоим посменно. За два года я видел, как там выросли все деревья, да и вообще, на работу ходил как домой.

- Люди приходили на него посмотреть? Я слышала, многим он не нравится.

- По-разному. Туристы в основном. Помню, один раз какой-то турист сказал: «Я сейчас на Малаховом кургане стою возле памятника легендарным защитникам 35-й батареи». Он по телефону кому-то рассказывал, где он. Наверное, домой позвонил, и у него весь Севастополь слился в одно сплошное героическое место.

Станислав. 27 лет. Музыкант. Стелла «Штык и парус», 1977

— В плане взросления и становления личности пространство Севастополя было очень крутым. Потому что здесь большой выбор, как тебе развиваться: ты можешь пойти на полигон и накопать каких-нибудь снарядов, например, или можешь пойти на море, понырять и достать там что-то интересное. Мы в катакомбах с фонариками бродили, находили пуговицы, склеивали обрывки газет, чтобы прочитать военные сводки. У тебя кругозор совсем другой, ты постоянно развиваешься, становишься самостоятельным. Одновременно с этим родители тебя просто не могут удержать. Сейчас всего этого меньше — урбанизация идет полным ходом, и современные дети во многие места уже не могут попасть, они закрыты.

- То есть куда бы ты ни пошел, везде последствия войны?

- Это одна из проблем Севастополя. Даже оркестр, в котором я в детстве играл, был военным. Мы играли «Славянку», «Синий платочек» и другие фронтовые песни. Я факти-чески воспитывался в этом оркестре. Ты действительно впитываешь эту музыку, она сразу на душу ложится. Наверное, это моя самая большая связка с историей, сопричастность ей. С одной стороны, в постоянном «да мы сражались», «да наши деды» есть какая-то духовность, но у меня очень много вопросов к этому состоянию.

- Какие, например?

- Мне кажется, здесь люди чересчур сражаются. Уже вроде как войны нету, а все равно только дай, сыпани чуть-чуть — «пацаны, можно повоевать» — и все сразу выходят. Мне кажется, это такие процессы сильные внутри, я бы даже назвал это заболеванием.

- Ты же рос здесь, так же, как и все эти люди, — неужели у тебя этого нет?

- Есть, от этого никуда не деться. Даже в жизненных ситуациях отстаивать до конца, воевать, перенапрягаться. Иногда уже после того, как ты чересчур пережал, понимаешь, что можно было бы просто отпустить и оно само бы разрешилось. Но нет, надо отстаивать. Получается парадокс: с одной стороны, все такие осознанные и готовые отвоевывать свое, а с другой — это же и рычаг управления, потому что когда группа людей сидит на общем ощущении, ее можно брать и разворачивать за хвост в нужном направлении.

- А почему тебе это видно, а многим людям не видно?

- Видно. Просто у всех свои интересы. Вопрос в том, сколько у тебя внимания и как ты его распределяешь. Если ограничиваешься, например, работой и детьми, то внимание твое все на них, а на что-то внешнее его может и не хватить. Патриотизм — это самый мощный рычаг, через который здесь можно давить на сознание человека. «Ты не так делаешь, ты в Севастополе!» «Я за Севастополь!»

- Что такое патриотизм?

- Смотря какой. Есть определенное понимание любви к родине, это ощущение может быть и к стране, и к городу, и к семье. Мне очень сложно определить, что это такое. Мне даже себя сложно определить. Я русский, я украинец? Гораздо проще сказать: «Я музыкант, занимаюсь творчеством». А то родился я на Украине, но вырос в русском городе, говорю на двух языках, паспорта через неделю у меня будет тоже два — украинский и русский. Друзья у меня и там, и там. Поэтому, что такое патриотизм, я не могу определить. Остается действовать по ситуации.

