Поэтому в Севастополе все губернаторы пришлые — Вадим Колесниченко

Бывший депутат Верховной Рады Украины и один из видных представителей Партии регионов Вадим Колесниченко в интервью проекту ForPost «Севастопольский характер» рассказал о тонкостях украинской политики, майдане и президенте Януковиче, российских просчётах на Украине, украинофобии, современных политических реалиях Севастополя, а также сделал прогноз, чем для России и Украины закончится специальная военная операция.

Первую часть интервью можно почитать здесь.

Лицо партии

У меня получился очень жёсткий конфликт с руководством фракции Партии регионов. Несколько раз на заседании фракции я высказался, что партия говорит об одном, а делает другое. Тема русского языка, история, русская культура — никто ничего не делает. За период работы в парламенте я внёс более 200 законопроектов. И, кстати говоря, больше 100 стали законами, в том числе и закон об основах государственной языковой политики, о региональных языках. Законопроектная деятельность — очень сложная вещь. Я же стал ещё и кандидатом юридических наук по европейскому праву. Благодаря защите русского языка и культуры, активной законодательной деятельности я стал рупором партии, её лицом по гуманитарной политике. Кроме того, никто другой не хотел эту тему затрагивать. Почему? Всех, кто этой темой пытался заниматься, подвергали остракизму: оскорбления, плевки, толчки. В прессе о тебе всякую грязь пишут, против тебя выступает собственное руководство партии, потому что мешаешь. Это такой конфликт, которым никто не хотел заниматься. А я на всех эфирах, на всех телеканалах, где только можно было об этом говорить, поднимал эти темы и добивался результата. Поэтому в народе меня действительно многие знали, поддерживали.

Например, во время моей последней избирательной кампания я вошёл в список. Но я сказал, что  буду избираться только мажоритарщиком. Но мне не дают этого делать: будешь в списке – и всё.

Я пошёл на приём к Януковичу. Говорю: «Что за дела?!». Дело в том, что, когда тебя избирают по списку и ты пытаешься потом где-то лавировать, тебе говорят: кто ты такой, твоя фамилия ничего не значит — то, что у тебя мандат, это не твоя заслуга, а Виктора Фёдоровича Януковича.

А когда ты мажоритарщик, ты всегда можешь сказать: «Понимаете, мои избиратели меня неправильно поймут, поэтому я прошу разрешить по этому вопросу не голосовать». И всё, такие игры были. Поэтому я пришёл к Януковичу, говорю: «Виктор Фёдорович, дайте я буду избираться мажоритарщиком. Для меня это принципиально. Это мой город, это мои люди — и мне будет легче в Верховной Раде отстаивать интересы города». В том числе это была борьба за принятие закона о статусе Севастополя. Мы же, по сути, закона не имели, где-то в пограничном жили. Он мне тогда сказал такую вещь: «Ты понимаешь, в чём дело: ты мне список будешь вытаскивать. А то, что там, в Севастополе, ты выиграешь, в этом никто не сомневается, а нам нужно, чтобы партия выиграла. Ты мне дай слово, как мужик, что да, ты идёшь мажоритарщиком, но будешь заниматься не своей избирательной кампанией, а кампанией Партии регионов». Так мы тогда договорились.

Я в Севастополе, по-моему, один раз был во время избирательной кампании. А всё остальное у меня был тур — больше 100 городов. А почему они так меня хотели видеть в кампании? В каждую областную организацию делают заявку, какого бы вы хотели оратора, чтобы к вам приехал на митинг или выступление. Практически все в партии: первая тройка – обязательно мою фамилию называли. Нельзя было не считаться с мнением организации. Именно поэтому меня назначили заместителем руководителя фракции Партии регионов по законотворческой работе.

Но знаете, что самое интересное? Это предполагалось, что в понедельник с утра мы проводим совещания на неделю, какие законопроекты поддерживаем, какие нет. А нам из правительства или из кабинета Партии регионов выдают список за что голосовать, плюс-минус. Я говорю: так простите меня, а зачем мне это надо? Поэтому должность чисто номинальная была, чтобы поднять значимость того, что я делаю. Но это мне знаете в чём помогло? Я немного использовал этот момент, чтобы решать свои вопросы. Например, когда я пытался продавить закон о запрете пропаганды однополых отношений на несовершеннолетних по подобию России, партия, фракция наша не поддерживала — там был европейский курс. А я начал заходить к руководителям областных Советов, которые были в Партии регионов, там, где наши регионы. Прихожу, я же зам руководителя фракции, говорю: «Дело решённое, надо нам поддержать, вот мне нужны письма, обращения, собрания». Всё, туда приходят. Я их все собираю.

Во фракции руководство не знает, кто это сделал. Думают, что это люди действуют. Я тогда миллион подписей собрал. В первом чтении мы этот закон проголосовали. Потом меня вышибли. Мы это не сделали. И по закону о русском языке. Уже сейчас не помнят, был у нас гуманитарный съезд в Донецке. Мы же тоже хитростью его собрали. Учитывая, что я постоянно на телеке, что я постоянно на трибуне, я приезжал в областные парторганизации и говорил: нужно поддержать закон об основах языковой политики. Нужно решение областного Совета, городского Совета, ХХ совета, ХXV совета. Я насобирал кучу бумаг и поставил перед выбором наше руководство. Тогда была очень скандальная ситуация. Меня защитил тогда, не буду говорить кто — эти люди сейчас на Украине под следствием. Они надели звёзды, ордена, пришли к Виктору Фёдоровичу и говорят: Виктор Фёдорович, парень старался, он же плохого не хочет, давайте проведём этот съезд, в конце концов, в Северодонецке. А меня объявили тогда во фракции, что я пытаюсь захватить партию. Хотя я к этой идее пришёл и уже в 2010 году начал формировать площадку для создания партии к выборам. Ну ладно, это сломали, не это интересно. Вот почему это мне помогало. И этот северодонецкий съезд гуманитарный удалось сформировать именно потому, что я со своим лицом, со своим именем, со своей позицией смог сформировать общественное мнение вне зависимости от того, что делали в руководстве партии.

Сейчас вспомнить, ещё раз в эту воду войти — я даже уже не знаю. Это изнурительно. Ты постоянно в самолёте, в поезде, вояжи за границу, в Совете Европы, ОБСЕ, во всех этих конференциях. Тебя затирают, тебе не дают микрофон, твою литературу не берут, ты едешь за свой счёт. Наивность.

