Падение: кто пойдёт дорогой Эво Моралеса

Меня всегда забавлял известный афоризм о том, что нет ничего более постоянного, чем временное. Ирония, конечно, весьма горькая – достаточно посмотреть на Донбасс, чтобы в этом убедиться. Но, тем не менее, звучит всё же занятно. Однако совсем не забавно другое: данное правило имеет и обратную силу тоже. И нет ничего более временного, чем постоянное.



У великого английского поэта Перси Биши Шелли (ушедшего очень рано, как многие другие великие поэты) есть стихотворение, в котором странник находит в пустыне древние руины, видит разбитую статую правителя и надпись на ней, гласящую, что нет пределов его величию в пространстве и времени. А вокруг пески, забвение и тишина.

Впрочем, примеры бывают и не настолько величественными.

Буквально на днях организованный извне государственный переворот смёл режим одного из самых стабильных и, казалось бы, непоколебимых правителей Латинской Америки – Эво Моралеса, президента Боливии.

Смёл, несмотря на то, что его социальная база была крепка, как бетон. И что ещё какую-то неделю назад не было ни малейших поводов подумать, что такое может случиться.

Ещё в начале этого месяца избранный на новый, уже четвёртый срок, он уверенно продлевал свои полномочия. Обвинения в фальсификациях, ставшие поводом для запуска беспорядков, по фактическому содержанию были смехотворны. В лучшем случае они касались того, в первом туре он победит или во втором.

Но всё развалилось за 48 часов.

Сначала не пойми откуда появились какие-то парамилитариос (происхождение которых ни у кого не вызывает сомнения), начавшие проводить акты насилия. А потом местные силовики организованно предали власть. После чего Эво Моралес не увидел другого выхода, кроме ухода. Не захотел гражданской войны.

Теперь Боливию в любом случае не ждёт ничего хорошего.

Очень похожая ситуация сейчас наблюдается в Венесуэле. Правда, там подобного кавалерийского штурма у «внешнего актора» не вышло. По вполне прозаичной причине: в отличие от Боливии, в стране покойного Уго Чавеса имелось некое народное ополчение, сам факт чего у многих умерил прыть.

Впрочем, не думаю, что для Николаса Мадуро это достаточно крепкая гарантия светлого будущего. Да и сам факт того, что Венесуэла держится – это, скорее, исключение. Опять же, там ничего ещё не окончено.

Уже сейчас с полной уверенностью можно говорить о том, что «розовая» или «левая волна», захлестнувшая Латинскую Америку в «нулевых», потерпела поражение. И столь бесцеремонное отстранение от власти самого стабильного и крепко стоящего на ногах её представителя является эффектной точкой в этом вопросе.

Эво Моралесу даже повезло: некоторые его коллеги и вовсе умерли, странным образом заболев раком практически одновременно друг с другом. Так или иначе итог во всех случаях был один: падение.

И здесь вполне резонными являются два вопроса – частный и общий.

Первый очевиден: в чём причина такого разгромного провала «левой волны» и столь сокрушительного успеха оранжевого сценария в её концовке? Но это, что называется, «в частности».

А «в общем» у нас другой вопрос: могут ли эти же причины быть не менее значимыми… не только для Латинской Америки.

Так вот, причина краха народных правительств новой волны по всей Латинской Америке одна. Большая и многогранная, но одинаковая.

Когда эти правительства приходили к власти, перед ними ребром стояла одна единственная проблема – несправедливое общество, порождающее нищету и безысходность. Но вот только решать её они взялись исключительно косметическими методами.

Это касалось всех. И Эво Моралеса в Боливии. И Уго Чавеса в Венесуэле. И Мишель Бачелет в Чили. И Рафаэля Корреа в Эквадоре. И левых президентов в Бразилии.

Все они старательно отделывались полумерами, вводя, порой, даже весьма существенные социальные послабления, но не трогая систему в целом. Всё это делалось при сохранении того же самого строя, порождавшего общественную несправедливость. По сути, они пытались внедрить в своих странах социалистические завоевания без социализма.

Будет ли для вас, к примеру, сюрпризом, что команданте Чавес даже не произносил слово «социализм», вечно называя то, что он возводит, как-то иначе? Неожиданно, да?

Следствием всего этого стало фактическое отсутствие у них внятной идеологии. Да, коллеги, вы сильно удивитесь, но все эти, эксплуатирующие образ Че Гевары, харизматичные латиноамериканские правительства были, по сути, безидеологичны. Если, конечно, не считать за идеологию сакраментальное «за всё хорошее против всего плохого».