Ольга и Илья. 26 и 29 лет. Преподаватель математических дисциплин и владелец мастерских по ремонту фототехники. Владимирский собор, усыпальница адмиралов, 1888 год

— Мы всегда считали себя русскими. Нас просто отдали в один день, но мы не забыли. Я всегда считала себя русской. Я родилась в 1988 году и была маленькой еще, когда Союз развалился, но благодаря семье и какому-то духу — прадеду, который прошел три войны, — мне удалось это ощутить. Я в Севастополе уже в пятом поколении, а наши дети, получается, уже в шестом местные жители.

— Севастополь сам научит Россию, как любить родину. Нам очень хочется сохранить наш городской дух. Показать, что молодежь не стесняется носить русский флаг в руках. Я хочу проблем, но родных. Все эти проблемы естественны, это проблемы страны, которую мы любим.

- Что такое патриотизм? Для вас?

— Именно для нас? Не в целом? Наверное, это такая тонкая вещь, которая впитывается с кровью и молоком матери, это из семьи идет, это когда ты слушаешь определенную музыку или видишь, как происходят важные собы- тия, и у тебя мурашки по рукам и слезы наворачиваются… В голове не укладывается эта масса, которая сейчас на нас навалилась: мы — часть истории. Вот я и есть человек, который является сотой миллионной долей этой истории. И мы в чьей-то памяти. Пока я помню своего дедушку, своих родителей, во мне есть патриотизм. И я передам это своим детям.

— У меня более радикальный патриотизм, пытаюсь убрать из лексикона американизацию, следить за всеми русскими словами, чтобы они были правильно написаны, чтобы употреблялась буква «ё».

- Это языка в основном касается?

— Нет, это и традиции, и обычаи. Мне вообще кажется, что патриотизм и вера где-то очень рядом стоят. Для нас как людей православных это как-то особенно чувствуется. У нас стесняются веры, это такой советский пережиток, наверное.

— Мне кажется, патриотизм рождается в горе. Когда какая-то трагедия происходит, через переломный момент. Почему у нас такой патриотизм? Потому что нам было тяжело. Нам хотелось домой. Посмотрите на все войны, на сербов, например, на Великую Отечественную. Всегда есть что-то общее.

- Есть мнение, что истинно верующий — сомневается. Если проводить параллель: патриот может сомневаться?

— Мы уже приспособились анализировать ситуацию. У каждого своя правда. Никогда не понятно, на ком правильные очки, а на ком перевернутые. Людей стравливают. Я за дружбу народов и за самое лучшее, что было в советской власти, плохо отношусь только к тому, что религию вырубили.

- А что хорошего было в советской власти?

— Очень многие поговаривают, что идет реинкарнация СССР. На самом деле очень хочется восстановления Советского Союза. Потому что это было организованное общество.

— Когда я училась в школе, пионеров не было. А я так хотела, потому что у бабушки в шкафу висел пионерский галстук, и она показывала мне, как его завязывать. Были светлые люди. Двери никогда не закрывали. Я бы даже сказала, что Севастополь — это такой маленький Советский Союз.

Евгений. 18 лет. Студент. Владимирский собор, усыпальница адмиралов. 1888 год

— «История нас учит нравственности», говорила моя учительница. Она меня очень многому научила, и жалко, что люди сейчас не учатся на ошибках прошлого.

История Севастополя — это история мужества, стойкости и выносливости. Я учил историю Украины, там очень много талантливых целеустремленных людей, на их примере можно учиться. Историю России мы тоже изучали, может, не так сильно, как в вашей стране, но все равно каждый персонаж, каждое событие по-своему интересны.

- Что такое нравственность?

- Наверное, нравственность — это то, чему учит Библия, например. Основным законам человеческой жизни, как ты должен вести себя с другими, как нужно вести себя в обществе. По большому счету, то, что мы называем христианскими ценностями, есть не только в христианстве — это есть и в атеизме, и в любой другой религии. Мне кажется, меня история в первую очередь научила дисциплине и самоконтролю, я выиграл множество олимпиад по истории, окончил школу с золотой медалью. Меня она научила также уважению к прошлому, к старшим, к ветеранам, памятникам.

