В конце прошлой недели в российской политике почти одновременно произошли два события, связанных между собой не только хронологически, но и логически.

Премьер-министр, комментируя очередной этап американского санкционного давления, назвал его экономической войной. «И на эту войну необходимо будет реагировать - экономическими методами, политическими методами, а в случае необходимости и иными методами», - добавил глава правительства.

Подобные словеса от представителей нашего западнического правящего класса в принципе слышать непривычно, а уж от благодушного и либерально-западнического даже выше среднего градуса по больнице Дмитрия Анатольевича – тем паче. Зловещие же «иные методы» и вовсе тянут на сенсацию.

Одновременно помощник президента Андрей Белоусов предложил изъять сверхдоходы у предприятий химической и металлургической отрасли, которые хорошо нажились на динамике не зависящей от них рыночной конъюнктуры, имея при этом в четыре раза меньшую налоговую нагрузку, чем та, что предусмотрена для нефтяников.

Честно говоря, сначала показалось, что это предложение ждет судьба здравых идей президентского советника Сергея Глазьева, которые, кажется, позволяют озвучивать лишь для того, чтобы сразу опровергнуть и подчеркнуть «мы против популизма». Видимо, как некую привычную игру восприняли происходящее и тузы попавшего под потенциальное «раскулачивание» сегмента; миллиардер Владимир Лисин, хозяин Новолипецкого металлургического комбината, снисходительно кинул фразу о попытках поощрения неэффективных предприятий за счет эффективных и, по «доброй» традиции российских чиновников и олигархов, отшутился анекдотом про глупого зайца, покупающего рубль за рубль двадцать и радующегося мощным оборотам.

Однако Белоусов не растерялся и ответил на незамысловатый юморок фразой покойного министра финансов ельцинской эпохи Александра Лившица «делиться надо!».

Одновременно кремлевский пресс-секретарь Д.Песков подтвердил, что глава государства с запиской Белоусова ознакомился и, фактически, дал добро на реализацию изложенного в ней, вопрос лишь в конкретных формах. Тем самым, кстати, Песков показал лукавость своих обычных мантр о том, что экономическая политика это сугубая прерогатива правительства и не нужно спрашивать о ней президента.

В результате у наблюдателей могло сложиться сдержанно-радостное ощущение, что наши государственные мужи, наконец, прозрели и решили проводить политику здорового экономического национализма как на внешней, так и на неразрывно связанной с ней внутренней арене.

Но насколько это ощущение подтверждается реальностью?

С точки зрения военно-геополитического потенциала Россия, в основном за счет советского наследства, продолжает оставаться одной из ведущих мировых держав. С точки зрения же мир-системного подхода знаменитого ученого И.Валлерстайна и его единомышленников, в глобальной либерально-капиталистической системе России уготовано не самое выдающееся, но хотя бы относительно пристойное место «полупериферии».

Однако в обоих случаях должное заметно, если не кардинально расходится с сущим. Тот же военно-геополитический потенциал и его реализация на практике – это несколько разные вещи, и именно в плане реализации, в плане реального суверенитета, мы стоим ниже Турции, Ирана и КНДР.

Что касается экономики – мы и тут стремительно проедаем обильное советское наследство, скатываясь с полупериферии на периферию и в третий мир. Какая-то часть российской элиты, не из национального даже чувства, а из классового прагматизма, стремится сохранить хотя бы полупериферийный статус, но для большинства «элитариев» положение их страны не представляет никакого значения – будучи западниками по менталитету и случайными временщиками-выскочками по социальному происхождению, они хотят встроиться в Запад и «золотой миллиард» исключительно в личном качестве, без учета России и за ее счет.

Владимир Путин начал свой первый президентский срок с не щенячье-влюбленного, но все же вполне отчетливого и открытого западничества. Кремль давал понять, что согласен входить в западное экономическое и геополитическое мироустройство, просто не на правах прислуги, а хотя бы в ранге солидного партнера второго ранга, не хуже Японии или той же Турции. В общем, речь шла именно о закреплении полупереферийного статуса формальными и неформальными договоренностями. Были сделаны очень важные авансы - неоднократные заявления о готовности к вступлению в НАТО на встречах с Б.Клинтоном, Дж.Бушем-младшим и генсеком альянса Д.Робертсоном, закрытие российских военных баз на Кубе и во Вьетнаме, наконец, полная моральная и материальная поддержка операции США в Афганистане.