Но в итоге мы всё же смогли добиться, что Комитет министров Совета Европы в 2008 году признал, что Украина нарушает хартию региональных языков. И эта цитата, она у меня есть, я просто счастлив, что мы это смогли продавить, сделав альтернативный доклад. Люди поверили. Я по всей Украине собрал доклад, там 370 листов. Алексей Чалый сильно помог. Но мы перевели на английский язык. Получил каждый депутат Европарламента, каждый комитет получил. Мы получили подписи, собрали всю палитру всех нарушений, начиная от уголовных до административных. И там, в этом решении, было указано, что Комитет министров Совета Европы, это руководящий орган Совета Европы, высказывает мнение, что в ближайшее время Украина примет необходимые действия для восстановления защиты прав русскоязычного населения, 2008 год. И второй вопрос. В Украине системно и массово нарушается право людей, говорящих на русском языке, на использование родного языка. Я думал, что это действительно принесёт результат. Мне только в одном случае это принесло результат, когда я убеждал Януковича вынести мой закон на голосование. И вот это мне действительно помогло. Хотя эти манипуляции и то, что там происходит, — это лицемерие, деньги, шантаж, угрозы. Вот это работа, когда ты не в общей струе. Это тяжёлая участь.

Свой среди чужих, чужой среди своих

У меня с Борисом Колесниковым были просто скандальные отношения. Он один из кошельков Партии регионов. С <Ринатом> Ахметовым <украинским олигархом> мы несколько раз встречались. Он все вопросы решал через своих клевретов. У меня очень добрые отношения с Женей Балицким [бывший депутат Верховной Рады от Партии регионов, а ныне врио губернатора Запорожской области РФ]. Очень добрые отношения с Владимиром Сальдо [бывший депутат Верховной Рады Украины от Партии регионов] — Херсонским регионом руководит. Мы по-доброму дружили с Мишей Чечетовым [бывший депутат Верховной Рады от Партии регионов], странным образом как бы выбросился из окна в 2015 году. Тогда (после майдана) у нас больше 100 смертей было активных людей из Партии регионов, их просто убивали. Александр Пеклушенко — губернатор Запорожской области (до 2014 года), который мне очень помогал. Мы с ним два марша нацистов просто размолотили. Запретил Янукович это делать, а мы втихую с Пеклушенко договорились. В 2014 году он дважды самозастрелился, и пистолет при нём не нашли.

Два человека, сейчас они сидят, не хочу их фамилии называть — очень серьёзные люди, красные директора, они меня спасали порой. Были люди в правительстве, которые реально помогали мне деньгами — сколько я книг издал про бандеровцев, про нацистов, про нарушение прав человека — несколько миллионов. Вот несколько чинов правительства, которые давали мне деньги втихую, говорили, что отчёт даже не надо, мы знаем, что ты делаешь, мы тебя поддерживаем. Я говорю: «Можно написать, что это благодаря поддержке?» – «Упаси Господи, никто не должен знать, что мы тебя поддерживаем».

Вот такая тайная фронда у нас была, меня вот так поддерживали.

С Игорем Марковым просто отличные отношения были — одесский депутат, которого потом Янукович на восемь месяцев в тюрьму отправил. Его обвинили в том, что он в 2008 году, когда нацисты пытались сорвать установку памятника Екатерине, участвовал в драке с ними. Но никаких доказательств реальных не было. Вот он по этому делу сел. Он мажоритарщиком по Одессе был. У меня очень добрые отношения в Одессе были. Очень много людей. Я там — как рыба в воде. По Дерибасовской когда ходил, каждый второй подходил. Я там тоже очень много проводил времени на местном телевидении. Во Львове очень часто бывал, там «любили» меня — пытались уничтожить. Собиралось 5–6 негодяев, которые наезжали. А я с ними то на русском, то на украинском.

И я эту тему культурологическую очень классно развивал. Выступал в институтах на Западной Украине, пытался переломить… Сейчас думаю: столько времени потрачено, здоровья — просто впустую. Если бы фракция Партии регионов действительно этим занималась, то были бы совершенно другие результаты. Это с одной стороны. С другой стороны, я всегда об этом говорил и говорю: винá российского политикума в том, что произошло на Украине. С 2000 года, когда я был в этой теме, невозможно было достучаться. Ты приходишь, показываешь, что происходит, где готовят боевиков: в Польше, на Западной Украине. Тогда с Олегом Царёвым [бывший депутат Верховной Рады Украины от Партии регионов] даже выступали, показывали фотографии, видео, что там делают, готовятся к боям в городских условиях. Там между собой договорились, любые выборы — они дерибанят тему газовой трубы, вот и все дела.

А когда посол РФ на Украине <Михаил> Зурабов приехал, — это просто анекдот. Я — руководитель самой большой диаспоры русских в мире, президент Международного совета российских соотечественников — не мог с послом России на Украине год встретиться. Это человек, который отвечает за гуманитарную политику на территории страны нахождения. Зато он с Порошенко [Петром Порошенко — президентом Украины] — в дёсны целовались. Они там собирали форумы, банкеты, вечера культурологические, куда вся басота из России приезжала, которые сегодня прячутся за границей — предатели, 5-я колонна. Вот это такая гуманитарная политика была. Поэтому я, не стесняясь, говорил об этом. Конечно, меня за это не очень любили. С Лавровым (Сергеем Лавровым — главой МИД РФ) очень много приходилось общаться, с Карасиным (Григорием Карасиным — заместителем Министра иностранных дел РФ). А с Россотрудничеством у меня просто доходило до мордобоя.

Ну, представьте себе: 2016 год, проводим фестиваль «Русское слово», приехали люди с Украины в Ливадийский дворец. Уже преследуют, а они нашли возможность сюда приехать, рассказывают о тех проблемах, какая нужна помощь. Руководитель Россотрудничества мне цитатами американского президента говорит: «Не спрашивайте, что Родина сделала для вас, а скажите, что вы сделали для Родины».

— Да кто вы такая. Людей там убивают, а вы их учите. Чем вы им помогли?

И классический пример — Фонд «Русский мир», который создан российским бюджетом. В 2007 году им выделяли по 370 или 380 миллионов рублей. Представьте себе, я пытаюсь на Западной Украине провести конкурс для учителей русского языка, которых на пальцах пересчитать, чтобы какие-то книжки подарить, чтобы люди хоть почувствовали какую-то поддержку. К тому иду, к тому иду — нет денег. Я пишу письмо-запрос в Фонд «Русский мир», который создан для защиты и поддержки русского языка во всём мире, для поддержки соотечественников.