В каком смысле «уважению к прошлому»? Это в смысле помнить и не забывать. Помнить подвиг наших народов, которые спасли не только Европу, но и весь мир.

- Для тебя референдум о присоединении Крыма к России — это историческое событие?

- Я не могу комментировать то, что произошло, — сменится поколение, и тогда можно будет говорить о том, что это было с исторической точки зрения. Для кого-то это праздник, для меня это шок. Я наполовину русский, наполовину украинец. Но я поддерживаю Украину. Многие говорят, что это потому, что я учился в украинской школе, что нас «украинизировали». Но я так не думаю. Это мой сознательный выбор, и зависит он от нынешней ситуации. В любом случае, если я поддерживаю Украину, это не значит, что я против России.

Информационная война влияет на нас просто ужасно. Говорят, что Севастополь — город русской славы, русская армия защищала Севастополь во время Первой Обороны, но в этой армии было очень много людей разных национальностей, то же самое со Второй Обороной, когда воевала советская армия. Но вот такая вот риторика сегодня. Я принял решение и поступил учиться в Киев, сегодня уезжаю туда, чтобы своими глазами увидеть, как там все происходит.

- Сегодня, получается, твой последний день дома?

Да, мы поговорим, и я пойду на поезд. Сейчас мне некомфортно здесь. Едешь в транспорте, а люди начинают обсуждать каждый раз одно и то же. О патриотизме, о жертвенности. А важна четкая информация, которой здесь нет.

- Жертвенность — что это?

- Жертвенность — сильное положительное качество. Когда ты готов умереть за свою страну. Кстати, я не думаю, что это только русская черта — это славянская черта, наша изюминка. А патриотизм… с каждым днем делать свою страну лучше. Я буду стараться сделать свою страну лучше. Вот моя бабушка, с которой мы всегда спорим о том, русский ли Севастополь, сказала: «Станешь президентом Украины — тогда поговорим».

Анна. 18 лет. Администратор в хостеле, студентка. Памятник А. И. Казарскому, 1839

- Вот ты говорила про памятник летчикам возле твоего дома и училась в школе имени известного летчика. Может быть, мы тебя там сфотографируем?

- Ну он же такой грязный.

- Я там была вчера, вроде не грязный, очень даже симпатичный.

— Его сейчас будут убирать. Потому что завтра городской субботник.

- Ага. Понятно… Но что-то все равно выбрать надо.

- Пойдем наверх, там памятник Казарскому. Обожаю его.

- За что ты его так обожаешь? Кто такой Казарский?

- Не знаю, но памятник очень красивый. Мы возле него стояли, когда все встали на защиту города после референдума в марте — это назвали «третьей обороной Севастополя». То есть люди в третий раз показали, что они достойны и могут убить своих врагов. Любых.

- А ты участвовала в «третьей обороне»?

- Мы все собрались толпой, приехали, стояли везде — вот тут наверху, здесь внизу, повсюду. Мы ждали. Нам сказали: «Сейчас приедут». Никто не приехал, но столько эмоций было, столько всего вообще.

- А что должно было произойти?

- Наши мальчики были готовы на все, они даже биты с собой брали.

- Но кто должен был приехать?

- «Правый сектор» какой-нибудь, например. Они говорили: «Мы вам отправляем «Поезд дружбы» с автоматами и ножами, коктейлями Молотова». То есть они прямо показывали все это оружие, которое они будут брать с собой, и на «Поезде дружбы» приезжать сюда. Но не доехали. А мы вот тут стояли, у памятника Казарскому.

- А почему тут? Потому что высоко?

- Да, внизу много людей было, невозможно даже спуститься. Тут и русские, и украинцы, и армяне, да кто угодно — все стояли. Все национальности, все, кто тут живет. Жители Севастополя. Жителям Севастополя без разницы, кто ты — «русский», «украинский». Главное, что все вместе, то есть Севастополь — это отдельно.

