К американским «ястребам», которых традиционно олицетворял контуженый во Вьетнаме русофоб-сенатор Джон Маккейн, присоединился безвестный журналист небольшого вашингтонского издания (имя которого растворится в информационном потоке раньше, чем вы дочитаете эту статью).

Достаточно посмотреть на заголовки его последних материалов, чтобы понять: перед нами выскочка-однодневка, стремящийся почерпнуть максимум выгод из своей сиюминутной известности.

 

Итак, по хронологии: собственно скандальная заметка «Украина должна взорвать Крымский мост Путина», затем «Почему Путин хочет отправить меня в «Черный дельфин» и наконец − «Меня разыграла российская разведка» (это уже после звонка пранкеров Вована и Лексуса от имени главы украинского МИДа).

 

Ах, Моська! − и далее по тексту. Но оставим в стороне манию величия − до уровня значимости Сноудена или хотя бы «списанного» разведчика Скрипаля парень явно не дотягивает.

 

Проблема в том, что такой призыв к действиям будоражит ложные надежды у пассионариев Украины, страдающих комплексом потери Крыма.

Одного такого «диверсанта», пилившего электроопоры под Судаком, уже поймали (и посадили на 8 лет). Что дальше? Ожидать очередного нашествия доморощенных террористов? А «подвиги» украинских военных летчиков мы хорошо помним.

 

Но одно дело − подло обстрелять собственных сограждан в здании Луганской областной администрации и совсем другое − осуществить нападение на охраняемый объект инфраструктуры суверенного государства. Впрочем, об этом «писатель» вряд ли задумывался.

 

Но что он знает о происходящем здесь, у нас? Откуда черпает информацию? Почему так споро делает выводы и бросается угрозами? Из телефонного разговора (спасибо пранкерам) стало известно: папа журналиста работал в Госдепартаменте США (аналог нашего МИДа). А это, следует полагать, влияет на психику не меньше, чем пять лет в плену у вьетнамцев (когда самолет Джона Маккейна сбили из советского оружия).

 

Интересно, что у всех нас с этим выскочкой-журналистом есть кое-что общее: в случае ядерной войны ракеты полетят в первую очередь по целям в Вашингтоне и в Севастополе. Казалось бы, одно понимание этого неизбежного, как «Тополь-М», факта должно придавать любому человеку взвешенности и благоразумия. Но  увы.

 

Сейчас много говорится о поиске компромиссов, необходимости взаимопонимания и диалога. Я тоже сторонник переговоров − но в данном случае очень сомневаюсь, что разговор был бы результативным.

 

О чем можно говорить с фанатично убежденным махровым русофобом?

 

Вспоминаю свой опыт общения с одним зарубежным коллегой. Некоторое время назад я был в Грузии. Высокогорная Сванетия привлекает туристов со всего мира: по дороге туда мы ехали в микроавтобусе вместе с парой из Китая, угощали их хрустящим лавашом и зеленью, общались на ломаном английском. По дороге обратно попутчики были куда более экзотическими: парень с девушкой прилетели на Кавказ из далекой Австралии, где как известно, люди ходят вверх ногами.

 

До сих пор вспоминаю эту картину: сказочно крупными хлопьями валит снег, мы мчимся по обледеневшему горному «серпантину» на микроавтобусе повышенной проходимости, ведомом коренным сваном. Из динамиков играет местная музыка, а я все на том же ломаном английском пытаюсь объяснить австралийцу, что же все-таки произошло у нас в Севастополе в 2014 году.

 

Он сам первый начал: услышав в ответ на нейтрально-вежливое «Where are you from?» − злободневное «Crimea», вежливо уточнил: Россия или Украина? Иностранец попался подкованный, следил за ситуацией с противоположного конца света (представился писателем) − и надо отдать должное, обидеть не хотел, переспросил именно с намерением уточнить, чей Крым на мой взгляд.

 

Конечно, вопрос задел за живое. Словарного запаса мучительно не хватает, отчаянно жестикулирую, рисую схемы и пиктограммы на запотевшем окне: вот события в Киеве, вот Крымский полуостров, вот «Беркут» вернулся, а тут Чонгар и Перекоп…

 

Австралиец внимательно слушает и − это видно − изо всех сил старается понять. Политинформация из-за языкового барьера вскоре подходит к концу, австралиец вежливо кивает − окей мол, Россия − значит Россия. Всегда мечтали там побывать!

 

В разговор вступает хитро улыбающийся водитель-сван. Оказывается, этот горец (у его семьи в Местии потомственная каменная башня) в юности служил в армии Советском Союзе.

 

− В Благовещенске мы, пограничники, патрулировали Амур. Зимой его прямо по льду перебегали китайцы. А мы их хватали и сдавали куда следует, − гордо сообщил он.

 

− Ну вот, а теперь те же китайцы едут к вам в горы туристами, и вы их возите, оказываете услуги, − отвечаю я. − Мир меняется.

 

Горец задумался.

Оставшуюся дорогу до Зугдиди ехали молча.

 

Антон Пархоменко