Не только в либеральной, повествующей о 100 миллионах, если не миллиардах жертв Сталина, но даже и в очень сдержанной и осторожной брежневской традиции 30-е гг. не рассматривались как строгое торжество законности, скорее напротив. О тех временах говорили то как о тоталитарном беззаконии, то как о нарушении ленинских норм партийной и государственной жизни, но смысл был до известной степени общий – ну нельзя же так.

К чертам той эпохи относится обвинительный уклон, когда во всем презюмировались враждебные намерения. Не существовало оплошностей, неудач, несчастного стечения обстоятельств, наконец, случаев вообще не зависящих от человеческой воли – хоть революционной, хоть контрреволюционной.

Если еще с грехом пополам признавалось, что рядовой человек может быть внезапно смертен и тем более внезапно подвержен лихой болезни, то к нерядовым людям это не относилось. Болезнь и смерть номенклатурного человека всегда была связана со злой волей – покушением или вредительским лечением.

В нашем освободительном движении, члены которого рассматривают себя, как вполне номенклатурный класс (и не без оснований), наблюдается та же картина. Что бы ни случилось, либеральные органы действуют по той же логике, что и органы той эпохи. Сразу ищут – и находят – врага.

Поэтому характерна последовательность отрабатываемых версий. Предположения о безличной причине случившегося несчастья – ведь мозговое кровоизлияние, скачки сахара в крови и тому подобные медицинские случаи своей личности не имеют – сразу отметаются именно по причине своей безличности.

Если Бог дал, Бог и взял, то кого же клеймить? На кого обрушить суровую кару либерального закона?

Поэтому рассуждения о причине случившегося начинается с указания на конкретного злодея. Или в крайнем случае – на группу злодеев.

В казусе А. А. Навального иногда высказываются предположения, что в Томской области он раскрыл ужасную, губительную тайну, связанную с местными большими людьми, которые решили его побывшить. Правда, эта версия не слишком популярна, поскольку провинциальные большие люди, может быть, и не без дикости, но для понимания того, что покусившись на мутного столичного деятеля, обладающего неприкосновенностью, они привлекут совершенно ненужное внимание к своим негоциям, – на это у самого простодушного провинциала мозгов хватит.

К тому же все ужасные, губительные тайны персонажу сообщают его хозяева наверху, и ездить на места, чтобы там производить расследование, ему нет никакой надобности.

Поэтому господствующей в либеральных органах является версия, однозначно указывающая на Самого –

"Кто ни умрет, я всех убийца тайный,

Я ускорил Феодора кончину,

Я отравил свою сестру царицу,

Монахиню смиренную – все я".

Приверженность многовековым скрепам в либеральном сообществе очень велика. Разоблачают князя тьмы, как и четыре с лишним века назад.

Причем, как и в других такого рода случаях, есть важная закономерность. Верховный злодей, избирая объекты для покушения, неукоснительно следует правилу, чтобы визга было много, а шерсти мало. Его жертвами оказываются либо Неуловимые Джо (Скрипали, Верзилов, Кара-Мурза, писатель Быков), влияние которых на политику равно нулю, либо персонажи, чья политическая роль когда-то была больше нуля, но к моменту покушения сильно и неуклонно снижалась (Политковская, Немцов, теперь Навальный).

Таким образом, идя на скаредное дело, злодей не преследует какие-то рациональные цели (что было бы хотя и нехорошо, но по крайней мере понятно), а заботится исключительно о максимизации визга. Он подобен капитану Яго:

"Придумал! Зачато! И смерть, и ад

На свет приплод чудовищный родят!".

Черное злодейство самоценно, оно вне категорий пользы.

Театральные злодеи раньшего времени именно таковы – и таков наш верховный правитель. По крайней мере, либеральные органы именно так отвечают на вопрос, а на кой черт ему это надо. Они признают, что вообще-то ни за чем не надо, но обыденная логика неприменима к демоническим людям.

Кстати, при т. Сталине органы, разоблачая вездесущих врагов, все-таки порой шли на уступки обыденной логике, объясняя действия врагов практическими соображениями. Например, получением вознаграждения от японской разведки.

Теперь это уже не нужно.

Еще одна параллель с 30-ми гг. (правда, началом, в конце 30-х уже ни о каком прапвдоподобии не думали) – стремление одурить сограждан валом технических деталей и подробностей. Во время процесса "Промпартии" газетные вкладыши заполнялись неисчислимыми свидетельствами вредительства, публике не слишком понятными (и даже не слишком сообразными), но поражающими своей таинственностью.

В понедельник из Берлина пришло сообщение, что в организме А. А. Навального найдены "ингибиторы ацетилхолинэстеразы". С пояснением: "Фосфорорганика! "Новичок"! Зарин! Зоман!".

Не упоминалось только то, что страшные ингибиторы продаются в аптеках, поскольку на них основано действие многих лекарственных препаратов, как-то: аксамон, ипидакрин, нейромидин, калимин, прозерин etc. Причем производятся они не только в России, но также в Германии, Латвии, Словакии, Австрии и на Украине. Многовато для зарина.

Впрочем, горячую картофелину сейчас передали от омских врачей-вредителей, на которых обрушивалась всеобщая ненависть и презрение либеральных трудящихся, в руки берлинских врачей-пользителей. Чему в Омске были несказанно рады.

Пускай теперь либеральные органы поборются за правду у стен берлинского кранкенхауса (внутрь их не пускают), а нашу провинциальную медицину оставят в покое.

Ну а к тому, что со своими самыми бесстрашными критиками кровавый режим носится, как с писаной торбой, и ставит на уши весь аппарат Минздрава, нам не привыкать.

В апреле 2019 г. то же самое было с писателем Д. Л. Быковым. Разве что до Берлина не доехал – санитарный аэроплан привез его из Уфы только в Москву. Вероятно, на керосин поскупились.



Максим Соколов