Увы, быстро выяснилось, что Запад уступки, реверансы и помощь принимает благосклонно, но ничего взамен не дает и даже не обещает. Хотите нам служить - так это естественно, как нам, таким хорошим, не служить, а чтобы что-то взамен – нет, нет, нет и еще раз нет.

С той поры РФ стала вести более самостоятельную и базирующуюся на собственных интересах линию, высшими пиками которой были Мюнхенская речь Путина и принуждение Грузии к миру. Но при этом у нас сохранялся пиетет перед Западом, склонность уступать ему по важным вопросам и вообще ощущение себя частью западной системы, просто дерзкой и периодически брыкающейся, вроде Румынии Чаушеску или Югославии Тито в соцлагере.

Казалось, что 2014 год, Крым и позиция по донбасско-украинскому конфликту станут фундаментом превращения России в самостоятельный цивилизационный центр силы, отрешившийся от западноцентричного глобального миропорядка и его системы координат. На деле с той поры произошел серьезный внешнеполитический регресс и стирание репутации России как державы, не то что противопоставившей себя Западу, но даже просто способной ударить кулаком по столу.

Мы вернулись во времена до Мюнхенской речи, а частично и вообще в смутную ельцинско-козыревскую эпоху.

Говоря про «собственные интересы», нужно уточнить – мало где известный марксистско-ленинский и вообще левый тезис о государстве как орудии правящего класса проявлялся столь же ярко, открыто и откровенно, как в современной Российской Федерации. Соответственно, совпадение реальных российских национальных интересов с интересами правящего класса не то чтобы в принципе отсутствует и невозможно – оно возможно по принципу сломанных часов, два раза в сутки показывающих правильное время. Крым, ставший апофеозом единства государственных интересов как таковых и интересов управляющего государством класса, одновременно последующими событиями продемонстрировал пределы этого единства.

В марте 2014 года сработала во многом экономоцентричная логика, подсказавшая, что пойдут чохом все траты на базирование Черноморского флота, а дальнейшие убытки окажутся еще больше, возможно, на порядки. Однако на пути распространения крымского успеха на исконно русские земли, называемые сейчас «Юго-Востоком Украины», стало переплетение интересов и связей российских и украинских бюрократов и олигархов, более «классово близких» друг другу, чем своим народам (точнее, двумя ветвям большого русского народа), а также тесная финансово-экономическая привязка наших верхов к Западу.

Возможно ли изменение сложившегося положения, дабы совпадение интересов правящего класса с национально-государственными было если не постоянным, то хотя бы более частым и имеющим системную природу? На этом мы уповаем уже не первый год, после каждого нового этапа усугубления Западом «холодной войны 2.0» рассуждая, что уж теперь-то национализация и мировоззренческая трансформация наших элит неизбежны. Почти всякий раз, увы, быстро сменяются разочарованием.

Можно вспомнить, как в самом начале 1920-х, когда ещё толком не закончилась ужасающая своей дикой жестокостью гражданская война и не остыли могилы сотен тысяч невинных и не очень жертв белого и красного террора, когда продолжали лететь кресты с куполов православных церквей, а в глазах огромной части русских людей и большинства зарубежных обывателей Ленин, Троцкий и Ко были промежуточным вариантом между тогдашней версией запрещенной в РФ ИГИЛ и слугами антихриста, – бывший активный соратник Колчака Николай Устрялов высказал одну простую мысль. К большевикам надо начать относиться лояльно, потому что, какую бы деструктивную силу они не представляли из себя в ходе войны и какое бы тотальное попрание устоев не декларировали, после победы им придется заняться созиданием на благо страны просто из банального чувства самосохранения, ведь тут ещё жить и им, и их детям.

И ведь потихоньку, со скрипом, но все же начали – Фрунзе реформировал армию, Чичерин восстанавливал дипломатические связи, Кржижановский с Куйбышевым давали жизнь программе ГОЭЛРО. Глядя на наших нынешних цивилизованнейших и благообразнейших чиновников и депутатов, никогда в жизни никаких революций не устраивавших, но имеющих нужный партбилет и все ресурсы для безбедной старости где-нибудь на Лазурном берегу (при отсутствии понимания иллюзорности этих ресурсов), сомневаешься, что им знакомо хотя бы элементарное чувство самосохранения.

