23 февраля 2014 года севастопольцы вышли на улицы своего родного города, чтобы спасти его – и вошли в Историю. Разумеется, в тот момент они ни о чем таком особо истории не думали, разве что об истории в значении  прошлого.

Великое Прошлое, действительно, криком кричало, что нельзя отдать город оккупантам и головорезам. Будущее было крайне туманно. Осязалось и мотивировало в первую очередь настоящее.

Люди, делающие шаг в историю, обычно о нем и думают. Не размышляли о славе и грядущем гордом звучании их подвига ни триста спартанцев, ни Александр Матросов, бросаясь на амбразуру, ни Алексей Маресьев, впервые садясь за штурвал боевого самолета без ног. Триста (на самом деле на порядки больше) севастопольцев, бросаясь на вражескую амбразуру, тоже не рассуждали о том, что и после казавшейся еще призрачной победы им, вполне вероятно, будет не легче, чем Маресьеву без ног за штурвалом.

Была амбразура – и были они, третьего члена в формуле не наблюдалось. Они бросились, закрыли, выжили и победили.

Великий русский мыслитель Вадим Цымбурский в свое время удивительно точно подметил и обозначил связь «триумфа» и «распада», которая, как он считал, не только заложена в основу европейской поэтической традиции благодаря троянскому эпосу (глубоко погруженный в него благодаря основной научной специальности, Вадим Леонидович писал: «Победа над Троей выкуплена у богов ценой уничтожения самой греческой цивилизации»), но и составляет глубинный смысл всей европейской культуры. После любой крупной победы, будь то спорт, война или политика, крайне сложно одержать следующую, мешает морально-умственная демобилизация или банальный упадок сил. Более того, даже ровная умеренная стабильность порой на фоне недавнего триумфа кажется чем-то сродни поражению, а мысль материальна, и дальше следует уже настоящее безусловное поражение.

Увы, с чем-то подобным после своей Большой Победы пришлось столкнуться и севастопольцам, да и крымчанам в целом.

В институте у меня был друг-однокурсник, на тот момент, пожалуй, лучший, из хорошей семьи и с определенными родовыми предпосылками к нигилизму. Вместе с ним мы страдали юношеским либерализмом головного мозга, затем, после института, продолжали общаться. Он карьерно дорос до начальника PR-отдела в крупной известной компании и еще раньше, чем я, вроде бы излечился от либеральных поветрий, став если не патриотом, то лояльным конкретной власти человеком. Однако эпохальные события Русской Весны сорвали тонкую наросшую корку адекватности, обнажив прежнюю несъедобную кашу, еще и, пропорционально эпохальности, прибавившую в несъедобности.

В ночь после мартовского референдума я на Фейсбуке выложил видео с толпой крымчан, радостно поющих гимн России. В комментарии пришел упомянутый персонаж и у нас с ним произошел характерный диалог.

Он (с обильно выделяющимся из букв и пробелов пафосом): Какой позор.

Я: Друг мой, ты побелоленточнел?:-(

Он: Нет, я просто нормальный человек)

Я:  Все нормальные русские люди радуются восстановлению исторической справедливости, это настолько очевидно, что даже не вижу здесь предмета для спора.

Он: ну вот и хорошо :)

Я: Вот и я о том же.

В последующие месяцы он публиковал свои репортажи с московских либерально-заукраинских «маршей мира», выкладывал фотографию Шендеровича, Макаревича, А.Бильжо и Л.Рубинштейна с подписью «счастлив, что живу с этими людьми в одно время. И что с некоторыми из них даже немного знаком лично». Стало ясно, что при гипотетической нашей с ним новой встрече дружеский разговор вряд ли сложится, но, на счастье, он сам снял с повестки предмет размышлений на сей счет, уехав на ПМЖ в одну ближневосточную страну.

Но это, по крайней мере, человек, вставший в неприятельские ряды с подкупающей открытостью и искренностью . А как быть с теми, кто по долгу службы вроде бы должен быть друзьями страны и слугами народа, по факту же ведет себя как оккупант? Российский «материк» за почти четверть века если не привык к ним, то перестал особо удивляться.

Для Севастополя, свободного и самолюбивого при любой юрисдикции,  они стали неприятным открытием.

Пришлые чиновники, ведущие себя как зондеркоманда. Откровенно и нескрываемо вредительские решения, имеющие, кажется, лишь одну цель – разрушить город и деморализовать горожан. Судебный и административный накат на несогласных. Избранный, мягко говоря, не без помощи разных ухищрений и фокусов губернатор, ожесточенно воюющий с избранным прозрачно и честно парламентским большинством. Запредельная по гнусности прогубернаторская пресса, умудряющаяся шельмовать своих жертв с помощью приемов типа следующего – надергать из разных предложений в разных высказываниях жертвы, допустим, слова «на Украине», «было» и «лучше», слепить их и радостно возопить «ааа, на Украине было лучше?!».

Все скверное, что было до 2014 года, включая оказавшиеся вполне востребованными кадры «Партии регионов», вступило в плодотворный всепоглощающий симбиоз со скверной нового времени и обстоятельств. И пятилетие Дня народной воли Город встречает в борьбе с этим жутким симбиозом. Борьбе, отмечу, небезуспешной. Небезуспешной и отмеченной одним очень важным фактором. От Украины осталось много старых проблем, с российского материка пришло много новых. Это правда. Можно найти сотню показателей, по которым в России дела не лучше, а то и хуже, чем на Украине (экономлю специально обученным «журналистам»-фальсификаторам силы, которые они тратят на склеивание фраз из отдельных слов).

Но есть главный показатель – Россия это Родина, а не оказавшаяся под пятой шовинистов-русофобов чужбина.

Собственно, и большинство земель в  «международно признанных границах Украины» это наши земли, населенные нашими людьми, и мы их обязательно спасем и вернем, разобравшись с собственными невзгодами. И авангардом этого  коллективного русского «Мы» будут как раз Севастополь и севастопольцы. Город-государство, которому странной и дикой кажется внезапно вспыхнувшая в Интернете дискуссия о возможности оправдания генерала Власова. Есть Отечество – и есть враг-оккупант, их разделяют не только овеществленные баррикады, границы и окопы, но и полоса на уровне сознания, преодолеть которую нормальному человеку еще сложнее, чем физически перебежать линию фронта.

А то, что в Отечестве большие проблемы с превосходительствами, высокородиями и высокоблагородиями…Отличать одно от другого севастопольцы умеют не хуже, чем Отечество от бесчеловечества. И нас на материке могут поучить.

Пять лет назад Севастополь бросился на казавшуюся непреодолимым препятствием амбразуру, за которой маячила Россия. Теперь уже Россия с надеждой смотрит на свой родной островок Свободы, его барбудос и его клич «Родина или смерть!».

Роли меняются, но главное, что остается и за последние пять лет лишь окрепло, это понимание скованности одной цепью и целью и осознание единства будущей Победы. Которая, впрочем, еще очень далека и приблизить которую можно, лишь преодолевая препятствия и закрывая огневые точки с двух сторон.

Станислав Смагин