О Севастополе ходит множество мифов и легенд. Есть истории, связанные с призраками Лазаревских казарм или с девочкой, которая ищет котенка, воспетой известным писателем Владиславом Крапивиным, есть рассказы о защитниках города во время Первой обороны Севастополя в 1854-1855 годах или Второй обороны Севастополя в 1941-1942 годах, а есть и мифы, созданные и культивируемые приблизительно в течение последних тридцати лет. О последних и пойдет речь в этой статье, а конкретно, о мифах, затрагивающих период 1941-1945 годов.
Казалось бы, у кого может возникнуть сомнение в том, что Севастополь – это город воинской славы? Тем не менее, нашлись люди, утверждающие обратное. Так, например, портал-иноагент «Крым.Реалии» еще в 2016 году опубликовал статью «Севастополь как город русской славы: миф и развенчание», в которой выдавал такие перлы:
«Нынешняя российская власть немало сделала для «сакрализации» и русификации Севастополя. Этому способствовали и российский Черноморский флот, и филиал МГУ, и пламенные воззвания к «соотечественникам» Юрия Лужкова — достаточно причин, чтобы россияне последние 25 лет продолжали считать Севастополь «своим».
Миф о «городе русской славы» скрепляет воедино времена Российской империи, Советского Союза, а с недавних пор — и Российской Федерации. Поэтому так важно со всей тщательностью подойти к его развенчанию».
Автор этого опуса ‒ некий Сергей Громенко, «кандидат исторических наук, крымский публицист и историк» ‒ подводит читателя к очевидной, по его мнению, мысли: российская власть «русифицирует» Севастополь, как только может, создает образ «русского города», чтобы и местные жители, и население остальной России приняло Севастополь как неотъемлемую часть РФ. Вот только он не учитывает, что для севастопольцев это не требуется. Жители города на протяжении многих десятилетий, вне зависимости от государства, в котором находились, жили в русском информационном и социокультурном пространстве. Причем пространство это было не столько привнесено «с материка», сколько создано на полуострове и в Севастополе в частности.
Топорная пропаганда «украинства», переписывание истории и нападки официального Киева на русский язык привели к тому, что Крым и Севастополь стали сопротивляться. В качестве примеров можно привести многочисленные митинги и акции протеста, проведенные в 90-х и 00-х годах. Некоторые из них были направлены на интеграцию с Россией (да-да, задолго до появления «вежливых людей», еще при ельцинском правительстве), на других акциях выдвигались требования расширения автономии в составе Украины, признания русского языка государственным, запрета на деятельность националистических организаций и так далее. Имя того же Юрия Мешкова, главы правительства Крыма и его первого президента, занимавшего активную автономистскую позицию и пережившего покушение, хорошо известно на полуострове.
Долгое время при этом Россия не реагировала на обращения крымчан и севастопольцев к ней, ссылаясь на то, что она не может вмешиваться во внутренние дела Украины. Более того, блок «Россия», который и представлял Мешков, выступал за независимость Крыма от Украины, российское гражданство для жителей Крыма и создание единой рублевой зоны с РФ, на что последняя предпочла не реагировать. Таким образом, «русскость» Севастополя выковалась в условиях националистического реваншизма в Украине и индифферентного отношения со стороны России, причем последнее начало меняться только в начале XXI века.
Почему именно в это время? Дело в том, что в 1999-2000 гг значительная часть российской олигархии объединилась вокруг Владимира Путина. Он выгодно отличался на фоне Ельцина, страдавшего алкоголизмом и растерявшего весь политический авторитет в глазах населения. За два президентских срока с 2004 по 2008 гг произошел передел влияния в среде финансовой «элиты» и правящего класса. Наиболее одиозные олигархи Березовский и Ходорковский были вышвырнуты с экономико-политического Олимпа, а на их место в «элите» пришли «силовики» ‒ военные, ФСБ, полиция. Они способствовали наведению порядка и становлению социально-политической стабильности, за что стали получать больше бюджетных дотаций, а многие военные офицеры впервые в истории постсоветской России стали полноправными членами российского правящего круга. Так, число «силовиков» в различных министерствах в 1993 году составляло 11,2%, а в 2004 и 2008 гг насчитывало уже 24,1% и 42,3% соответственно. Появление множества представителей силовых структур в государственных учреждениях привело к изменению внешней политики России, которая в скором времени обратила свое внимание на Крым и Севастополь.
Краткий экскурс в историю Севастополя после распада СССР здесь изложен не просто так, а для демонстрации того, как крымчане и севастопольцы боролись за свои права, за русский язык и историю задолго до событий 2014 года, особо не надеясь на помощь со стороны России, что напрямую противоречит тезису, изложенному в «Крым. Реалиях». А теперь пора перейти к «мифам», которые автор собрался «развенчивать» в своем опусе.