Пожалуй, безнациональность российского правящего класса превзошла даже ельцинские времена – тогда в кругах, ответственных за принятие ключевых решений, еще не перевелись «крепкие хозяйственники» вроде Черномырдина, сохранявшие хоть какую-то укорененность и связь с родной почвой, а в правительстве встречались и грамотные силовики вроде Куликова, и умеренные либерал-реалисты вроде того же Лившица, и умеющие разговаривать с «западными партнерами» на равных дипломаты старой школы вроде Примакова, и даже представители левой оппозиции – Валентин Ковалев (исключенный, впрочем, из КПРФ за вхождение в кабмин без согласования с партией), Геннадий Кулик, Юрий Маслюков. Самое светлое социально-экономическое пятно последних почти тридцати лет, правительство Примакова-Маслюкова, случилось как раз в девяностых.

Мы искренне верим в возможность починки тех самых сломанных часов, которые показывают правильное время лишь два раза в сутки. Но мы до сих пор честно и доказательно не ответили самим себя, является ли чаемый нами субъект такой починки часовщиком хотя бы в потенциале – или же он сам часть сломанного механизма. А без полномасштабного, уж извините за термин, классового анализа понять суть происходящего в России и наши дальнейшие перспективы вряд ли возможно.

Похоже, полноценно этот анализ не может осуществить даже главная левая партия, КПРФ. Один из ее лидеров, секретарь партийного ЦК Сергей Обухов, говорит: «Национализация элит и смена курса — другого выхода нет. Никто другого рецепта здесь и не скажет» - не уточняя, насколько такого рода перемены вообще возможны, если смотреть правде в глаза.

Нынешние слова Медведева и предложения Белоусова вроде бы дают робкую надежду, что возможны.

Но от слов до их воплощения в жизнь длинная дорога, да и совершенно не факт, что даже в случае реализации все не ограничится сугубо паллиативными полумерами, никак не влияющими на стратегический курс и мировоззрение верхов. Скажем, в конце прошлого ноября президент заявил:

«Способность экономики быстро увеличивать объемы оборонной продукции и услуг в нужное время — одно из важнейших условий обеспечения военной безопасности государства. К этому должны быть готовы все стратегические и просто крупные предприятия независимо от форм собственности».

Исключительно правильная мысль, тем более с учетом нашей вовлеченности в «холодную войну 2.0», на нескольких фронтах перерастающую во вполне горячую.

То, что государство у нас либерально-капиталистическая, не может служить отговоркой: в ходе двух мировых войны страны Запада (а в Первую мировую и Россия), входившие в обе враждующие коалиции, несмотря на полную или частичную принадлежность к капиталистической экономике, небезуспешно существовали в мобилизационном режиме, подчинявшем рынок нуждам фронта.

Но насколько мы за год продвинулись в наполнении этого постулата реальными делами?

Совершенно справедливо тогда президентскую инициативу прокомментировал известный экономист Юрий Болдырев:

«Реальная деятельность на эту тему начинается не с заявления о необходимости мобилизации, а с жесткого пресечения вывода денег в офшоры и вообще за рубеж. Ведь по недавно опубликованным данным, вывоз капитала за последний год вырос почти в три раза. То есть это совсем нехорошая мина при совсем нехорошей игре, которую мы теперь должны начать. Начинать надо с концентрации ресурсов в стране…Если уж США после великой депрессии смогли мобилизовать свою экономику даже не на войну, а на простую реализацию социальных функций, то Россия, с учетом нашего опыта, тем более должна справиться. Но под предлогом такой мобилизации, оставляя в неприкосновенности всех друзей в офшорах, могут и гайки закрутить: повысить цены за ЖКХ, цены на бензин, снизить пенсии в реальной покупательной способности и т. п.»; «Разговоры о военной мобилизации – это очень красиво, но сначала должна быть научно-технологическая, промышленная мобилизация. А ее нет. И нет никаких признаков, что она рано или поздно начнется. Набиулина, Дворкович и Шувалов, а о Чубайсе, Грефе и прочих я и не говорю, ни в коем случае не способствуют тому, чтобы страна мобилизовывалась».