Мне ответ, знаете какой прислали? Я это не устаю говорить, я об этом говорил на Международном съезде российских соотечественников, тогда ещё Лавров там был, и тогда руководитель по этому поводу скандал мне закатил, какими-то карами угрожал. Мне письмо прислали: мы не можем профинансировать конкурс учителей русского языка, потому что это будет вмешательством во внутреннюю политику Украины. Слушайте, и кто-то после этого мне будет что-то рассказывать? А вопрос, когда руководитель Россотрудничества приезжает во Львов, выступает и говорит: да, конечно же, нужно защищать украинский язык, потому что он как государственный требует защиты. Во Львове, где офис русскоязычной организации забирают, русский язык запрещают, а людей преследуют. Это 2008 год, <Виктор> Ющенко — президент. А он <руководитель Россотрудничества> сегодня у нас сенатором. Ладно. Это по поводу того, когда одно говорят, а другое делают. А народ удивляется. Знаете, у нас к народу претензий никогда не было, нет и не будет. «Проблемы всегда в головах», — как говорил профессор Преображенский [Филипп Филиппович — герой повести Михаила Булгакова «Собачье сердце»].

Главный украинофоб страны

Я объявил официально денежную премию — 20 тысяч гривен тому, кто мне предъявит хоть одну цитату, где я унижаю либо оскорбляю Украину, либо украинский народ, либо украинский язык. За четыре года ни одного представления. Потому что я никогда, ничего в этой части не говорил. Да, у меня был один суд. Я на одном из ток-шоу, когда по поводу языка говорил, сказал, что извините меня, на самом деле вы не защищаете украинский язык, а уничтожаете. И то, что нам сегодня предлагают на центральных каналах, это не украинский язык — это отрыжка львовско-галицких диалектов.

Действительно, украинский литературный язык уничтожили. Сегодня мы видим, что это цирк и кони какие-то. Они меня потащили в суд, но я просто-напросто в суде показал отрывок Ивана Франко [украинский писатель, поэт, публицист] и зачитал несколько стенограмм выступлений депутатов, которые защищают украинский язык, в том числе выступлений с телеканалов. Также взял словарь украинского языка, который издали в 2004 году. Дал выборку судье: сделайте экспертизу, где украинский язык, а где нет ни малейшего отношения к украинскому языку. И дело прекратили.

Что касается украинофобии, я никогда «фобом» не выступал. Я просто говорил: вы хотите развития украинского языка — так развивайте, финансируйте и пропагандируйте. Уничтожение другого языка из расчёта, что на выжженном месте вырастет украинская культура, — это абсурд, это нацизм. И то, что мы сегодня видим, — ведь на самом деле и украинского языка нет, и украинской культуры нет. Не потому, что их нет, а потому, что их никто не развивал. Они уничтожали всё русское, всё неукраинское. Они уничтожают, по сути, и украинское, потому что это же взаимосвязанные культуры, они взаимообогащают друг друга. Все эти годы так и происходило.

Знаете, это технология. Я анализировал, какие упоминания обо мне в интернете: украинофоб, скандалист, драчун, крикун, эпатажник. А почему? У меня из 150 пресс-конференций, я по каждому поводу (выпускаю книгу, проект, закон) проводил пресс-конференцию, 90% с драками происходили. Чтобы организовать пресс-конференцию нормальную, — у меня это была целая войсковая операция. Мне до 100–150 человек нужно было привлекать. Это первая стена идёт. Мы оцениваем, кто может быть. Вторая — это уже начинаются засечки. И третья волна — уже прямо около места, где происходит пресс-конференция, просто физически задерживаем тех, кто, мы знаем точно, провокатор. Человек заходит по удостоверению журналиста, а в итоге – кто смирительную рубашку бросает, кто дерьмо, кто начинает камеры сносить, кто драку устраивает. В итоге после этого все как по команде телеканалы обсуждают: на пресс-конференции скандального депутата Колесниченко опять подрались. А суть пресс-конференции никого не интересует.

Вот такие подляны регулярно проводили. Каких-то проституток на эфиры ко мне приводили. Когда серьёзный вопрос, какая-то шлюха бросается тебя царапать, либо один из депутатов-идиотов на тебя накидывается, либо ещё что-то. В итоге вместо диалога, вместо интеллектуального спора о каких-то духовных ценностях, материальных, культурных все показывают драку. Поэтому — «скандальный», «русофоб» и всё прочее. При этом до сегодняшнего дня так мне никто и ни одной цитаты, где я бы оскорблял Украину, украинский народ либо украинский язык,  не было и нет и быть не может, я с головой дружу. Я очень грамотно всё делал. Поэтому меня и ненавидели.

Кровавый майдан

Ситуация трагичная. Во-первых, что было предшественником. Весной 2013 года, когда последний раз Янукович пришёл во фракцию, — убеждал, что мы должны проголосовать за договор о евроинтеграции.

Тогда было много вопросов, споров. Скандальная получилась фракция. Я и Царёв сказали, что это нож в спину. Я после этого заседания фракции внёс законопроект об изменении закона об основах внешней политики, чтобы снять тему евроинтеграции и опять вернуться к теме Таможенного союза и интеграции с Российской Федерацией. За этот законопроект летом СБУ задержало 12 предпринимателей. Мне ночью в 5 утра звонит следственный изолятор СБУ: с вами хотят поговорить. Дают трубку человеку, который мне говорит: «Вадим Васильевич, вы нас не знаете, мы такие, нам нужна ваша консультация». А я спросонок, я говорю: «Вам адвокат нужен? Я не имею права быть адвокатом». — «Без вас не обойдётся, если вы не вмешаетесь.

В итоге я начал разбираться. У меня за период моей работы было более 80 тысяч обращений граждан по разным вопросам. У Иванова что-то не так — я обращаюсь в министерство культуры, в министерство образования, прошу рассмотреть жалобу, разобраться по существу, принять меры в соответствии с законом, дать ответ мне и заявителю. Стандартная процедура. И эти 12 человек у меня в компьютере были. В СБУ решили, что это мои кошельки, и что если их посадят, это ударит по моим финансовым интересам. А я людей даже никогда в упор не видел.

