Афганская война. Хроники 80-х. Новый 1984 год - Встреча в полку.

20/07/2010 - 10:35

Афганская война. Хроники 80-х. Новый 1984 год - Встреча в полку.

admin

В очередное хмурое утро 31 декабря 1983 года я дожидаюсь решения своей участи на пересыльном пункте в Кабуле. Делать нечего, остаётся одно занятие – отлёживаться на кровати в палатке. Холодно Бррр…! Истопник – вечно сонный солдатик, к своим обязанностям по топке буржуек относится формально, то есть никак. Постоянно куда-то исчезает. Раздражает неопределённость. Проклинаю себя за то, что не полетел в Джалалабад с тем весёлым прапорщиком. Давно бы бегал по горам во главе героев десантников. А тут …, вновь застрял, и неизвестно когда закончится это вынужденное безделье!

А начиналось хорошо. Явился на пересыльный пункт, сдал в штаб предписание и получил заверение, что в течение следующего дня, меня направят куда надо. Но прошёл день, второй, за ним и третий, а команды направляться к месту службы, нет. В первые дни своего пребывания на пересыльном пункте, периодически, через каждые 3-4 часа, ходил в штаб, где надоедал и даже пытался скандалить. Однако, строгий такой капитан быстро остудил меня, безапелляционно заявив: «Лейтенант! Родина о Вас знает и помнит. Время придет, вызовут. А пока, свободны, не мешайте и не путайтесь под ногами. Тоже мне вояка нашёлся». Но после примирительно добавил: «Солдат спит - служба идет. Успеешь навоеваться». Вняв мудрому совету, я ушёл сдавать экзамен на пожарника, смирившись с тем, что Новый год скорее всего, придется встречать на пересылке с такими же, как я застрявшими здесь бедолагами.

Дни проходили, а меня как бы забыли. Но неожиданно звонко, (почему-то важные события происходят неожиданно, даже если давно ожидаешь), услышал голос дежурного: «Кто здесь лейтенант Посметный?!!» Увидев меня, и удостоверившись, что я смотрю на него лёжа с кровати, сержант сообщил: «Вам срочно получить предписание и в 10 часов вы летите в Газни. До отправления вертолета 40 минут. Поторопитесь». Я хотел поправить сержанта, сообщив ему, что я должен направляться не в Газни, а Джелалабад. Но не стал поправлять, решив, что сержант ошибся.

Через 10 минут я стоял в штабе где получил предписание, в котором чёрным по белому значилось, что я направляюсь в в/ч 39676, то есть в 191-й отдельный мотострелковый полк. Тот же капитан, который ранее убедил меня в том, что Родина меня не забудет, не ожидая моего вопроса, и опередив, ответил на него: «Так решили в штабе армии. Там в Газни потери большие. А тут и ты как раз вовремя подвернулся. Вот и переиграли. Желаю удачи!».

На дежурном УАЗе, меня подвезли к огромному вертолету Ми-6, который к уже раскручивал свои тяжелые лопасти. Кто-то из экипажа, спросил меня кто я такой, бегло просмотрел предписание, записав что то в полётный лист и показал рукой: «На посадку». Зайдя в вертолёт, увидел, что машина пуста, за исключением троих офицеров в афганской форме без знаков различия (как я понял, советников), но все с автоматами АКСу. На меня они не обратили никакого внимания и не прервали оживленной беседы. Груза в вертолёте не было, за исключением нескольких авиационных запчастей и больших встроенных по бокам, баков для горючего. Я догадался, что этот вертолет является воздушным танкером и нас он взял как попутных пассажиров. Двигатель раскрутил тяжелый несущий винт, который крутился с посвистыванием, машина тяжело поднялась, и мы взяли курс на Газни.

Посадка! Вышли. Вокруг снег, недалеко несколько землянок. На площадке стояли пара Ми-24, и пара Ми-8. Трое моих попутчиков, не дожидаясь остановки винтов, выпрыгнули и направились к землянкам, а ко мне подошёл старший лейтенант, протянул руку и представился: «Сергей». «Меня направили тебя встретить». Не дожидаясь вопросов, сказал: «Ты не обращай внимания, что я желтый. Желтуху подцепил. Сейчас тебя отправлю, а сам в госпиталь на этой «корове» полечу» показав взглядом на Ми-6. Он подвёл меня к двум БТР-ам, которые стояли у выезда с аэродрома. Пока шли, коротко ввёл меня в курс дела и сообщил, что полк находится на реализации разведданных в кишлаке Рауза. Командир полка там. Второй батальон, который вышел на реализацию утром, попал в неприятную ситуацию, пришлось поднять по тревоге полк, вытаскивать 5-ю роту. Его же направили в госпиталь в Кабул, заодно и меня встретить, поэтому, обратно в полк я поведу колонну самостоятельно. Но сразу же успокоил: «Ты не волнуйся, ребята всё знают и довезут как надо». Помог забросить вещи в БТР, пожелал удачи, а я ему скорейшего выздоровления. Сергей показал мне место командира, которое мне необходимо занять и посоветовал: «Привыкай. Бери командование в свои руки».