- Что значит — «отдельно», это какая-то другая национальность?

- Да я даже не знаю. Но севастопольца видно сразу издалека. Какие-то у него особые приметы. Вот с туристами, например, севастополец разговаривает — и сразу слышно, что он севастополец, акцент что ли какой-то.

- Ты говорила, что ты украинка. Откуда ты это знаешь?

- Ну, по национальности, по родителям я русская. Но родилась здесь в Севастополе при Украине и считала себя украинкой, как и все. А сейчас… да все равно я украинка, я привыкла. Я же не могу за один момент взять и стать русской. «Ура, я русская и не люблю Украину».

- А что в Севастополе останется от Украины?

- Память? Люди что-то запомнят. Да просто останется в памяти людей.

Александр. 26 лет. Музыкант. Укрепления Четвертого бастиона, воссозданные как памятник Первой Обороны Севастополя во время Крымской войны, 1854—1855

— Я родился в Севастополе еще в Советском Союзе, рос, получается, в Украине, но первую половину жизни даже не подозревал этого, потому что все вокруг постоянно говорили «у нас в России». А потом выяснилось, что я в другой стране живу. Я стартовал с таких же условий, как и люди, родившиеся здесь, в Севастополе. Тоже думал, что Украина нам свой язык навязывает, свою культуру и историю. Но в детстве своего осознания нет, только коллективное.

- А в какой момент оно у тебя появилось, свое осознание?

- В 2004 году, когда я получал паспорт, меня спросили: кем ты себя считаешь, русским или украинцем? Можно было выбирать. Я тогда считал, что я русский. Но ввиду последних событий окончательно понял, что ощущаю себя все-таки украинцем, это мне ближе. Язык, например. Я музыкант, и мелодичность украинского языка имеет для меня большое значение. Это и понимание своей крови — три четверти во мне украинских. К тому же я чувствую общность с теми людьми, которые сейчас находятся там, в Украине. Я сопереживаю. Я ощущаю себя единицей там, не здесь. Но вообще я думаю, что национальность не должна быть политическим вопросом, а то так может и до Третьего Рейха дойти.

- Я спрашиваю, потому что многих моих друзей после референдума в Крыму тоже стал интересовать национальный вопрос. А здесь люди об этом постоянно говорят, даже если пытаешься сменить тему.

- В Севастополе очень сильны патриотические чувства, но познания людей в истории неглубокие, скорее поверхностные, как мифология. «Мы русские», «мы мощные», «мы противостояли фашизму». «Наши деды были такими, и мы должны быть такими же» — и не важны подробности.

- Почему эти идеи тебе не близки, ты же вырос в Севастополе?

- Я историю Севастополя с детства очень хорошо знал. Но это не значит, что если я вырос в городе-герое, то тоже должен соответствовать — это пережиток Советского Союза. История была. И все. Сейчас я вспоминаю, как в детстве читал книжки про советских героев, и начинаю думать: а правда ли то, во что я верил? Потому что я понимаю, что в момент, когда эта литература создавалась, была задача показать людям героизм их соотечественников, чтобы у них были надежда, желание бороться, гордость. И так же можно использовать любую историю.

- А что же делать?

— В первую очередь отбросить все национальные вопросы. И поступать как Человек — с большой буквы. С друзьями, которые не разделяют моих взглядов, я не общался три месяца. Я считал, что они меня записали в фашисты и избегают. И тоже стал их избегать. И вот вчера мы встретились первый раз за это время. И совершили попытку не общаться на тему политики, обойти ее. Получилось! Единственное средство — забить, говоря русским языком. У каждого своя правда. Но никакая национальная идея не может быть выше человеческих ценностей. Раньше я очень любил Севастополь и ощущал себя его частью, но сейчас мне кажется, я теряю с ним связь. Хотя если вне политики брать, то все осталось как прежде: земля та же, выгоревшая на солнце, море то же и люди те же.