Максимум они говорили о каком-то абстрактном народном благе.

Эво Моралес, кстати, был тем, кто это хоть как-то конкретизировал этот вопрос, да и то лишь потому, что решал проблемы угнетения и подавления предельно конкретной части населения – индейцев, как раз и составлявших обездоленный сегмент общества в его стране.

Все остальные, когда дело доходило до идеологического самоопределения, отделывались одними общими фразами. Не давая собственному народу чётких и внятных установок, не отвечая на ключевые вопросы: куда они движутся, что собираются делать и, главное, зачем. Ну, а коли так, то и истинного народного сплочения на более крепкой и постоянной основе, чем сиюминутные социальные интересы, достигнуто не было нигде.

И это не абстрактная проблема: ни в одной из этих стран не была создана не то что мощная партия, но и сколько-нибудь серьёзная политическая организация, способная мобилизовать массы и обеспечить стабильное развитие страны помимо правящего харизматичного президента.

Пример: смерть Уго Чавеса немедленно привела к дестабилизации страны, вверив её в руки не надёжной общественно-политической структуры, а не вполне удачного преемника. И здесь нет ничего странного: настоящих партий не бывает без прочной идеологической основы. А где ж её взять-то?

Ну, и стоит ли удивляться, что активно транслирующая идеологию внешняя сила смогла без проблем обнулить почти все левые правительства континента?

А теперь самый интересный вопрос: в какой степени всё это актуально для других частей света? Например, тех, что находятся на противоположном конце карты. Скажем, для страны, которая некогда была им всем союзником, а ныне находится в весьма сложных отношениях с мировым гегемоном, имея при этом куда меньше сил, чем раньше.

Ответ здесь абсолютно чёткий и однозначный: всё это распространяется на неё в полной мере. В той же степени, что и на злосчастные страны Латинской Америки. Даже несмотря на разницу в размере, географическом положении, потенциале, а также экономической и военной мощи. Потому что данные факторы, при определённых условиях, касаются любой страны в принципе.

Что ж, давайте не будем конкретизировать, а предположим, что у некой гипотетической страны официально нет идеологии. Причём, до такой степени нет, что это даже прописано в её гипотетической конституции. Но, при этом, имеется глубоко порочные государственные, экономические и политические институты. Воспроизводящие несправедливость. Продуцирующие фундаментальное неравенство.

И всё это (если отбросить пропагандистские заклинания, имеющие значимое место в этой абстрактной стране) от того, что есть в Латинской Америке, мало чем отличается. Такой же дикий капитализм. Который, за вычетом местного колорита, одинаков везде.

И вот всё это счастье не имеет даже идеологических костылей. Хоть как-то объясняющих гражданам, ради чего терпеть «тяготы и лишения», и сколько времени это делать. Ну, потому, что откуда им взяться, этим идеологическим костылям?

Выходит, перед оной гипотетической страной точно такая же проблема, как и в латиноамериканских пампасах – всё та же нарастающая общественная несправедливость, порождающая нищету и утрату веры в будущее. При этом существует мощный и агрессивный внешний фактор – ровно тот же самый, как и у стран Латинской Америки. Стремящийся её дестабилизировать с целью «раскулачивания» национальных богатств.

Нельзя сказать, чтоб мудрое руководство абстрактной страны ничего по этому поводу не предпринимало. Существует масса решений! К примеру, объявить государственной идеологией патриотизм. Ну, приблизительно так же, как было и в Латинской Америке. Как делал всё тот же Эво Моралес. Беда в том, что это делается тоже без всякой конкретизации. И точно так же в принципе не сопровождается решением главного вопроса. В ход идут всё те же косметические меры. Взамен же этого решения предлагается просто любить гипотетические берёзки (пальмы/баобабы/рододендроны – в общем, всё, что может расти в гипотетических странах). Оправдывая этой гипотетической любовью все пороки своего устройства. Более того – консервируя и сакрализуя их...

Любое государство, которое, прячась за безидеологическим статусом, отказывается решать фундаментальные вопросы своего общества, очень сильно рискует.

Насколько реально будет внешним силам идеологически вскрыть такое гипотетическое государство, как консервную банку, и, приложив некоторые усилия, организовать в нём переворот?

Я оставлю этот вопрос на ваше усмотрение, друзья.

Павел Кухмиров