Мы тронулись. Выехали за пределы аэродрома. Слева от дороги располагались пригороды города Газни, который издалека был похож на большой кишлак. Проехали по временному колейному мосту, объехав подорванный, и выехали на основную дорогу. Я обратил внимание на установленный возле моста у въезда в город, большой бетонный щит, на котором схематично изображена ирригационная система и написано по русски: «ИРРИГАЦИОННАЯ СИСТЕМА САРДЕ». Исходя из информации на щите, стало понятно, что когда то, видимо в мирные времена, советские инженеры-ирригаторы построили эту ирригационную систему. Следует отдать должное прочности и основательности работы, проведенной неизвестными советскими инженерами. Не смотря, а вернее вопреки продолжавшейся войне, ирригационная система, построенная ими, бесперебойно работает и в настоящее время, продолжая обеспечивать водой виноградники и посевы в этой афганской провинции.

Из любопытства и желания увидеть больше я сел на броню, что бы лучше запечатлеть новую для меня окружающую обстановку. Ребята, которые были в машинах не стали меня останавливать и тоже находились сверху на броне. Окрестности вокруг были унылые и пустынные, земля покрыта снежным покровом сантиметров в пять с многочисленными проталинами. Километра через два от начала пути, после поворота на восток, слева от дороги, я увидел развернутые для стрельбы три гаубицы Д-30, рядом стояли три тягача МТЛБ. Орудия недавно прекратили вести огонь, так как расчеты орудий укладывали в снарядные ящики стрелянные гильзы. Но меня заинтересовало не это, а то, что в метрах двадцати от огневой позиции, за походным столом сидел офицер артиллерист и спокойно пил чай. На раскладном походном столе стоял заварной чайник, а над костром грелся металлический чайник. Он был так увлечен процессом чаепития, что даже не посмотрел в нашу сторону. Позже, когда я познакомился с артиллеристами поближе, я по хорошему завидовал и удивлялся способности артиллеристов в любых, самых сложных условиях не терять присутствия духа, и их умению обеспечивать себе нормальные условия быта.

Весь остальной путь прошёл без происшествий. Мы въехали в расположение полка. Расположение полка представляло собой хорошо обжитую территорию. Полк располагался на плато на высоте 2200 метров над уровнем моря, с северной стороны от него шла гряда горных вершин относительно расположения полка возвышавшаяся на триста метров. С юго-восточной и южной стороны простиралась долина вплоть до водохранилища Сарде, которое находилось примерно километров в тридцати. Расположение полка включало в себя парк боевых машин, пять деревянных модулей, установленных в ряд, три металлических ангара в которых располагались офицерская и солдатская столовые, несколько рядов палаток для личного состава полка и множество складов и иных хозяйственных сооружений.

БТР, на котором я приехал, подвез меня к одному из этих деревянных модулей, где располагался штаб части. Встретил меня начальник строевой части, майор среднего роста, плотного телосложения, лет 30 или чуть более того. После того как я представился он спросил меня: «Какое училище окончил?». После ответа, майор, почему то удовлетворённо заметил: «Ладненько!» И тут же спросил: «Виктора Чуешова знаешь?». Услышав утвердительный ответ, с удовлетворением сообщил мне: «Пойдешь с ним в разведроту! Он тебя там заждался». Потом выдержав паузу и с любопытством разглядывая меня, ожидая реакцию на это, спросил: «Или не хочешь?». Раздумывать в этой ситуации было бессмысленно. Поэтому я ответил, что конечно хочу. На это майор сказал: «Отлично!. Вы теперь все там длинные собрались, как на подбор». Вероятно намекая на наш с Виктором Чуешовым высокий рост. Затем продолжил: «Давай документы и подожди меня на улице. Сходим пообедаем».

31.01.1984 г., В центре Квашнин. Слева от него Лукьянчиков. Справа от меня Виктор Чуешов.

Я вышел на улицу ожидать майора. В то же время в недоумении, как этот майор мог знать, что я попаду именно сюда, и как он мог знать то, что Витя Чуешов меня заждался. Я ведь с Витей расстался около месяца назад в Ташкенте, когда мы получали предписания о назначении в разные части. Но мои мысли прервал знакомый голос: «Витя! Привет! А тебя как сюда занесло!?». Обернувшись на этот голос, я увидел Серёжу Галкина. С Сергеем мы учились в училище в одной роте. Я знал, что его из Азадбаша направили в Афган одним из первых, на месяц ранее меня. Он стремился уехать первым и добился своего. Я его стразу и не узнал. Передо мной стоял совсем другой человек, рейнджер какой то, весь обвешанный оружием и боеприпасами. На груди нагрудный подсумок с магазинами, гранатами и всякой всячиной. Обращаясь ко мне с видом явного превосходства, спросил: «Ну куда тебя?» Я ответил. На это он мне: «Повезло! Тут на днях всех командиров взводов в разведроте повыбивало. Витя приехал, так его сразу в разведроту, ну и тебя тоже туда же. Мне предлагали, но я не мог согласиться. Понимаешь. Только прибыл, назначен, и как то менять подразделение неприлично». На это я отшутился: «Морда в грязи в ж…пе ветка – сторонись, ползёт разведка!». Наш разговор остановил начальник строевой части, который вышел из штаба: «Поговорили? Потом пообщаетесь. А пока я забираю его. Пойдем обедать». И повел меня в столовую.