Маша. 26 лет, художник-реставратор. Херсонес Таврический. Памятник греческой архитектуры. Основан в 529 году до нашей эры

— Историю часто переписывают. Украина — очень молодое государство. По-хорошему, ему бы знать свою историю, все вещи, которые присутствуют в культуре, впитывать, чтобы идентифицировать себя. А мне себя сложно идентифицировать, потому что я легко могу представить, что я в другой стране, и точно так же спокойно себя чувствовать.

- А что такое национальность? Я, например, не знаю, что это, меня растили без каких-либо акцентов на национальности, и до сих пор я не очень понимаю, как ее определять.

- Меня растили под гимн Российской Федерации. Я росла патриотом России. Убеждала своих друзей в Одессе, что Севастополь — русский город. Но это был совершенно не принципиальный вопрос для всех. Я не могу сказать, что я украинка. Українську мову я не очень хорошо знаю. Я не знаю, что ответить на этот вопрос, мне сложно.

- Я как раз и пытаюсь разобраться, когда человек понимает, кто он.

- В нынешней ситуации ты либо сам себе врешь, либо выходишь на откровенный бой. Моя подруга однажды мне сказала: «Маша, но здесь же лилась русская кровь!» И мы просто разошлись, потому что она чувствует, что я предатель. История никогда не занимала меня, но потом я начала активно ею интересоваться, читать, смотреть. И теперь я уже просто не могу сказать, кто прав, а кто неправ, слишком уж много всего здесь происходило.

- Ты часть Севастополя?

- Я считала себя частью Севастополя очень долго, и так крепко мы были связаны, что я не представляла, что это может закончиться. Сейчас я понимаю, что лучше сюда возвращаться, чем жить постоянно, — краски становятся ярче.

- На расстоянии чувства обостряются?

- Ну да. Вот Херсонес я любила с детства. Был момент: я гуляла по дворику, а там в некоторое время года очень много роз цветет и пахнут они просто невероятно, и я думала, как хорошо бы стать кустом розы, я представляла, как я растворюсь под этим кустом. Здесь в Севастополе войн прошло уже черти сколько, а Херсонес все стоит. И здесь хорошо. Начальница моя говорит: «Если что — сразу иди в Херсонес, он сколько лет стоит, здесь ничего не будет». Когда было горячо, едешь туда, заходишь за ворота — и все, расслабляешься. Понимаешь: здесь-то действительно ничего не будет.

Надежда. 20 лет. Студентка. Памятник адмиралу П.С. Нахимову, 1898 (оригинал), 1959 (воссоздан)

— Если ты родился в Севастополе, то твоя душа навсегда остается здесь. Я родилась в украинском Севастополе, поэтому моя родина, наверное, Украина. Но главное, что куда бы я ни ехала, моя душа все время возвращается именно в Севастополь. Горжусь тем, что родилась здесь и живу. В школе у нас был отдельный предмет «Севастополеведение». Пока училась, я особо не чувствовала никакого навязывания и «украинизации», как многие говорят. Когда растешь здесь, просто не задумываешься, чем именно ты окружен. Например, я совсем недавно заметила, что у меня под окнами воинская часть. Их, оказывается, очень много в городе.

- И что изменилось после того, как ты ее заметила?

- Да по сути ничего не изменилось. Я просто обратила на это внимание. С кораблями то же самое — я знала, что у нас военная база в городе, российский флот, но на корабли никогда не обращала внимания, я просто всегда знала, что они где-то есть. Точно так же и со всеми монументами, посвященными войнам. Когда с детства живешь в городе, не обращаешь внимания на памятники и архитектуру. Даже если они огромные. Мы с друзьями, когда едем на пляж, всегда говорим: «Встретимся у Нахимова». Памятник у нас — место встречи. Все знают, где он.

- И как ты ощущаешь себя после референдума?