В 2015 году Сергей Глазьев представил Совету безопасности развернутый доклад с обоснованием необходимости социально-экономических мер мобилизационного и модернизационного характера. Это не была какая-то программа «военного коммунизма», практически все предлагаемые меры находились в пределах кейнсианства и военного опыта зарубежных капиталистических стран. Доклад был ошельмован либеральными изданиями и элитариями, и даже до какого-то его публичного обсуждения дело не дошло.

Д.Песков относительно предложений Сергея Юрьевича высказался так: «Мы знаем, что он экономист, знаем, что он порой исходит из академического своего бэкграунда и высказывает экспертную точку зрения по тем или иным моментам. И далеко не всегда эта точка зрения является выражением официальной позиции президента или администрации президента».

Впрочем, о сомнительной роли, уготованной Глазьеву в российской властной системе, мы уже упомянули.

В том же 2015 году в газете «Известия» появилась статья известных экономистов Александра Бузгалина и Андрея Колганова «Планирование-XXI: перезагрузка». Будучи марксистами, они, тем не менее, кратко сформулировали нерадикальную программу реформ, имеющих целью «формирование в России хотя бы более прогрессивной, нежели нынешняя, олигархо-бюрократическая, модели позднего капитализма». Краеугольным камнем этих реформ должно стать селективное планирование. Оно, по словам авторов, «при всей его ограниченности, сможет направить эту указующую длань в нужном направлении, создав систему среднесрочных программ с четко заданными целями и системой стабильных стимулов их реализации для частных фирм и обязательных к выполнению государственных заказов для предприятий общественного сектора. Остальная же часть экономики будет развиваться по-прежнему в рамках минимально регулируемой рыночной среде».

Увы, и эти вполне обоснованные предложения, озвученные на страницах одного из ведущих российских СМИ, улетели в никуда, не получив и минимального комментирования и обсуждения.

Наконец, вполне либеральный лидер «Партии Роста» и бизнес-омбудсмен Борис Титов, одно время сотрудничавший с Глазьевым в рамках «Столыпинского клуба» и написания программы «Экономика роста», многократно предлагал проведение реформ в духе «рыночного реализма» с элементами умеренного дирижизма и акцентом на индустриализацию и развитие реального сектора. Но и «рыночный реализм» кажется нашим верхам чуть ли не коммунизмом.

Роль клептократии и шкурных интересов «элитариев» в незавидном положении России и ее граждан совершенно очевидна. Но было бы неправильным умолчать и том, какую роль в происходящем играл и продолжает играть вполне искренний идейный либерализм правящего класса.

Прекрасная ведь, кажется, идея – либерализм. В политическом плане это защита прав и свобод человека. В экономическом, если брать не теорию «невидимой руки рынка», а классическую англо-американскую терминологию, - близкая к умеренной социал-демократии забота о неимущих, обездоленных и жертвах жестокого рыночного соревнования. Такая повестка традиционно вызывала сильнейшую аллергию у англосаксонских «консерваторов», как раз и являющихся адептами «невидимой руки».

Выдающийся британский историк Эрик Хобсбаум так писал о Рональде Рейгане: «"Холодная война" Рейгана была направлена не только против заморской "империи зла", но и против наследия Франклина Д. Рузвельта в самих Соединенных Штатах, т. е. против "государства всеобщего благоденствия", как и любого другого навязчивого государства. Ее врагом в той же мере, что и коммунизм, являлся либерализм ("это слово на букву л", как для большего эффекта его именовали в президентских предвыборных кампаниях)».

В итоге либерализм старого образца в странах самого Запада был почти полностью побежден «консерватизмом», а де-факто другим либерализмом в его рейгановском, тэтчеровском и пиночетовском, безжалостно-эгоистическом прочтении. Там же, где он сохранился, например, в словах и делах Демократической партии США, - он мутировал в предоставление бесконечных подачек мигрантам, разнообразным меньшинствам и откровенным люмпенам ради получения их голосов на выборах.

С правами и свободами тоже все стало очень неоднозначно даже внутри «золотого миллиарда». В третьем же мире либералы всех мастей и пониманий этого слова, что рейганообразные, что обамоморфные, и вовсе радостно сеют хаос, кровь, смерть и варваризацию.