Офицерская столовая была на удивление довольно приличная, даже по меркам Союза. Чисто, стояли столы на 4 человека. Обслуживали в столовой официантки. И готовили неплохо, с первым блюдом, со вторым и конечно компотом. Пока обедали. Мой майор, обстоятельно и серьёзно ввел меня в дела полка. Он рассказал мне следующее: «Командир полка Голунов, сейчас находится в отпуске. Его замещает его заместитель Рохлин Лев Яковлевич. Серьезный и грамотный командир. Полк готовится к выходу на крупную армейскую операцию. Надо срочно укомплектоваться, а тут.» И сделав паузу, видимо переживая случившееся, продолжил: «Недавно беда произошла. Погиб командир взвода в разведроте, тяжело ранены командир и командир взвода. Было сложно подобрать кандидатуру на должность командира роты. Требовались особые качества для командира разведроты. Важно что бы личный состав принял нового командира. В роте личный состав тёртый и опытный А в разведке, сам понимаешь, случайных людей не примут. Но хорошо, что подобрали. Командиром назначили Юрия Лукьянчикова, не смотря на молодость, он грамотный и опытный офицер. Сам он с Воронежа, окончил Московское ВОКУ, успел послужить в Союзе. Потом была проблема с командирами взводов. Но тут повезло, Чуешов прибыл. Отличный парень, его сразу приняли за своего, отчаянный. Теперь вот и ты появился».

Я хотел спросить его, о том, чем же я ему так понравился? Но не стал этого делать.

А майор продолжал: «Начальником разведки у Вас майор Потапов. Он профессионал и этим всё сказано. Я уверен, что Вы сработаетесь».

Я не удержался и спросил, как он узнал, что именно я буду направлен к ним в полк, напомнив его же реплику при встрече, что они ждали именно меня. При этом, коротко рассказал ему о приключениях с затянувшимся путём, связанных с распределением к ним в полк и что мое назначение к ним было случайным.

Майор, внимательно выслушав, заметил: «Запомни! Случайностей на войне не бывает! Если так произошло с тобой, значит так было надо. Конечно, я не знал и не мог знать, что именно ты к нам попадёшь. А сейчас, подойдет техник разведроты, и я тебя ему передам. Разведрота сейчас в Раузе и полку из роты только он. Он тебя и введет в курс дела».

Мы вышли из столовой, и действительно, у входа нас ожидал пожилой невысокий прапорщик в танковом комбинезоне. Он представился техником роты Квашниным. Майор передал меня ему и пожелал успехов в службе.

Мы зашли в штаб полка, где я выполнил необходимые формальности. За тем Квашнин повел меня в офицерский модуль. В комнате, которую занимал командир разведроты и техник роты Квашнин стояли две кровати, стол и шкаф. О технике роты Квашнине, доброжелательном, с чувством юмора человеке я узнал, что эта война была для него не первая, за свою длительную службу, где только не побывал. Даже в Африке был. Оставив вещи, мы пошли знакомиться с его хозяйством в парк боевых машин.

Правый крайний, старший механик -водитель БМП Юрий Ткачук, рядом с ним механик-водитель БМП Кангар

Полк был вооружен БТР-70. Но разведывательная рота была вооружена БМП: -двумя БМП-1, тремя БРМ на базе БМП, и двумя БМП-2. На момент нашего прихода в парк, на обслуживании находились три машины: БРМ, БМП-1 и БМП-2. Остальные машины были на выезде. Механики водители и наводчики операторы проводили работы по обслуживанию и старший из них доложил Квашнину о проводимых работах. Квашнин представил меня личному составу и занялся своими обязанностями. Я решил воспользоваться этой паузой для ознакомления с техникой. Следует пояснить, что БРМ я видел в первый раз. А БМП-2 я был знаком поверхностно, так как в училище поступила одна машина и то, только на четвертом курсе, и достаточно хорошо освоить её мы не успели. Но что касается БМП-1, то эту машину знал хорошо. Начав знакомство с БРМ, обратил внимание, что в отличии от БМП-1, у этой машины была широкая башня в которой командир находился рядом с наводчиком оператором. Это было верным решением. В машине установлен лазерный дальномер, который я увидел в первый раз. Но был уменьшен в два раза боезапас для орудия, до 20 выстрелов. Соответственно не предусмотрен был и автомат заряжания орудия. Уменьшен был и объем десантного отделения на два человека. В остальном, эта машина от БМП-1 не отличалась. В БМП-2 место командира также было размещено в расширенной башне. Но было существенное отличие от БМП-1 и БРМ, это смена основного вооружения машины с 73-х мм. орудия «Гром», предназначенного для стрельбы реактивными выстрелами на 30-ти мм. автоматическую пушку. Эту автоматическую пушку придется осваивать на ходу.