- Мне грустно. Для меня это как предательство своей страны. Крым все-таки двадцать с лишним лет был украинским, а тут все взяли и предали его. Не поддержали свою страну в сложный период… Когда люди слышат про это, все время спрашивают: ты что, не из Севастополя? Как ты можешь так говорить?

- Многие люди, которые не разделяют радость по поводу присоединения к России, уехали. Почему ты осталась?

- Не могу же я из-за этого предать родной город. Я — его часть.

Полина. 27 лет. Хозяйка хостела. Панорама «Оборона Севастополя. 1854—1855», 1905 год; разрушена в 1942 году, восстановлена в 1954-м

— Я вернула нас нам.

- Это как это?

В смысле — вернула Крым России. Есть такая штука, «Карта желаний» называется. По сути это ватман, куда ты клеишь фотки того, о чем мечтаешь. И большинство мечтаний сбывается, тьфу-тьфу-тьфу. Первая фотография, которую я приклеила, выглядела так: Севастополь, Константиновский форт и на фоне него — наш российский флаг. Я повесила ее на свою «Карту желаний» где-то год назад. И считаю, что это я намечтала, чтобы Крым присоединился к России. Думаю, что это правильно.

- Для тебя важно, какой ты национальности?

- Я русская. Наверное, это самоосознание зависит от семьи и места, где ты вырос. Я часто последнее время думаю о том, какие мы люди, русские. И мне кажется, для нас в первую очередь важно, чтобы было настоящее. Например, я со стороны всегда могу уловить: человек занимается чем-то от души — или нет, есть в этом что-то настоящее — или нет. И для нас это вообще все определяет в отношении к этому человеку. Настоящим, кстати, может быть не только человек — это может быть присуще какому-то месту, например.

- А что значит «настоящее место»? Это как?

- Вот я считаю, что все наши места, которые сделаны в память о войнах, и наши бабушки-экскурсоводы, которые там работают, — все это настолько от души сделано! Такие места и памятники вообще очень сильно от людей зависят, от того, как о них рассказывают. Бывают рассказы, после которых ты просто подумаешь: «Хорошо, я здесь был». А бывают совсем другие — когда рассказывают, а ты все понимаешь про это место. По-настоящему. Вот, например, панорама. Ты туда заходишь и прямо чувствуешь, как это все происходило во время Крымской войны, пока экскурсовод рассказывает. Смотришь на предметный план, на полотно. Видела в топиках («маршрутки». — «РР») наклейки «Отстаивайте же Севастополь!»? В панораме есть изображение адмирала Корнилова. Его ранили, и через несколько минут он умер. Эти слова — последнее, что он сказал. Не простился ни с кем, а завещал отстаивать Севастополь. Так он любил город.

Анна. 26 лет. Преподаватель, журналист. Памятник адмиралу М.П. Лазареву, открыт в 1867 году, снесен в 1928-м

— Нельзя фотографироваться на фоне памятников. Что это — попытка быть причастным к чему-то, прилепить себя к чему-то большему, чем ты сам? Психологический комплекс? Мода? Подтверждение «я здесь был»? Памятник — это образ, символ чего-то, к нему нужно относиться с должным уважением. Во-первых, в фотографировании на фоне памятника нет эстетической составляющей. Во дворце, например, фотографироваться красиво, его убранство служит фоном для твоей фигуры и подчеркивает тебя, а памятник? Во-вторых, ты, маленький человек, соперничаешь с теми, кого изображает памятник, получаются две конкурирующие фигуры в одном снимке. Причем одна из них неживая и реально значимая. А вторая — это ты. Что ты здесь делаешь?

Вот, например, ты фотографируешься на фоне памятника Нахимову — что происходит? Нахимов уже неживой, давно лежит в соборе, а вот — ты. Какая между вами связь? С точки зрения исторической, это даже неприлично, потому что ты к нему спиной стоишь.

- Ты ощущаешь себя частью этого города?

- Я сама этим крайне удивлена, но да, ощущаю. Для меня это место, где тебе просто хорошо, ты дома и у тебя есть ощущение, что тебя охраняют, что ты внутри чего-то.