«Любое поражение всегда вызывает к жизни механизмы компенсации, которые позволяют побежденным легче справиться с полученной психологической травмой. Потеря Севастополя в результате англо-французского штурма в сентябре 1855 года не стала исключением. В конечном итоге лучшей «терапией» стала героизация процесса обороны вне зависимости от итогового результата», ‒ пишет автор далее по тексту. Подобного рода мысли озвучиваются в статье не только по отношению к военным конфликтам XIX века, но и к Гражданской войне, и ко Второй обороне Севастополя.
Чтобы проиллюстрировать «героизацию процесса обороны», автор ссылается на декабриста Михаила Бестужева, а именно, на его строки «Севастополь пал, но с такою славой, что каждый русский, а в особенности моряк, должен гордиться падением, которое стоит блестящих побед». Уникум, написавший сию статью, взял слова Бестужева и, не разобравшись в историческом контексте, объявил народное историческое сознание «психологической травмой». Мол, сдали Севастополь ‒ нечего тут гордиться и «русской славой» размахивать!
Вот только автору невдомек, что и Первая, и Вторая обороны Севастополя привели к определенным результатам для российской истории. Так, например, Первая оборона существенно вымотала противника в условиях материального и технического превосходства последнего, что позволило существенно смягчить итоги поражения России в Крымской войне. Вторая оборона во время Великой Отечественной войны, в свою очередь, существенно замедлила немецко-фашистскую армию, что в определенной степени стало причиной для срыва германского блицкрига и предпосылкой для дальнейшей победы СССР. И Первая, и Вторая обороны Севастополя существенно повлияли на историю не только города и Черноморского флота, но и всей России, а героизм защитников Севастополя позволил городу держаться максимально возможное количество времени ‒ вот что имел в виду Михаил Бестужев и те, кто были много после него, а не какую-то «психологическую травму».
Но автор на этом не останавливается, перейдя к разбору гимна. «Но в наиболее полном (и в подлинном смысле «каноническом») виде миф о Севастополе как «городе русской славы» раскрыт, как и следовало ожидать, в его официальном гимне… Но особенно замечателен припев, потому что в нем ярко раскрыты обе составляющие части мифа о «городе русской славы». Согласно припеву, Севастополь, во-первых, «неприступен для врагов», а во-вторых, «гордость русских моряков». Далее мы попытаемся понять, так ли уж был неприступен этот город, и одним лишь русским принадлежит гордость за него…
…город пережил еще три «малые осады», которые не попали в «канон» и не стали частью мифа о «городе русской славы».
1) Осада города немецкими войсками с 24 по 28 апреля 1918 года, защищающаяся сторона — красногвардейцы и матросы-черноморцы.
2) Осада города Рабоче-крестьянской Красной армией с 15 по 28 апреля 1919 года, защищающаяся сторона — французы.
3) Осада города Советской армией с 16 апреля по 9-12 мая 1944 года, защищающаяся сторона — Вермахт. Как вы наверняка помните, и в результате «больших» осад российская/советская армия уступила город врагу. В общем, во всех пяти битвах за Севастополь защищающая сторона не смогла его отстоять ни разу! Так что неприступность Севастополя существует только в строках гимна и воображении ура-патриотов, а в реальности город брал каждый, кто этого хотел».
Итак, автор утверждает, что в гимне написана неправда, Севастополь «неприступным для врагов» называть никак нельзя, потому что его «брал, кто хотел». Можно согласиться с тем, что город действительно был захвачен по итогу каждой из пяти оборон. Вот только песня «Легендарный Севастополь» была написана через девять лет после победы в Великой Отечественной войне, когда система обороны города была модернизирована, а в Балаклаве полным ходом велось строительство «Объекта 100» и «Объекта 820» ‒ подземного противокорабельного ракетного комплекса и ремонтного завода подводных лодок соответственно. В севастопольском гимне нет ни одного упоминания того, что «неприступность для врагов» относится к какому-то конкретному историческому событию. Быть может, имелось в виду то, что с новой обороной, учитывая ошибки прошлого, Севастополь СТАЛ неприступным? Но нет, автор до этого не додумался, предпочитая приплетать «ура-патриотов» где ни попадя.
Интересно также и то, что Громенко упоминает взятие Севастополя силами РККА в 1919 году и СА в 1944, когда город был оккупирован французами и нацистами соответственно. Вот только одним упоминанием дело не ограничивается: автор искренне недоумевает, почему они не попали в так называемый «миф о городе русской славы». Историк тактично умалчивает, что освобождение Севастополя в 1944 году ‒ это важная часть городской истории, которая не просто «попала в канон». Сорок пять тысяч человек были награждены медалями за освобождение Севастополя. Многие из этих людей впоследствии писали мемуары, которые издавались и в этом городе, и за его пределами. Освобождение Севастополя ‒ это общеизвестная часть истории, которую горожане помнят и которой гордятся.