Позволю сделать отступление и высказать некоторые суждения об этих боевых машинах применительно к собственному опыту. Полагаю, что вооружение пехоты боевыми машинами БМП-1, было верным решением. Обеспечение пехоты мобильным и мощным противотанковым вооружением оснащенным системами противоатомной и противохимической защитой превратило пехоту в действительно мобильную силу и перевело пехоту на высший качественный уровень. Хотя, эта машина обладала уникальными возможностями, использовать её в полной мере в горах было затруднительно. Так, основное вооружение БМП -1, 73х мм. орудие «Гром», не имело достаточного угла возвышения и вести огонь, когда угол места цели превышал угол возвышения орудия, не представлялось возможным. И дальность прицельного выстрела была не достаточная для боевых действий в горах. С целью устранить этот недостаток, в боевых частях стали пытаться (и не безуспешно) устанавливать на машинах автоматический гранатомет АГС-17 или, даже устанавливать вертолетные системы залпового огня НУРС. Отчасти эти меры устраняли данный недостаток. К примеру, в нашем полку, в качестве эксперимента, в марте 1984 года попытались установить на БМП-1 автоматический миномет «Василёк» и тем самым увеличить огневую мощь, но эта попытка не удалась. Механик водитель машины по фамилии Кангар (представитель малой народности Алтая) был категорически против этого, говоря от себя в третьем лице об этом эксперименте так: «Кангара говорит, машине п…ц придет». Кангар оказался прав, на перегруженной машине «полетели» торсионы. Недостаток неэффективности основного вооружения был исправлен на БМП-2, установкой на ней 30-ти мм. автоматической пушки. Компоновка машины, в которой силовая установка была размещена спереди, позволило разместить эту длинноствольную пушку с соответственно более высокой скоростью снаряда.

Но у всех БМП, независимо от модификации имелся один существенный недостаток, который проявился именно в ходе боевых действий в Афганистане. Это слабая противоминная устойчивость этих машин. Противник активно использовал минирование и при наезде на противотанковую мину, подрыв, как правило, происходил в аккурат под вторым опорным катком. При этом, если подрыв происходил с правой стороны, то повреждалась силовое отделение, но хотя бы не погибал экипаж. Но если подрыв происходил с левой стороны, то в этом случае, попадало под удар место командира на БМП-1 или пулеметчика десанта на БМП-2 и БРМ, расположенное сразу за местом механика-водителя. При подрыве корпус повреждался снизу, и член экипажа машины выбивался силой взрыва в воздух. Гибель была неизбежной. Иногда изгибавшийся от воздействия взрыва броневой лист отрезал ноги механику-водителю. Кроме того, механик-водитель получал тяжёлую минно-взрывную травму. Так, в марте 1984 года при наезде моей машины на мину, отрезало левую ногу механику-водителю БМП-1 Юре Ткачуку. Но он остался жив. Мне тогда повезло больше, я покинул машину за несколько метров до наезда на мину. В последующем, с этим случаем был связан любопытный эпизод. Перед покиданием машины я оставил в ней командирскую сумку и некоторые свои личные вещи. Часть из них, были подписаны. После подрыва, эти вещи разорвало и выбросило из машины взрывом. Я осмотрел то, что от них осталось, и выбросил. Но через две недели, когда мы проводили операцию в районе кишлака Шутан, это в двадцати-тридцати километров от места подрыва нашей БМП. В этом районе полк взял укрепленный район противника. При осмотре укрепленного района, в одной из подземных галерей обнаружили подписанные останки моих личных вещей, которые я ранее выбросил. Ребята по этому поводу шутили, что за мою голову «духи» уже получили премию и потому, мне теперь жить долго.

В апреле того же года в ходе Панджшерской операции при подобных обстоятельствах подрыва БМП-2 погиб наш механик-водитель машины. После такого воздействия боевую машину приходилось списывать, так как восстановлению она не подлежала.

Такого недостатка в устойчивости к подрыву, не имел БТР. Удачная конфигурация корпуса БТР вынуждало взрывную волну от взрыва уходить в сторону. В крайнем случае, повреждался или вырывался редуктор колеса. А машина даже могла не потерять хода и способна была продолжать движение, отключив мост.

Что касается устойчивости БМП к иному огневому воздействию, то компоновка машины была исключительно удачной, что даже попадание кумулятивной противотанковой гранаты в борт не приводило к выходу машины из строя. Например, 13 февраля 1984 года в ходе операции в зеленой зоне Чарикара, в мою же БРМ, противником было произведено два попадания в левый борт из гранатомёта. Был пробит в двух местах фальшборт и корпус, но не причинён вред жизненным системам машины. Нам повезло, так как никто не погиб. Машина после этого воздействия использовалась на этой и последующей операциях и благополучно вернулась в часть.