Степан. 28 лет. Историк. Мемориальный комплекс «35 береговая батарея», открыт в 2008 году

— Мы в Севастополе как на острове — совершенно оторваны. У нас тут люди даже про Крым толком ничего не знали — какой он, что там происходит, какие настроения. Только недавно обнаружили, что он есть. Я, например, только в этом году понял, что я русский. Сложно сказать, как это произошло. Помню, мы ложимся спать, и тут жена меня шепотом спрашивает: «Ты осознаешь, что мы теперь живем в стране, которая заканчивается где-то в районе Японии?» Вначале мы думали, что, может, и хорошо, что мы в составе Украины. Казалось, что у нее больше шансов быть не менее развитой страной, чем Польша, например. Как говорится, большому кораблю — большая торпеда. Но оказалось, что все совсем не так.

- Здесь многие люди, как те, кто считает себя русскими, так и те, кто считают себя украинцами, рассказывают про важность истории Севастополя. Все только про нее и говорят. Мне это показалось интересным.

- Пожалуй, война — это на самом деле единственное, что нас всех объединяет — людей на постсоветском пространстве. Но как на нее реагируют современные люди? По большому счету, что происходит с посетителями Пантеона Памяти на «35-й береговой батарее»? Это как на Пасху. Столько людей красит яйца — но сколько из них на самом деле верующие? Так и многие тут: плачут, а потом просто забывают.

- Но это события совсем недавние. Люди, которые приходят посмотреть на панораму Первой Обороны Севастополя, не плачут.

- Нет, конечно. Но раньше плакали. А недавно я видел компьютерную игру про Первую Мировую, где даже не названо было, кто против кого воюет. Просто «синие» и «красные».

- Таких игр много, вроде бы.

- Я бы не хотел, чтобы Великая Отечественная война стала противостоянием «синих» и «красных». Не хотел бы, чтобы она стала просто сказкой. Хотя не исключено, что так и будет.

- А это плохо?

- Я не знаю…

Валерий. 18 лет. Студент, волонтер движения по уборке мусора в Севастополе. Вид на город с Исторического бульвара

— Мой предок приехал строить Севастополь еще во времена Екатерины. Мой дедушка работал в историческом бюро на Историческом бульваре. Занимался историей и преподавал русский и литературу. Я сейчас очень интересуюсь историей, хочу знать больше про свою семью, про то, что тут было до войны. И мне особенно интересно, что будет с новым поколением. История как раз рассказывает, почему мы, это поколение, любим свой город.

- То есть ты думаешь, что в истории кроется ответ на вопрос, почему люди любят город?

- Конечно. Екатерина же не зря выбрала это место для строительства.

- А как связано место для строительства базы черноморского флота и любовь?

- Ну тут же не только военные, тут же еще и мирные жители, их семьи. Я сын моряка, мой отец моряк, и я собираюсь стать моряком. И служить ради любимого города.

- Ради города, а не ради страны?

- Страна — это еще не все.

- А что «все»?

- Все — это семья. Для меня любимый человек дороже, чем страна. Вот это мое самое любимое место в городе. Снизу находится вокзал, а там, чуть выше по горе, у нас был дом. Мой дед во время Второй Обороны раненый, с оторванными ногами дополз до самого дома и умер на пороге. Возле входа. Меня еще не было тогда, конечно. Я много раз стоял на этом месте… ну потому что это вход в дом.

- Может быть, тебя там сфотографировать?

- Нет, не надо.

- Почему нет?

- Я не знаю хозяина. Мы продали этот дом.

- Ну ничего, познакомимся…

- Нет, пожалуйста, я не хочу. Если честно, для меня это слишком тяжело, там много плохих воспоминаний… я там в яму упал, в которой был тарантул. В жизни я боюсь только трех вещей: тарантулов, потерять близких и умереть без каких-либо достижений.

Яна Романова

фото автора