В итоге мне чётко сказал начальник СБУ: «Ты знаешь, мы их выпустим, но ты отзови свой законопроект по поводу изменения внешней политики». Представляете, какой диалог? Я отозвал, а потом в первый день летних каникул его опять внёс тихонько. Думаю, он публиковаться будет во время осенней сессии, за это время всё рассосётся, а я уже найду, кому пожаловаться. И тогда поговорил с <Сергеем> Лёвочкиным – главой президентской администрации. Он сказал, что мы <офис президента> такой команды не давали. Может, дурака валял.

Тогда с Царёвым мы выступили против евроинтеграции. И к осени мы сделали следующий финт ушами: никто нигде на Украине не мог найти текст этого договора, его не было в принципе ни в администрации президента, ни в правительстве, ни в профильных министерствах, ни даже в министерстве по делам евроинтеграции. Мы даём официальные запросы, нам дают ответ — нет.

И мы нашли этот договор на английском языке на сайте Совета Европы. Мы его перевели на русский язык – это 1200 страниц и раздали нашим красным директорам. В итоге в сентябре месяце стало понятно, что они голосовать не будут, потому что тогда бы уничтожали себя, свой бизнес однозначно. И этого объяснить было нельзя. И вот тогда внутри у нас началась проблема.

Плюс была такая тема под названием «щемят бизнес». Так вот кому больше всего на орехи доставалось? Не свободовцам, не бютовцам, не кличковцам — а членам фракции Партии регионов. У них бизнес отжимали, у них с родственниками проблемы были. Поэтому, честно говоря, всё это так поднадоело, и когда начались эти шатания, знаете, где-то внутренне люди даже хотели того, чтобы он [Янукович] ушёл в отставку. Потому что думали – он уйдёт в отставку,  тогда мы уйдём в оппозицию, продолжим свою работу. Те, кто бизнесом занимался, думали: там поделятся — это всегда происходило. Поэтому такой большой активности не было. Но внутри, во фракции, чётко было понятно осенью, что голосовать за законопроект по евроинтеграции не будут. То, что Янукович с Азаровым [Николаем Азаровым — премьер-министром Украины до 2014 года] назад начали откатываться, — они понимали, что мы их не поддержим. Оппозиции тоже не хватало. И вот такая проблема была. Плюс Россия, наверное, в последний момент о чём-то поговорила <с Януковичем>, поэтому они паузу попросили (по евроинтеграции).

Когда стало понятно, что всё пойдёт прахом, я, кстати, вёл переговоры сепаратные с несколькими сотнями майдана осенью — в ноябре. Они сами на меня вышли. Мы тайно встречались. Там большая часть людей была не за смену правительства — им надоело это коррупционное давление. Они хотели, чтобы всё это прекратилось. И я это докладывал в штаб партии. Вот такая ситуация, давайте мы это решим. Боевиков там было очень мало. А потом уже, когда захватили Киевраду [Киевский городской Совет], тогда уже пошёл потолок. Тогда у меня такое ощущение было, что меня просто хотели слить. Это быть таким идиотом — зайти в здание захваченной Киеврады. Мне сказали: «Ты зайдёшь, посмотришь, и мы сделаем захват — а ты расскажи людям, что нельзя блокировать здания».

И я, представляете, своим лицом светящимся, всем известным захожу в Киевраду. Естественно, меня сразу узнали. Со мной был Коля Онищук — бизнесмен, газом занимался, это декабрь 2013 года. Меня в плотном кольце поднимают наверх. Лица были звериные. Я начал пытаться о чём-то заговорить. Мне повезло — их было так много и они так хотели меня растерзать, что не могли до меня добраться. Но по ногам могли бить — все ноги были в кровавых синяках ещё полтора месяца. Там были оперативники внутри, которые меня знали ещё по старой работе. Один мне говорит: бегите, вас здесь уничтожат. Они нас прикрывали. Самое сложное было спуститься по ступенькам — если бы сбили с ног, уже бы не встал.

Представляете, в пасть медведя я влез. Они не понимали, что происходит, начали ждать штурма. Но никакого штурма не было, ничего не было. У меня такое ощущение, что, может быть, хотели, чтобы нас там замолотили, а потом на этом фоне можно было ввести чрезвычайное положение. Но каким дураком нужно было быть, чтобы согласиться на это. И каким дураком нужно было быть, чтобы нас туда послать. И кого? Послали бы кого-то из Западной Украины. А так — как красная тряпка для быка.

Уже позднее осенью стало понятно, что уже свернуть ничего нельзя. Особенно было тяжко смотреть на наших ребят из «Беркута» [спецподразделения МВД Украины]. Знаете, это полный абсурд. Люди живут на щитах, на снегу, порой сутками без еды. Я говорю нашим олигархам: слушайте, давайте соберёмся, хоть бутербродов передадим, ребята же голодные сидят. Ну да, ну вот, ну что.

И вот 20 числа, когда последний штурм был, они могли снести всю эту дрянь. Их остановили. И остались ребята вообще без газовых патронов, ничего — только резиновые дубинки. Они как раз стояли на Крещатике, на майдане, на фонтанах остановился наш севастопольский «Беркут». Мы с Колбиным [Сергеем Колбиным — командиром севастопольского «Беркута»] договорились, что я утром подойду, чтобы понять, как они там, — всё же севастопольские, постоянно здесь помощь им оказывали.

И вот где-то в 8:30 я спускаюсь по Институтской, он мне звонит и говорит: «Не иди, у нас шесть трёхсотых». И смотрю — толпа несётся. Это был ужас. Наши ранены, без огнестрела, без защиты — были просто на передовой с лёгкими бронежилетами от колющего оружия.

Я тогда вышел на руководителя фракции Партии регионов <Александра> Ефремова. Он мне говорит: да успокойся, там уже сейчас подписывают соглашение — и утром мир, осенью Янукович идёт на выборы. Поэтому пусть ребята будут спокойны. И вот утром начался отстрел. Именно поэтому и начался отстрел, потому что стало понятно, что закончится миром, что не удастся вызвать ситуацию, связанную с кровопролитием, – нужен был государственный переворот через кровопролитие.

Региональное рейдерство — семейное дело

Против катка бороться, вы сами понимаете, — но дурака включать можно. Например, очень долго от городского Совета требовали отвода земли в Балаклаве — на набережной. Если ты с чем-то не согласен, голову отбивали очень просто. Но Саратов [Валерий Саратов — бывший председатель Севастопольского горсовета и глава города] грамотно поступал. Он, конечно, играл с огнём. Когда ему поступала команда, говорил — сделаю, скажу, депутаты должны проголосовать. А депутаты не проголосовали. Вот эти схемы делали.