Следует отдать должное простоте эксплуатации и управления этой боевой машины. Она не капризна и прощала даже грубые ошибки. Потенциал машины таков, что и до настоящего времени эта машина успешно воюет во многих горячих точках в различных регионах мира. Однако возвратимся в канун 1984 года.

Я осмотрел машины и познакомился с механиками-водителями и наводчиками операторами. Приняли они меня хорошо, без пафоса и ожидаемых поддёвок. Квашнин попросил меня откалибровать одну из радиостанций, что я и селал, после чего кто-то из ребят пригласил меня познакомиться с расположением роты.

Разведчики 191 омсп. В первом ряду сидит севастополец Леонид Платонов. В будущем будет награжден двумя орденами Красной звезды.

Разведрота занимала две большие палатки во втором или третьем ряду расположения части. Между рядами в огороженных землянках располагались оружейные комнаты. У расположения каждого подразделения под грибком стоял дневальный в полном облачении, то есть в каске, бронежилете и с автоматом. Я зашел в палатку своего взвода, в которой мне предстояло жить. В палатке в два ряда и два яруса стояли кровати. Жарко горели две печки, отчего в палатке было тепло и уютно. Командиры взводов у нас в полку жили с личным составом в палатках. В последующем я понял, что это было гораздо лучше, чем проживать в офицерском модуле. В модуле полноценно отдохнуть было сложно. Там больше суеты, а с личным составом больше тишины и порядка. Мне показали кровать, на которой только недавно, недели две назад спал мой погибший предшественник. Но у меня не было предосудительности в этом, и я спокойно к этому отнёсся.

Последующие два часа, пока не начало темнеть знакомился с теми, кто не выехал по тревоге. Осмотрел оружейную комнату, вооружение. На вооружении в роте, кроме штатного вооружения, были несколько автоматов ПБС, то есть с приспособлением для бесшумной стрельбы, ночные прицелы НСПУ, ночные бинокли «Блик», а также пара трофейных автоматов АК-47. Ребята заверили меня, что снабдят меня всем необходимым, на том мы и расстались. Они готовились к встрече нового года. В палатке были установлены столы, на которые раскладывали незатейливое новогоднее угощенье: - печенье и сок из полкового магазина военторга, но были и невесть откуда взявшиеся апельсины и бананы.

Но я покинул расположение роты и пошёл в модуль, где стал ожидать возвращения Лукьянчикова и Чуешова. Ожидание прошло в хлопотах по сбору праздничного новогоднего стола.

Примерно 22 часа в комнату ввалились (именно ввалились) чумазые, разгоряченные, но веселые Юрий Лукьянчиков и Виктор Чуешов. Я представился командиру роты. Юра, посмотрев на меня, сказал: «Знаю, знаю. Мне сообщили по связи. Это хорошо, что у нас теперь комплект». Потом он спросил Виктора: «Вы знакомы?» Витя вместо ответа на вопрос выразил бурные эмоции, бесцеремонно похлопав руками меня по плечам и обняв медвежьей хваткой, сообщил окружающим, что они сделают из меня настоящего разведчика. Я, обидевшись, спросил его, а сами давно ли разведчиками стали? Тоже мне, на неделю раньше, а уже успели стать опытными разведчиками. Но Юра оборвал меня сказав: «Не кипятись. Мы в разведроте недолгий срок, но это не снимает с нас ответственности, «духи» форы нам не дадут. А пока проводим старый и встретим Новый год». Сняв снаряжение и забросив его в угол, они сказали, что пора идти в баню. Оказывается у них традиция - на новый год ходить в баню. По дороге в баню Юра и Виктор обменивались впечатлениями о бое, Виктор рассказывал, как он вытягивал кого то, у кого был пробит живот. И то, что 5-ю роту в том бою потрепали довольно сильно. Так в обсуждении боя мы дошли до землянки, которая гордо именовалась «Баней». Баня располагалась с тыла расположения полка перед боевым охранением и представляла собой землянку, с торчащей металлической трубой из которой шел дым. Без проводника, в кромешной темноте найти её было бы сложно. Спустившись по лесенке в низ, я увидел помещение оббитое досками из снарядных ящиков, разделенное перегородкой из того же материала. Одна являлась раздевалкой и печкой, в другой находилась довольно сносная парилка, освещаемая горелкой фонаря «Летучая мышь». Одновременно в бане могли находиться не больше 4-х человек. Попарившись, мы уже как закадычные друзья вернулись в модуль, где нас ожидал праздничный стол. Пригодились привезенные мною из Союза две бутылки водки и бутылка шампанского. Так что Новый 1984 год мы встретили как полагается.