Однако российские «либералы», оказавшись у руля в начале 1990-х и так вцепившись в этот руль, что до сих пор пальцы и силой не разжать, восприняли либерализм исключительно рейгановско-тэтчеровский и довели его до кошмарного абсолюта, удивлявшего чуть не самих заморских и заокеанских гуру этой идейной платформы. Шотландский писатель Йен Бэнкс в своем романе «Бизнес», написанном в конце девяностых и упоминавшем Россию того же периода, дал потрясающий полилог, не утративший актуальности и по сию пору.

«- Если бы у меня не было уверенности, что Ельцин - заурядный пьяница и шут, я бы решил, что он - замаскированный коммунист, которому поручено делать вид, будто он строит капитализм, а потом развалить дело до такой степени, чтобы брежневская эпоха показалась золотым веком, а марксисты-ленинисты - спасителями.

…

- На самом деле, - вступил в беседу Адриан Пуденхаут, - русские создали свой вариант капитализма по образцу тех картин западной жизни, которые рисовала советская пропаганда. Им внушали, что Запад - это разгул преступности, поголовная коррупция, неприкрытая страсть к наживе, многомиллионный бесправный класс голодающих и кучка злобных, алчных мошенников-капиталистов, попирающих закон. Конечно, даже в самые трудные времена Запад и отдаленно не напоминал такую картину, но русские построили у себя именно этот вариант.

- Хотите сказать, радиостанция "Свободная Европа" не убедила их в преимуществах сладкой жизни на Западе? - с улыбкой поинтересовался Хейзлтон.

- Может, и убедила, - согласился Пуденхаут, - а может, люди в большинстве своем считали это такой же пропагандой, только с противоположным знаком, и выводили среднее.

- Советский Союз никогда не опускался до такой клеветы на Запад, - возразила я.

- Неужели? - переспросил Пуденхаут. - А мне показалось, что именно так и было: я смотрел старые фильмы.

- Видимо, очень старые и не очень показательные. Дело в том, что нынешний строй в России нельзя назвать капиталистическим. Люди не платят налоги, поэтому государство не платит рабочим и служащим; значительная часть населения живет за счет натурального хозяйства и бартера. Накопления капитала ничтожны, равно как и повторное инвестирование и экономическое развитие, потому что все деньги перекачиваются в швейцарские банки, в том числе в наши. На самом деле это не цивилизованный строй».

Взгляните и послушайте Алексея Кудрина. Эльвиру Набиуллину, считающую, что пенсионеры сами виноваты в своей бедности, ибо не умеют копить и инвестировать. Наконец, одного из главных идеологов нынешней пенсионной реформы, 35-летнего Владимира Назарова, считающего, что «в идеале должно быть так, чтобы государство не гарантировало трудящимся никаких прав», а восьмидесятилетние старики должны переобучаться и получать новые профессиональные навыки за счет своих пятидесятилетних детей.

Да точно ли куда-то ушла смутная ельцинская эпоха, мнимое преодоление которой является одной из главных основ легитимности нынешней власти?

Хочется верить, что когда-нибудь современный сатанинско-разрушительный либерализм и его адепты будут осуждены на новом международном Нюрнбергском процессе. Но одновременно очень хотелось бы, чтобы это осуждение произошло и на локальном российском уровне (жаль, термин «московские процессы» в исторической науке уже занят), и местные «либеральные» полицаи и старосты получили заслуженное наказание согласно УК РФ в его будущей реформированной версии. А место книг Гитлера, Геббельса и Муссолини в Федеральном индексе запрещенных книг заняли штудии Мизеса, Хайека, Поппера и Айн Рэнд, во всяком случае, до тех пор, пока не затянутся жуткие раны, нанесенные России их идеями и безумными сторонниками этих идей.

Россия – жертва и цель коллективного Запада и созданной им мировой либеральной системы, но одновременно она ее неотрывная часть на уровне курса и устремлений «элиты». Это противоречивое положение приносит нам много больше вреда, чем если бы мы были только жертвой и целью, как Иран, КНДР и Куба. Данное противоречие нуждается в неотложном устранении.

Без привязки к мировому либертариуму мы проживем лучше уже за счет самого отсутствия этой привязки, тем более ресурсов и возможностей у нас больше, чем у Тегерана, Гаваны и Пхеньяна вместе взятых.

Тезис Медведева и предложение Белоусова это не шаг еще, а робкий тихий звук в нужном направлении. Не заглохнет ли он, как это водится, буквально через пару секунд, вновь показав невозможность каких-либо настоящих изменений – поймем очень скоро.

Станислав Смагин