А когда облагают данью бизнесмена — очень трудно его защитить, потому что у депутата нет права вмешиваться в рассмотрение уголовного дела. Это называется коррупционная составляющая, и ты сам можешь попасть под расследование. Но попросить об этом другого депутата, особенно из альтернативной фракции, — это всегда можно. Мы всегда так играли в распасы с бютовцами и свободовцами. Некоторые вопросы, которые мне нужны были, когда я не мог получить большинство во фракции, я находил сторонников чисто по-человечески в «Свободе», БЮТе, у Кличко. Договорился втихую: давай, я тебе организую, дам тебе 100 голосов за тот законопроект, а вы мне поддержите вот этот законопроект.

Это были подковёрные игры, которые никто не видит. Но любой интриге нужен человек, который в этом заинтересован. У меня не было властных рычагов, поэтому мне приходилось бегать, унижаться, договариваться, упрашивать, давать что-то взамен. А власть делала по-другому. Руководитель фракции сказал: я сказал голосовать — будете так голосовать. Поэтому такая игра в дурака, она иногда помогала. Но, я ещё раз говорю, это только затягивало агонию. Полностью защитить бизнес было просто нереально.

Я был руководителем подкомитета в комитете по делам правосудия, занимался вопросами судей. Понятно, что это не моя вотчина была, но у меня был шанс, потому что у меня были компроматы по отдельным делам, когда рейдерские захваты были, либо наезды на того или другого депутата, на бизнесмена — особенно по севастопольским делам удавалось с судьями договориться. Он как бы принимал решение, но делал такое решение, либо такое действие, которое в апелляции отменялось, либо которое по кругу ходило. А потом ситуация менялась. Вот такие тонкости.

Для примера: когда у нас было столкновение жителей Севастополя на Графской пристани — сорвали доску >в честь 90-летия поднятия украинских флагов над кораблями Черноморского флота>, было больше 6 человек, против которых возбудили уголовное дело. Сначала мы профинансировали содержание, адвокатов, которые защищали наших севастопольцев. А потом мы пришли к другому выводу: надо затягивать. Поэтому мы договорились в суде, и дело дошло до 2014 года, потом рассосалось. Суд не принимает дело, говорит: допросите этого, сделайте то, сделайте пятое, сделайте двадцатое. Это невидимая работа, об этом же не будешь говорить, потому что здесь же тоже есть опыт злоупотребления. Но доказать этого нельзя. Это опять же личные отношения, ты мне — я тебе.

А вот когда гуманитарные вопросы были, особенно учитывая мою публичность, многие судьи, следователи, эсбэушники действительно сочувствовали и втихую старались помочь. Где-то договоришься, где-то что-то сделаешь, в чём-то поможешь, раз — дело рассыпалось.

А вот Якименко (Александр Якименко — бывший начальник УСБУ в Севастополе и экс-глава СБУ) — это тот человек, который прессовал и со мной вёл переговоры, чтобы я отозвал законопроект об изменении закона о внешней политике Украины летом 2013 года.

Я вас успокою — это система. БЮТ, Тимошенко, Кличко, «Свобода» — все в этой системе, вне зависимости от того, какой у тебя партийный флаг. Что такое была политика на Украине? Это рулетка. Собираются пять уважаемых людей, и начинаются бега: кто больше приведёт депутатов. Привела твоя партия 100 депутатов, твоя — 50. Значит, бюджет мы делим на 100 твоих депутатов и на 50 твоих. Поэтому, если у тебя большинство в парламенте, в первую очередь это доступ к бюджету. Вот эти политические, гуманитарные вопросы  ни одного руководителя партии никогда не интересовали. Задача была — доступ к государственному бюджету. Гуманитарка — это было десятое дело. Задача — пилить бюджет. Поэтому то, что делал Янукович, всё то же самое делали руководители всех других партий. Договорняк происходит. Вот тебе Кличко даёт голоса на какой-то законопроект, потому что «Свобода» и коммунисты что-то блокируют. Наши руководители через своих министров прикрывают рейдерский захват бизнеса на той территории, которая им интересна. И делят бизнес, делят территории, делят интересы, делят бюджет.

Представляете, какой был абсурд, когда голосовали за законопроект о Евро-2012 [чемпионат Европы по футболу] на Украине, принимается закон об изменении таможенных процедур — по беспошлинному завозу, упрощении контроля. Я понимаю, когда там газоны завозят, какие-то конструкции. Смотрю, а там — туалетная бумага, шампуни, прокладки. Я говорю: слушайте, за кого вы нас принимаете? Ладно мы кнопкодавы, кому-то там за что-то дают, но давайте уже до абсурда не доводить. Колесников ввёл эти законопроекты. Это от безнаказанности. И ты в этом потолке можешь быть, можешь не быть. Решают вопрос большие числа. Поэтому всё, что с бизнесом, всё, что с финансами, всё, что с промышленностью, — это захватывали партии, которые имели большинство либо большую часть депутатов. Можно было так контролировать. Точно так же и комитеты делились. Поэтому эта система коррупции была присуща абсолютно всем партиям.

Поэтому я не могу сказать, что вина Януковича <в коррупции, давлении на бизнес>. На самом деле он ничем не отличался от того, что было до него.

Янукович

Для Донецка, того менталитета это был идеальный человек. Я вообще поражался тому, как в Донбассе, в Донецке особенно, это происходило. Там командир, начальник сказал — все так и будут делать, начиная от дворника, заканчивая любым руководителем департамента. Начальник сказал — будет только так сделано. Вот это донецкая сметка. Потому что там люди знали цену жизни, цену смерти. Это шахтёры, совершенно другие люди, которые держали слово. Там мужик сказал — мужик сделал. И он пытался перетянуть это на всю Украину. А вся Украина ментальная — подоговариваться. И когда система донецкая пыталась накрыть всю территорию Украины, она начала давать сбои. Вспомните, когда <Василий> Джарты покойный зашёл руководителем Крыма, много было возражений. Но они очень много сделали именно из-за того, что пёрли, как танк. Сколько украли, я не знаю, это не моя компетенция, но они смогли организовать и показать работу.