Но празднование Нового года вдруг неожиданно прервали. Так как примерно в 2 часа ночи Юру Лукьянчикова вызвали в штаб. Вернулся он через минут двадцать и сообщил, что произошло серьёзное ЧП. Которое заключалось в том, что танкисты из танкового батальона решили на новый год приготовить «горячительное». С этой целью они взяли жидкость для гидрооткатника танка Т-62 (до сих пор помню это длинное название – тетраэтилселаксановая жидкость) и употребили. Троих успели спасти, а одного нет, и он умер в мучениях. Когда Лукьянчиков вернулся, он приказал срочно идти в подразделения и проверить личный состав, все ли живы. Так как опасались, что нашим могла придти в голову, какая ни будь глупость. Когда мы пришли в подразделения, наш личный состав крепко спал. Оно и понятно, устали сильно. После прошедших событий не особо разгуляешься. У нас же возник вопрос. Как проверить, живы ли или нет. Не поднимать же подчинённых с кровати. Витя принял мудрое и как мы тогда решили единственно верное решение. Он сказал: «Давай ступни у спящих прощупаем. Если живы, то ступни будут тёплыми, а если нет, то холодными». На это я ему ответил: «Ты гений Витя!» Мы так и поступили. Ступни у подчинённых оказались тёплыми. Решили, что живы. О том, что все живы, доложили в штаб и легли спать. Утром, мы смеялись над собой, а ребята над нами. Надо же было до этого додуматься.

1 января 1984 года началось с построения всего личного состава полка на плацу. Но повод к построению был не поздравление с Новым годом, а совсем иное. Это стало заметно, когда перед полком вышел мрачный исполняющий обязанности командира полка Рохлин Лев Яковлевич. Я его увидел тогда в первый раз. Речь его была краткая и жесткая. Не могу дословно воспроизвести её. Но примерно содержание её было таково: «Когда настоящие солдаты гибнут в бою, некоторые недостойные этого звания готовы жрать всякую дрянь. Мы вчера потеряли в бою двоих. Их близким хотя бы можно написать, что они пали в бою. А что написать родителям этого …..?». Он подал знак рукой, и к середине строя подъехала санитарная машина. Задние двери её распахнулись и двое санитаров вынесли голый труп. Стало понятно, что это труп того танкиста, которого не успели откачать после употребления той самой ядовитой жидкости из гидрооткатника танка. Труп был иссине-белый. На лице у трупа сохранилась гримаса боли и ужаса. Двое санитаров пронесли этот труп перед строем, что повергло в шок всех присутствующих. Такая откровенная демонстрация смерти была жестоким уроком. Можно по-разному оценивать такую форму воспитательного воздействия. Но как бы ни относиться к этому уроку, своей цели он достиг. Более в полку подобных случаев не было.

Так для полка начался первый день нового 1984 года.

С этого дня началась интенсивная подготовка полка к выходу на армейскую операцию в восточные провинции, в район Ургуна. Это на востоке Афганистана, граничащей с Пакистангом. Места там горные, но горы не совсем не характерны для Афганистана, так как покрыты густым лесом, в том числе и кедром. Шишки у этого кедра большие, а орешки вытянутые и не такие твердые и мелкие как у сибирского кедра. Попробовать эти орехи мне еще предстояло, а пока, дни были заняты подготовкой техники, вооружения, средств связи, получением всего, что необходимо для боевых действий в горах, от одежды и продуктов до боеприпасов.

Для курирования подготовки полка к армейской операции из штаба армии прибыли старшие офицеры. Прилетел и представитель из разведотдела армии. Офицер с большим практическим опытом, а держался он просто и совсем не кичился своим положением. Давал дельные советы. В его задачу также входило скорое размещение на территории занимаемом нашим полком отдельного батальона специального назначения. Этот батальон начали размещать в феврале этого же года. Нас это коснулось тем, что они взяли на себя исполнение задач, которые ранее возлагались на разведроту полка. Это облет вероятных маршрутов прохождения караванов с оружием, захват либо уничтожение их. Мне посчастливилось только дважды поучаствовать в таком виде ведения боевых действий, в марте 1984 года. В последующем нас к этой работе более не привлекали.

Пока шла подготовка, в ходе которой была проведена командно-штабная тренировка командиров батальонов и рот. Я и Виктор Чуешов, хотя были командирами взводов, тоже были привлечены к ней, так как разведрота выполняла задачи, поставленные непосредственно командиром полка. Для проведения тренировки был изготовлен план местности в масштабе. Когда вышли и офицеры построились перед этим макетом местности, я обратил внимание, что сделанный план местности весьма отдаленно напоминает местность, указанную на карте. Но тем не менее, все были серьезны. Начальник штаба подробно изложил замысел предстоящих боевых действий, а командиры записывали. После окончания тренировки, я спросил у Лукьянчикова: «Почему такое несоответствие? Неужели что-то возможно из этого понять? На плане местности не совпадают не только относительные высоты, но даже расстояния между населенными пунктами». На это Юрий Лукьянчиков ответил: «Не задавай глупых вопросов. Неужели ты не понял, что это показуха для кураторов из штаба армии». Но потом добавил: «Не переживай. Непосредственно перед выходом, командир полка нас соберет и поставит конкретные задачи как надо. Всё будет нормально». А Витя Чуешов коротко и понятно разъяснил: «Витя. Не умничай. Нам бы только в бой ввязаться! Разберемся по ходу дела».