Большее возмущение вызывает фраза автора «город брал каждый, кто этого хотел». За многовековую историю города в целом и за многомесячную историю Великой Отечественной войны в частности город не хотел взять только ленивый. Вот только получилось это пять раз за все время существования города, из которых дважды – во время ВОВ. Оборона Севастополя силами СССР длилась 250 дней, в ходе которой, по данным Совинформбюро, фашисты потеряли около 300 000 человек. Если после этого автор заявляет, что город «брал, кто хотел», то становится страшно за его психическое здоровье.
Теперь стоит перейти к разбору претензий автора касательно «русскости» Севастополя. Как утверждает публицист, «…поскольку Российская империя и Советский Союз были официально многоэтничными государствами, то и воинская слава Севастополя принадлежит представителям всех народов, принимавших участие в его защите». К этому тезису вопросов нет, он абсолютно оправдан.
Но далее автор пишет: «Как известно, в 1944 году украинцев в пехоте насчитывалось 22,27% при 16,56% от общего населения. Естественно, в начале войны (до оккупации Украины) ситуация была даже лучше. Следовательно, только половина защитников Севастополя и в 1854–1855 гг., и в 1941–1942 гг. была русскими, а минимум каждый четвертый, а то и третий был родом из Украины». «Вот такой он, «город русской славы»!» ‒ резюмирует историк.
И тут, на первый взгляд, придраться не к чему. Вот только еще в начале статьи автор напирает на то, что «город русской славы» ‒ это миф. С этим утверждением согласиться не получится. Никто не спорит, что в обороне Севастополя участвовали не только русские, но и украинцы, армяне, азербайджанцы и множество других народностей, населявших Советский Союз. Вот только утверждения «город русской славы» и «город русских моряков» не нужно воспринимать, как «город русской славы, и ничьей больше». Действительно, Севастополь ‒ это город русской, украинской и много чьей еще славы, а, применительно ко Второй обороне, Севастополь вполне можно назвать «городом советской славы».
Вот только, как уже и было сказано, «русскость» города проявилась не из-за прихоти правительства РФ и не из-за национализма местных жителей, а по причинам, описанным ближе к началу этой статьи: из-за конфронтации украинствующего официального Киева и севастопольцев, несогласных с действующей на тот момент государственной политикой. Следует отметить, что песня «Легендарный Севастополь» с соответствующей строчкой про «город русских моряков» стала официальным гимном города только в 1994 году, когда Севастополь находился в составе Украины. Автор вскользь упомянул этот факт, забыв, правда, рассказать о переделанном украиноязычном варианте гимна за авторством Мирослава Мамчака, где присутствует строка «белокаменная столица украинских моряков». Однако никаких претензий к украинскому варианту «Легендарного Севастополя» от историка-публициста нет и не предвидится.
У истории есть одна неприятная особенность: со временем она забывается. Очевидцев тех событий с каждым годом становится все меньше, рукописи, фотографии и кинопленки щедро разбавляются «творчеством» фальсификаторов и дилетантов. Кто-то придумывает небылицы исторического характера ради привлечения внимания к своему писательскому «мастерству», кто-то отрабатывает заказ, а кто-то продолжает поддерживать и распространять устоявшиеся мифы, что называется, по инерции, ранее узнав об исторических событиях в уже искаженном варианте. Севастополь времен Великой Отечественной войны точно так же мифологизирован. Медийные лица разного толка перемежают реальные исторические факты с собственными домыслами, создавая необходимую им картину.
Тем не менее, у жителей Севастополя есть возможность больше узнать о своем городе в один из самых тяжелых для него периодов. Для этого необходимо сделать три вещи. Во-первых, использовать критическое мышление, подвергая внутреннему анализу всю увиденную, услышанную и прочитанную информацию исторического характера. Во-вторых, узнавать об источнике подаваемой информации, ведь зачастую важна не сама информация, а то, кто ее распространяет. И в-третьих, не лениться обращаться к первоисточникам, которые можно найти в музеях и библиотеках. Кроме того, зачастую полезно общаться со старшим поколением ‒ ветеранами или детьми войны, которые лично застали те события, о которых и говорится в этой статье. Это три главных принципа, которые позволят любому человеку эффективно сопротивляться мифологизации своего города.
Напоследок следует напомнить о существовании поста №1 напротив площади Нахимова в центре города. Там на барельефе изображен воин-защитник Севастополя, отразивший две атаки и павший от третьей. Здесь же нанесены имена погибших защитников города и названия бригад, частей, соединений. В Севастополе признают, что город был взят, но также помнят и о том, что любой враг, захватывавший его, долго в нем не продержался. Противник, будучи в Севастополе, неизбежно погибал: от диверсий партизан, от рук обычных местных жителей, от защищающихся до последнего патрона разрозненных подразделений, отказавшихся от эвакуации. И спустя время его, изможденного, неизбежно выбивало подкрепление. Именно поэтому город и был назван «неприступным для врагов»: захватить его сложно, но возможно, удержать и подчинить ‒ нет.