А дальше есть такое понятие, как уровень компетенции. Мне кажется, что Донецк — потолок его уровня компетенции. Дальше он был объектом манипуляции. И его избрание — тоже результат договорняков. Помните, у него в обойме была Анна Герман [депутат от Партии регионов, советник Януковича в конце его президентства], в администрации сидела. Это человек, который, когда президентом стал Янукович, опубликовала огромную статью, где она рассказывала, как она любит бандеровские песни, как она этих людей поддерживает, что она выпестована на этих бандеровских песнях и традициях. Мы 180 подписей депутатов от Партии регионов написали с требованием, во-первых, отозвать у неё мандат и убрать её из администрации. А нас послали на три буквы. А ведь она кто — руководитель американского радио «Свобода» на Украине была. А потом почему-то перекрасилась и пришла. Кто это делал? Его [Януковича] вёл Манафорт [Пол Манафорт — американский юрист, лоббист и консультант], тупо контролировали американцы. Да, Лёвочкин, Клюев [Андрей Клюев — секретарь СНБО Украины времён Януковича, глава администрации президента Украины] решали свои вопросы. Но идеологически его вёл Манафорт: обещал светлое будущее, американские деньги, американскую мечту. И эту идеологическую составляющую делала Герман. Она первая, кто блокировал все мои гуманитарные инициативы, которая навязывала нам эту тему: «Украина едина».

И когда на вторые выборы шёл — бросил Восток, начал заниматься Западной Украиной. Для Западной Украины был врагом, но ему внушали, что надо с ними работать. Он очень внушаемый был с точки зрения интеллектуального развития. Как организатор производства, наверное, был отличным. Отзывы о нем на производстве были хорошие. А как политик он был несостоятельный. Поэтому, когда он стал президентом, мне так кажется, я могу ошибаться, это было выше его уровня компетенции, и он стал там заложником манипуляций людей, которые грамотно использовали его полномочия и вели его на верёвочке под сладкую морковку евроинтеграции.

Последний день

Когда расстреляли наш «Беркут», 20 февраля, я вечером этого дня вылетел последним самолётом в Крым. Через 40 минут после этого в Киеве замкнули кольцо. Дело в том, что за три дня до этого 25 человек были объявлены персонами нон грата в Европе и вошли в санкционный список: Янукович, Азаров, Царёв с семьёй, я с семьёй, министр экономики и ещё кто-то с семьями. Наши фотографии везде были развешаны. Интересная ситуация была. В 19 часов из Жулян самолёт вылетал в Крым. Я на него не успевал, потому что пешком переходил на левую сторону Киева, чтобы забрать семью и хоть что-то из вещей и документов. Поехали в Борисполь — вылетели в Крым в 20 часов. Так вот, самолёт, который из Жулян вылетел раньше, час летал над Симферополем из-за тумана, в итоге вернулся обратно в Киев. Мы тоже летали полчаса, но всё же нас посадили в Симферополе. И только потом, когда прилетел в Симферополь, я узнал, что через 40 минут после нашего взлёта Киев полностью закрыли. Это был последний день моей работы. Я тогда сделал официальное заявление, я в эфире никогда нецензурно не ругался, но тогда в интервью по телефону выругался, это по Украине очень разошлось. Я тогда сказал, в чём вина Кличко (Виталия Кличко — лидера партии «Удар»), «Свободы», Меркель (Ангелы Меркель — канцлера Германии). Я сказал, что Украины больше не будет. И я в этой Раде работать больше не буду.

Крымская весна

У меня тогда две задачи было. Первая — мне нужно было совместить действия севастопольского городского Совета и крымского парламента. Нужно было синхронизировать — организовать референдумы, а Крым и Севастополь хотели делать отдельно. Кроме того, готовили Конституцию. Я говорю: «Слушайте, давайте мы будем вместе делать в Крымскую конституцию составную часть Севастополя». Как бы совмещать действия, чтобы вести совместно. Вторая часть — я собрал тогда политсовет Партии регионов 2 или 3 марта, где приняли решение о роспуске фракции Партии регионов в связи с тем, что иностранная партия не может действовать на территории российского государства.

Для чего это нужно было делать? Чтобы наши депутаты в сельских, поселковых и городских Советах не чувствовали груза ответственности, что их сдерживают какие-то вопросы. Я провёл это собрание. Мы назначили ликвидационную комиссию и рекомендовали всем фракциям в сельских, поселковых Советах обеспечить проведение референдума и вхождение в российское поле.

Кроме того, за весь этот период я больше 100 интервью дал разным корреспондентам — Японии, Италии, Германии, США, Украины. Моя задача была рассказать то, что происходит. Хотя в большинстве случаев, особенно те журналисты, которые меня хорошо знали, говорили: политика нашей редакции такова, что, скорее всего, мы не сможем ваше интервью показать. Кстати, через 2–3 года после этого мне несколько раз звонили, говорят: «А вот тогда мы у вас брали интервью в 2014 году, вы не возражаете, если мы сейчас его опубликуем?» Я говорю: «Ради бога».

На местном телевидении — НТС, СТВ я выступал, агитируя и рассказывая о тех политических и финансовых материальных преференциях, которые мы получим, когда войдём в состав Российской Федерации.

Российская политическая реальность

Я не хотел быть с «Единой Россией». Почему? Я не люблю монополизма в политике, и как бы мне не нравится играть под чужую дудку. Это раз. Второе — потом были некие договорённости в той же столице, где были некие обещания, был некий плюрализм. Потом получился определённый скандал в выборной системе Севастополя. По моему оценочному мнению, было принято решение, что ни в Севастополе, ни в Крыму не надо давать возможности дискуссии, всё должно быть единым кулаком и одной политической силой. Только Жириновский смог выбить, выкричать для себя места.

А что касается выборов губернатора, да, действительно реально понимал, что могу выиграть. Меня подвели коммунисты, потому что были договорённости с руководителями КПРФ, потому что рекомендация должна быть от партийной организации. Две недели я потерял времени. А потом мне в последний момент сказали: «Ты понимаешь, тут такая ситуация возникает, что если ты пойдёшь на выборы, есть шанс, есть вероятность того, что ты победишь, а это не входит в планы». Я говорю: «Так, здравствуйте, а я зачем пришёл — баловаться что ли?!». Есть же такое правило, политическая игра, интрига. Короче, они сорвали.

И у меня уже не остаётся времени. Я тогда обратился в партию «Великое Отчество», с <Николаем> Стариковым были знакомы. Стариков говорит: «Пожалуйста, давай, я дам рекомендацию». Всё сделали, все отлично.