Последним из плана подготовки значилось проведение смотра подразделений. Все, кому предстояло выход, построились на плацу со всем, что будут брать с собой в горы. Командир полка проводил смотр лично. Каждый командир роты представлял свое подразделение командиру полка. Рядом с командиром полка находились все начальники служб, от артвооружения до начпрода. Недостатки в экипировке устранялись немедленно. На экипировке бойца хотелось бы остановиться подробнее.

Каждый боец, будь ты просто стрелком независимо от должности, обязательно уходя в горы обязан был иметь личное оружие, которым были либо автомат, либо пулемет или снайперская винтовка. Два боекомплекта боеприпасов. Для автомата это 900 патронов в магазинах и россыпью. Магазинов должно было быть минимум 5. Из них четыре в подсумке и один присоединен к автомату. Но, как правило, магазинов брали больше, вставляя их по два в направляющие подсумка. Большинство тех, кто уходил в горы, использовали нагрудные подсумки для магазинов, которые были либо трофейными, обычно китайского или пакистанского производства, или шили их сами. По неизвестной для меня причине отечественная промышленность так и не удосужилась обеспечить своих солдат удобными подсумками. У каждого должно было быть 6-х гранат. Из них четыре РГД-5 и две Ф-1. Четыре в подсумке, а две в вещмешке. Два сигнальных дыма и один или два сигнальных огня. Две сигнальные ракеты. Две сигнальные мины. Две тротиловые шашки по 200 гр. каждая.

А также требовалось нести с собой сухой паёк на трое суток. На сухом пайке остановлюсь подробнее: В 1984 году полк обеспечивался стандартным сухим пайком, так называемым «Эталоном-1», в состав которого входили две банки каши с мясом и банка тушенки, чай, сахар и пачка сухарей либо галет или хлебцов. Этот набор продуктов быстро приедался и после употребления его хотя бы неделю, на него смотреть было тошно. Но выхода не было. Но самое неприятное было в том, что на высоте свыше 2500 метров, организм недостаточно полно усваивал питательные вещества из этого сухого пайка. И вроде бы и желудок набит, но постепенно слабеешь, и что хуже, начиналось расстройство. И только в 1985 году в полк стала поступать новейшая разработка отечественной пищевой промышленности, это был сухой паёк «Горный». Набор продуктов из этого пайка был действительно сбалансирован исходя действий в высокогорье. В нём были две банки фруктовоовощного супа, мясной паштет, лимонная кислота, шоколад. И продукты из этого пайка не приедались.

Также необходимо было иметь с собой одну штатную флягу и одну полуторалитровую пластмассовую флягу с водой. Сменное бельё, портянки или носки и спальный мешок. Спальные мешки, как правило, использовали трофейные. Меня на ту первую операцию обеспечили пуховым спальным мешком западногерманского производства. Отечественных спальных мешков я так и не встретил.

Обмундирование на нас было обычное: - не камуфлированное Х/Б по сезону, то есть, либо с бушлатом или без него. Зимой обычным было использование шерстяных вязанных свитеров и носков, которые заказывали в местных афганских дуканах и стоили они доступно. Из обуви использовали штатные высокие ботинки или кирзовые сапоги. Выскажу несколько слов в защиту кирзового сапога, к которому, по моему мнению, несколько пренебрежительное отношение. Дело в том, что ступня в сапоге в голеностопном суставе закреплена, не болтается, её трудно подвернуть, даже тогда наступаешь на шаткую опору. В сапог не попадает ни снег, ни камни, ни песок. В любой момент, когда позволяет обстановка сапог можно быстро снять, просушить и также быстро одеть. С ботинками такой процедуры быстро не сделаешь. К тому же, кирзовый сапог легкий и удобный. Я например, за голенище засовывал карту, и она всегда была под рукой. Удобно.

Хотелось бы развенчать миф о красовках, в которых яко бы воевали доблестные советские воины в горах в Афганистане. Не скрою, что и мы иногда баловались этой обувью, но только тогда, когда не требовалось уходить в горы. В горах же, после первых же километров пешего марша, от этой обуви не оставалось и следа. Самые совершенные и именитые красовки «Адидас» приказывали долго жить, разлетаясь на тряпочки полсе первых же километров марша.

Но кроме всего выше перечисленного, не следует забывать и о коллективном оружии. А это: - пулеметы ПКМ, подствольные гранатомёты ПГ-25, по два на отделение с соответствующим запасом гранат ВОГ-25 для них. Гранатометы АГС-17, 12,7 мм. пулеметы НСВ «Утес», гранатометы РПГ-22, а также несли с собой на роту и пару ночных прицелов НСПУ с запасными аккумуляторами.