А потом началась такая интересная игра, интриги подпольные — неправильное оформление документов. Я начал судиться, в принципе, доказал, что это неправда. Там, мягко скажем, непорядочные действия людей были, которые меня выдвинули. Я начал регистрироваться, был на политсовете, протоколы, документы были. А потом было сделано официальное заявление — что они меня не выдвигали, что это какой-то самозванец.

И, наконец, самое главное — система муниципального фильтра. Каждый раз Центризбирком говорит: «Да, мы понимаем, что это вносит дисбаланс, что муниципальный фильтр так называемый — он лишает демократии и права выбора. Мы пересмотрим». И каждые выборы опять повторяется то же самое.

Представьте себе, у вас в городе единственная партия. А как сделать альтернативные выборы? Это абсурд, когда руководитель партийной организации даёт совет своим членам партии, чтобы они рекомендовали, давали, подписывались как депутаты муниципального образования представителю другой партии, чтобы он зарегистрировался как кандидат в губернаторы. Это же ложь, это циничный обман. Как может чужая политическая сила рекомендовать другую политическую силу? Только для того, чтобы такой кандидат не побеждал. Поэтому даются рекомендации, чтобы создать видимость альтернативности и избирательности.

Какая там ещё хитрость: вот пять человек дали рекомендацию Овсянникову (Дмитрию Овсянникову — бывшему губернатору Севастополя), и пять человек, скажем, дали рекомендацию мне. Я побеждаю на выборах. В итоге эти депутаты, муниципалы, — они же давали рекомендацию мне позже, чем Овсянникову, поэтому их рекомендации признаются незаконными.

Короче, система манипуляций, махинаций с выдвижениями, рекомендациями от депутатов-муниципалов кандидату в губернаторы — это абсурд, это полная деградация избирательной системы. Я был по этому поводу в Центризбиркоме, в Госдуме, все кивают головами, и всё опять остаётся. То есть невозможно при монопольном контроле одной политической силы организовать альтернативные выборы. Это, по сути, нарушение избирательного законодательства. Но раз считают, что так положено, пусть так и будет. Вот поэтому у нас все губернаторы пришлые. Потому что принято решение где-то, кто должен быть, он и будет избран. Это моё частное, вероятно, ошибочное мнение.

И вообще — политики сейчас нет. Согласно Конституции и действующему законодательству в России главная сила — это исполнительные органы, чиновники. Депутат Законодательного собрания Севастополя — никто, и фамилия его никак. На что они могут повлиять? Ни на что. Они могут только два раза проголосовать за бюджет. Если они не голосуют, то их распускают. Я считаю, это неправильно. Хотя в условиях испытаний, наверное, нужна монополизация власти и некая форма диктатуры, вероятно. Я на пенсии, с меня хватает того, что я работаю генеральным секретарём Крымского футбольного союза. Занимаемся нашим футболом в рамках санкций. Ещё веду авторскую передачу на «Первом севастопольском». Благо это как бы не моя обязанность рабочая — я делаю это в свободное от работы время, в своё удовольствие. Мне это нравится.

9 лет спустя

Это время потерянных возможностей. Я это говорю не скрываясь и везде. Вообще идея была, что умение Севастополя выживать в тяжёлых условиях, умение сохранить свою идентичность, помноженное на силу России, даст так называемую синергию. И Севастополь, и Крым могли стать некими локомотивами, драйверами прогресса, скачка Российской Федерации, российской государственности. В итоге это не было сделано, и так называемая борьба с либерал-предателями на сегодняшний день ещё даже не закончена. У нас сегодня во всех эшелонах власти сидят люди просто случайные, которые сегодня даже не ощущают того, что идёт СВО. Это люди из прошлого. Им поручено реформировать нашу государственность, реформировать нашу экономику, выстреливать нашей экономикой в будущее. Это большая трагедия для российской государственности. Поэтому — да, это время утраченных возможностей.

Город, я считаю, потерял свою идентичность. Он размывается. Отсутствие Генерального плана и навязывание каких-то проектов, которые, прямо говоря, по моему ошибочному мнению, не соответствуют архитектурному, историческому и культурному облику Севастополя. Да, оно может быть, красиво — как отдельно взятая вещь, но она должна органично вписываться. Знаете, у нас ландшафт очень интересный. Почему-то советские архитекторы, когда строили город, обыгрывали ландшафт. Когда он с разной точки играл совершенно по-разному. Это цветок из камня. Белый цветок из камня у моря. Сейчас таким город назвать нельзя. Проблема мусорная на Украине была не решена за девять лет, этого тоже не решили.

Мог быть Севастополь первопроходцем в области зелёной экологии? Мог. Только нужно было этим заниматься и это финансировать. Мы до сегодняшнего дня не имеем мусороперерабатывающего завода, мощности не хватает. Мы сегодня хотим сделать город миллионником, а нам некуда мусор выбрасывать, у нас мусорная свалка в Первомайской балке не имеет лицензии, потому что не соответствует санитарным стандартам. Никто даже не задумался над тем, что дальше будет.

У нас был период засухи, никто не додумался и не хотел, хотя об этом говорили, что нужно делать дополнительные источники, дополнительные водохранилища, резервные водохранилища. Совершенно другое отношение нужно к воде. Что-то сделано? Ничего не сделано. Нам рапортуют: о, отлично, мы на полтора года вперёд набрали воды. Мы зависимы от Чернореченского водохранилища. Но, с другой стороны, нам рассказывают: мы хотим, чтобы у нас было отдыхающих миллион, полтора миллиона. Они воду потребляют? Потребляют. Нам говорят, что у нас будет жителей постоянных более миллиона. Они воду потребляют? Потребляют. Но так Чернореченское было рассчитано на годовое потребление 400 тысяч жителей Севастополя. Мы об этом не знаем? Если мы временщики, то нам плевать. Мы сегодня сделали, отчитались и поехали. Следующие пусть разбираются. Можно было эти вопросы решить? Можно, а не сделано.