Пехоте придавались расчеты 82 мм минометов «Поднос», а мины для них приходилось распределять на каждого дополнительным грузом. Если шел в роте авианаводчик или артнаводчик, то приходилось помогать нести и их аппаратуру.

Внештатное саперное отделение, которое имелось в каждой роте, несли с собой пару мин МОН-50 или ОЗМ-72, сосредоточенные заряды СЗ-3, щупы, детонаторы, кошку, и веревку. Заряды были необходимы, когда возникала необходимость подорвать огневую точку противника или сделать искусственный обвал. Командиры кроме того обязаны были нести носимые индивидуальные радиостанции Р-148, по два запасных аккумулятора к ним и бинокль.

Таким образом, боец в горах представлял собой навьюченную до предела лошадь. Хотя в действительности, лошадь такой нагрузки не вынесла бы. В связи с этим, приведу один случай, ярко характеризующий пределы выносливости нашего солдата и простите, ослов. Так, например, в октябре 1984 года, во время второй операции на том же Ургуне, мы захватили в качестве трофеев двух ишаков. Решили воспользоваться этим и нагрузили их частью своего груза. После двух часов марша по горной тропе, наши «трофеи» вначале отказались идти, а потом и вовсе выпучили глаза, завалились на бок и не смогли идти дальше. «Сдохли» одним словом от такой нагрузки. После этого случая мы поняли, что самое выносливое существо в мире, это русский солдат.

Само собой возникает вопрос: А для чего было нести на себе этот груз? Неужели нельзя было обеспечивать боеприпасами и необходимым снаряжением по мере необходимости? Отвечу на это так: В горах, в отрыве от основных баз, когда противник может появиться неожиданно, при отсутствии такого понятия как тыл, за патронами гонца не пошлешь. И если без пищи еще некоторое время можно обойтись, то без оружия, боеприпасов и снаряжения обойтись не возможно. Снабжение с воздуха, то есть с вертолетов, было связано с большим риском для экипажей вертолетов, а бывало и не возможно. Продукты они еще сбрасывали, не смотря на смертельный риск, эвакуировали раненных и вывозили погибших, но снабжать боеприпасами в достаточном количестве, вертолётчики по объективным обстоятельствам, не могли. Потому и вынуждены мы были нести всё на себе.

Но вернёмся в начало января 1984 года.

Проверка и смотр подготовки подразделений были завершающим этапом подготовки полка к выходу на армейскую операцию. Вечером 3-го января, как и говорил Юра Лукьянчиков, вызвали в штаб к командиру полка командиров батальонов, отдельных и приданных подразделений, где он лично поставил ближайшую боевую задачу и приказ на совершение марша. После этого командиры батальонов поставили задачи командирам своих подразделений. Мы нанесли обстановку, места возможного нахождения противника, боевые задачи и районы, куда будут наноситься огневые удары артиллерии на карты. В подразделения командиры вернулись уже за полночь. И в 5 часов 4-го января 1984 года полк начал движение и ушел на мою первую боевую операцию. Там у меня прошло боевое крещение.

Любопытно моё знакомство с командиром полка Рохлиным Львом Яковлевичем. На одном из этапов, ему понадобилось срочно отдать распоряжение по радиостанции. Но его радист отстал, и Рохлин увидев, что я находился рядом со своей радиостанцией, приказал мне передать её ему. Но получив радиостанцию, он заметил, что аккумулятор подсажен. Разозлившись, он в сердцах, запустил этой радиостанцией в меня. Я едва успел увернуться от этого снаряда. Я тут же заменил аккумулятор, но он меня за эту оплошность строго отчитал, сказав, что поддержание связи это основная обязанность командира в бою, так как от этого зависит напрямую выполнение боевой задачи и жизни подчинённых. В последующем у нас сложились хорошие отношения, а я таких ошибок более не допускал.

Появились первые потери и ранения. Первым из нас, на последнем этапе операции, был ранен Виктор Чуешов осколком в грудь, но легко. Мы тогда вступили в боевой контакт с группой духов в горном лесу. Но повезло больше нам. Шёл густой снег, а мы были в белых маскхалатах. В связи с чем, нам удалось обнаружить противника раньше, чем они нас. Мы первыми открыли огонь и нанесли им потери. Но отстреливаясь, один из духов успел выстрелить из гранатомета и попал в вершину кедра. Граната взорвалась в кроне, особого вреда не принесла, но один из осколков попал в Виктора. Он вернулся на базу без посторонней помощи. Его эвакуировали в полк. Вернулись мы почти через месяц, в конце января, где нас встретил успевший вылечиться Виктор.

В начале февраля мы дважды выходили на реализацию разведданных, а 10 февраля ушли на следующую армейскую операцию. Пошли насыщенные событиями будни. Но об этом в следующем рассказе.

19 июля 2010 год. Виктор Посметный