Рабочие места? Молодёжь уезжает, как при Украине. Надо создавать производство, нужно пополнять бюджет. А у нас: освоили гранд, настроили кучу спортивных и детских площадок, но которые не за что содержать, построили бассейн, который не соответствует стандартам. Для чего тогда было его ломать? О чём это говорит? У нас никогда не будет международных соревнований ни по плаванию, ни по прыжкам. Хоккей. Это просто цирк. Строят каток по проекту, который не был утверждён. Посадили его на коммуникации, чего в принципе быть не должно. А почему? Потому что проект делали в Санкт-Петербурге, не выезжая на место. Посадили на газовую трубу и под коммуникациями. Начали строить, а потом: о, слушайте, а тут коммуникации. Не абсурд ли это?! Зла не хватает.

С точки зрения защиты истории, исторических памятников — например, того же музея Великой Отечественной войны. У нас не было его, нет и не будет. Хотя в нашей стране есть 5–6 просто феноменальных, красивых, объёмных, со звуковыми сопровождениями музеев, которые действительно очень интересно и ярко детям показывают историю. Нам рассказывают: мы — патриотическая столица. Согласен. Приезжают дети сюда для того, чтобы что-то посмотреть на 1–2 дня. У нас масса разбросанных объектов, но они не создают общей картины того, что было.

Самое главное — в интересах горожан мало что делается. Отдельно взятая часть — да, вот там объект благоустроили, там благоустроили. Всё это благоустройство называется — освоение плиточно-бордюрной радости. Благоустроили парк, сделали плитки, бордюры — замечательно. Газонов у нас нет нормальных. Хотя при Советском Союзе они были. Озеленение — это просто ужас. Мы просто тупо уничтожаем то, что не мы высаживали. Посмотрите фотографии периода Великой Отечественной войны, у нас просто выжженная земля, потому что это юг. Этого не было. Но вот почему советские комсомольцы в 50-е годы, я как-то в своей передаче снимки газет приводил, за год могли высаживать по 180 тысяч деревцев и кустарников в свободное от работы время?!

А мы сейчас десятками тысяч деревья уничтожаем. Создаем какой-то зелёный фонд за деньги, которые нам платят за уничтоженные деревья, и высаживаем зелёные насаждения, которые засыхают. Техника очень простая: создаётся одно предприятие государственное, за которым закрепляются конкретные участки, даётся технологическая карта обслуживания этого сквера с 31 декабря по 31 декабря. Всё! Зачем что-то придумывать?! Какие-то торги? Есть конкретный инженер, есть конкретный агроном, конкретные люди, которые отвечают за каждое дерево. Инвентаризация, всё на балансе. Что, этого нельзя сделать? Город был более яркий и красивый. Посмотрите фотографии советского периода. Почему мы этого не сделали? Это что? Демонстрация чего? Чиновничьего беспредела или прогрессивного отношения? Город теряет лицо. Мы становимся просто заштатным приморским городком, да, но с названием — патриотическая столица. Про Херсонесский заповедник я даже не хочу говорить. «Хрусталка» — наверное, это кому-то нравится. Мне не нравится.

После СВО

Россия укрепится. Вы знаете, не так давно Президент очень интересную фразу сказал, когда встречался, по-моему, с руководством Агентства стратегических инициатив. Там человек выступал и сказал, что вот мы делаем то, то и то — и это будет соответствовать опыту лучших стран мира. Его Президент поправил: всё у вас хорошо по тексту, всё правильно. Но я должен сказать, что вы оговорились: лучшая страна у нас — Россия.

Поэтому, исходя из этого, я могу одно сказать: у нас нет другого выбора, кроме как стать лучшей страной. Есть беда: до сих пор страна не осознала, что мы находимся в условиях тотальной войны с так называемым коллективным Западом. Многоплановой войны.

СВО — это всего лишь маленькая часть столкновения между Россией и США. Когда мы осознаем, что мы все там находимся, что мы все боремся, каждый на своём рабочем месте, а не только ребята, которые там погибают. Сегодня этот конфликт на своих плечах выносят только ребята, которые находятся на СВО. А что у нас происходит, особенно среди чиновников? Это меня, честно говоря, расстраивает. Поэтому, я думаю, да, нужно ещё некоторое время, чтобы вся страна перестроилась и стала работать по другим рельсам. Пример: 1945–1951 годы — страна уничтожена, человеческий ресурс выбит. Общая мобилизация людей, общее желание вывести страну из разрухи привело к тому, что вся мировая экономика и мировая история, история мировой экономики говорит, что это было советское чудо экономики. У нас ежегодный прирост был более чем по 20%. Это невиданно, ни у кого никогда не было такого.

И такой же человеческий мобилизационный ресурс должен сработать сейчас. Может ли он сработать? Может, но только здесь не на словах, а на деле должно быть. Армия, народ и власть вместе. Народ и армия у нас как бы вместе. А отдельные чиновники, и очень немало, они пока живут сами по себе. И мы это, к сожалению, часто видим. Это должна быть монолитная рука.

Что касается Украины: части, которые уже перешли под крыло России, — они остаются российскими, здесь даже не обсуждается. А всё то, что будет дальше, вы знаете — мы на территории Украины воюем против мирового зла, против нацизма во всём мире, и останавливаться нам нельзя. Итог будущего Украины определяется в результате переговоров России — США и Китая, наверное, скорее всего. Я не готов ответить, будет ли левобережная и правобережная, будет ли вся Украина, либо её поделят. Опасно оставлять часть Украины под Польшей либо некую демилитаризованную зону, потому что это будет гниющий нарыв, который в итоге опять взорвётся. Корейский вариант здесь тоже не подходит. Об этом, наверное, знает наш Главнокомандующий. Скорее всего, цели корректируются, исходя из того, что дальше происходит. Но пока мы делаем с точки зрения политики всё очень грамотно и правильно.

Есть такое понятие, как инерционность. В мышлении людей нужно преодолевать инерционность. В экономике инерционность постепенно преодолевается. Нам нужно в мышлении людей и в системе управления преодолеть инерционность, исходя из той ситуации, которая есть. Но в том, что будущее у нас будет нормальное, я в этом не сомневаюсь. У нас колоссальные ресурсы, и наконец-то страна осознала, по крайней мере, элиты осознали, что мы должны быть не бензоколонкой и не страной-колонией, которая кого-то обслуживает. Мы действительно имеем право на свой суверенитет. Это сложно, но это возможно. Задача Президента сегодня — вот этот наш правящий клан олигархов поставить на место. Это серьёзные изменения должны быть в экономике, которые Президент, я смотрю, старается делать. Не всё пока получается, но для этого есть все предпосылки.

Беседовал Андрей Киреев

Первая часть интервью с Вадимом Колесниченко: