Вопрос о договоренности революционного Севастополя с Майданом не рассматривался даже гипотетически

РI начинает серию материалов, посвященных годовщине Русской весны. Она началась 23 февраля в Севастополе, когда на площадь Нахимова вышли тысячи горожан, заявивших о категорическом нежелании оставаться в составе Украины после совершенного в Киеве государственного переворота, в ходе которого к власти при поддержке Запада пришли радикальные националисты.

Этот день хотят отмечать в городе-герое не только как общероссийский День защитника Отечества, но и как День народной воли.



Один из участников тех героических событий – депутат Законодательного собрания города Севастополь Вячеслав Горелов уже в марте 2014 года решил составить хронику событий годичной давности: итогом работы его и его коллег стала коллективная монография ««Чегевара прилетает утром…» Воспоминания сепаратистов» (Севастополь, 2015).

Ее презентация состоялась в здании РИА-Новости в минувшую пятницу 20 февраля 2015 года. Хотя события того времени в книге изложены довольно подробно, за ее рамками остались некоторые идейно-психологические аспекты: в какой момент борьба против киевской - анти-российской - революции обернулась собственной – про-российской - революцией, Русской весной? И почему обе эти революции не шли вместе – против одинаково не принимаемого ими режима? Вероятно, причина состояла в том, что в Крыму и Севастополе с самого начала понимали, что Майдан нацелен не столько против Януковича, сколько против России и против тяготеющих к России регионов Украины. Именно этот непростой вопрос мы и хотели обсудить с первым летописцем Русской весны в Севастополе.

Борис Межуев: Расскажите, пожалуйста, что Вы помните о 21 – 22 февраля 2014 года. Ваши ощущения? Что Вы думали о киевской власти, переставшей быть властью? Чувствовали ли Вы, что Крыму и Севастополю грозит опасность? Насколько реальны были слухи о «поездах дружбы», которые сторонники Майдана направляли в неподчинявшиеся региональные центры? Мог ли такой «поезд дружбы», по Вашему мнению, оказаться в Крыму и Севастополе?

Вячеслав Горелов: О событиях 21-22 февраля подробно написано в книге «Чегевара прилетает утром…». О том, что я думал об этой власти – тоже, причём в процессе написания очерка, который дал название всей книге, я несколько раз и в разных аспектах излагал свои мысли по поводу. О «поездах дружбы» – это были не слухи. Среди нас был хорошо информированный человек, и на совещании в ночь с 25 на 26 февраля он сообщил о том, что движение националистов из Киева в Крым уже началось. Теоретически такой «поезд дружбы» в Севастополе оказаться мог, практически – вряд ли. Был придуман весьма оригинальный способ, чтобы на несколько часов полностью остановить железнодорожное движение. Это позволило предотвратить вторжение националистов в Крым.

Борис Межуев: Была ли готова местная региональная власть оказать сопротивление националистам?

Вячеслав Горелов: Региональная власть в лице чиновничьего корпуса вряд ли была способна оказать им сопротивление. Вопрос о том, как повели бы себя силовые структуры Крыма и Севастополя, для меня остаётся открытым. Не знаю.

Борис Межуев: Каково было отношение конкретно к Януковичу в Крыму и Севастополе?

Вячеслав Горелов: Нужно разделять отношение к Януковичу до Майдана, во время и после. Отношение «до» было таким: донецкие рулят. Мой товарищ мне однажды пожаловался, что пришельцы с материка отжимали бизнес у крымских бизнесменов, действуя по полному беспределу. Было ощущение, что придя, наконец, к власти, Янукович дал своей команде карт-бланш на обогащение и растерзание страны, как будто они ворвались в покорённый город. Разница состояла только в том, город отдавался «на поток и разграбление» на три дня и три ночи, а украинский олигархат рвал страну на части несколько лет. Отношение большинства крымчан и севастопольцев к Януковичу во время Майдана можно охарактеризовать одним словом: «тряпка». Президент осуществлял властные полномочия, он обязан был навести порядок в Киеве, не допустив эскалации насилия, поджогов и смертоубийства. Отношение к Януковичу после Майдана – безразличие.

Борис Межуев: На Ваш взгляд, почему, несмотря на распространенное отрицательное отношение к этому человеку, будущие сторонники «крымской весны» не оказались в рядах майданного сопротивления?

Вячеслав Горелов: Будущие сторонники «крымской весны» частично были в рядах майданного сопротивления. Мне известно, что некоторые жёны и матери сотрудников спецподразделения «Беркут» были в Киеве и обеспечивали тылы: готовили пищу, подвозили сигареты и тёплую одежду, поддерживали морально. Но массового движения из Крыма в Киев на майданное сопротивление, насколько я знаю, не было.

С чем это связано – сказать сложно. Возможных причин несколько. Первая – память о том, как Янукович «слил» подмогу из шахтёрского Донбасса, которая поездом приезжала к нему на первый Майдан в 2004 году. Вторая – пусть Киев сам решает свои проблемы. Если бы горожане в трёхмиллионном городе захотели и самоорганизовались, они бы Майдан помножили на ноль за полчаса даже без поддержки «Беркута». Вместо этого они носили майдаунам пирожки, чай и домашнее варенье, и наблюдали, как понаехавшая западенская и хуторская гопота, не ценящая городскую среду и культуру, уничтожает Крещатик. Наверно, есть и иные причины, в числе коих – полуостровная психология. С этим нужно разбираться отдельно методами социологии, но боюсь, что уже поздно: опрос, выполненный сегодня, по истечении года, вряд ли можно корректно экстраполировать на зиму 2013-2014 годов даже при репрезентативной выборке.

Борис Межуев: Понимали ли активисты «русской весны» в Крыму, что движение в сторону евроинтеграции влечет за собой окончательный разрыв Крыма с Россией?

Вячеслав Горелов: В Крыму – не уверен, а в Севастополе понимали. В ноябре 2013 года будущие активисты «Русской весны» организовали сбор подписей под обращением к депутатам Нахимовского, Балаклавского, Ленинского, Гагаринского районных советов, городского Совета и народным депутатам Украины города-героя Севастополя, в котором содержалась просьба от имени Севастополя обратиться к Президенту всея Украины воздержаться от подписания соглашения о Евроассоциации.

В обращении, в частности, были такие слова: «Что это (евроинтеграция – В.Г.) означает для Севастополя? Это означает, что даже гипотетические надежды на интеграцию с Россией, которыми жили севастопольцы все эти годы, безвозвратно уходят. Это означает, что русские по мироощущению и духу люди теряют последнюю надежду обрести Родину на собственной земле, с которой их связывают могилы предков». Если бы Президент проигнорировал это обращение, депутатам предлагалось сложить мандаты.

Был проведён брифинг для севастопольцев и журналистов, на который были приглашены ведущие российские телеканалы, которые материал отсняли, но в эфир он не пошёл. Депутаты на обращение не ответили, мандаты не сложили. Документ подписали 69 севастопольцев, а потом, уже через интернет-голосование, ещё несколько сотен. До второго Майдана в Киеве оставалось несколько недель.

Борис Межуев: Была ли надежда договориться с Майданом до и после его окончательной победы?

Вячеслав Горелов: Вопрос о договорённости с Майданом не рассматривался даже гипотетически.

Борис Межуев: Назовите, пожалуйста, время начала «русской весны» - точное время и место. Это Севастополь или Симферополь?

Вячеслав Горелов: Митинг был назначен на 16 часов, но задержался примерно на 15 минут. Поэтому точное время начала «Русской весны» – 23 февраля 2014 г., 16 час. 15 мин. Точное место – площадь Нахимова, город-герой Севастополь.

Борис Межуев: Какую роль в этом движении играли бойцы подразделения «Беркут»?

Вячеслав Горелов: Подробно и точно ответить на этот вопрос не смогу. В Координационном совете я в основном занимался информационно-аналитической работой. Как говорят в подобных случаях, «где родился, там и пригодился». Но знаю, что именно бойцы севастопольского спецподразделения «Беркут» заблокировали дороги, ведущие в Крым, на Перекопе и Чонгаре. Добавлю, что к бойцам «Беркута» отношусь с величайшим уважением. То, что эти ребята выдержали в Киеве, когда в них летели булыжники и бутылки с зажигательной смесью, не поддаётся моему осмыслению. Почему кинематографисты до сего дня обходят эту тему стороной? Почему не снят фильм о судьбе бойцов «Беркута»? Это же герои. Если мы хотим воспитывать молодёжь в антифашистском духе, кто ещё может служить для этого лучшим идеалом? И не важно, кого или что защищал «Беркут» на Майдане. Важно то, что это – истинный пример исполнения своего долга.

Борис Межуев: С 22 по 27 февраля мало кто из москвичей предполагал, что Россия придет на помощь восставшим Севастополю и Симферополю, Крыму в целом. Были ли уверены активисты «русской весны» в помощи со стороны России? Какой помощи они ожидали?

Вячеслав Горелов: То, что в Москве на бытовом уровне не предполагали, придёт ли Россия на помощь, вовсе не означает, что Россия оставалась равнодушной. После митинга 23 февраля я написал своим друзьям в Москву, что мы власть в городе взяли, а теперь начнётся самое тяжёлое: её надо удержать.

В тот же вечер, в 23 час. 32 мин., я получил ответ от одного из журналистов: «Насколько я знаю, идёт погрузка войск в Новороссийске с отбытием на Севастополь».

Это косвенно подтверждали и наши, местные, источники. Например, СБУ-шники сообщали, что корабли из Севастополя выходят налегке, а возвращаются с осадкой выше грузовой ватерлинии, и спрашивали у некоторых будущих «сепаратистов», не известно ли нам что-либо об этом (техника работы украинских спецслужб иногда изумляла!) В ответ «сепаратисты» включали дурочку.

Вместе с тем твёрдой уверенности в том, что Россия нас услышит, действительно поначалу не было. 25 февраля в город приезжал депутат Госдумы Леонид Слуцкий. Я не был на встрече с ним, но мне рассказывали, что она была разочаровывающей. Проблеск надежды появился лишь после выступления на площади Нахимова депутата Госдумы председателя политической партии «Родина» Алексея Журавлёва днём 26 февраля. Его выступление по формулировкам было весьма аккуратным, но уже расставляло многие точки над i.

Борис Межуев: Было ли у участников тех событий ощущение, что они являются участниками новой русской революции или они все-таки чувствовали себя защитниками попранного конституционного порядка?

Вячеслав Горелов: Сложно отвечать за всех активистов «русской весны», могу сказать о себе. Я вообще никакого юридического отношения к попранному конституционному порядку на Украине не имел. У меня было российское гражданство, и в этом смысле на события в Киеве я смотрел как бы стороны: это не моя страна, её Президента я не избирал, и в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Если же рассуждать общефилософски, то зачем активистам и участникам новой русской революции нужно было защищать попранный в Киеве конституционный порядок? Его не защищать надо было, а воспользоваться правовым вакуумом, который возник после нелегитимной смены власти.

Здесь надо понимать следующее: это был первый (реальный) и, скорее всего, последний исторический шанс вернуться в Россию.

Могу поделиться интересным, на мой взгляд, наблюдением. Между киевским и московским временем в зимние месяцы зазор в один час. Восемь-десять лет тому назад Севастополь встречал Новый год в основном под бой кремлёвских курантов: звуки петард и салютов на улицах были в разы ярче и многочисленней, а в киевскую полночь салютовали вяло, как бы для приличия. В последние три-четыре года я с тревогой вслушивался в звуки новогодних салютов: более интенсивной пальба была уже под звуки того «жизнеутверждающего» гимна, первая строчка которого содержит упоминание о смерти. Это означало, что в активную жизненную фазу постепенно приходило поколение, выросшее в том Севастополе, который входил в состав страны со столицей в Киеве. Иными словами, за четверть века школьное и вузовское образование, СМИ и прочее украинство стали постепенно перетягивать на себя сознание молодых севастопольцев. Недаром ведь говорят, что «жернова истории мелют медленно, но верно». Думаю, ещё пять-семь лет, максимум восемь – и поднять людей на массовый пророссийский мятеж стало бы намного сложней.

Борис Межуев: Чувствовал ли тогда и чувствует ли сейчас Крым и Севастополь родственные связи с борющейся Новороссией, Донецком и Луганском?

Вячеслав Горелов: Тогда не чувствовал, потому что борющейся Новороссии ещё не было. Сейчас – да, чувствует. И дело не в том, что мы отправляем гуманитарную помощь. Моя жена украинка, родом из Андреевки, что близ Бердянска. Там у неё похоронены родственники, мы каждую весну, а порой дважды в год выезжали, чтобы привести в порядок могилы. Вряд ли когда-либо окажемся там, если не победит Новороссия и свои границы не распространит на Запорожье: к севастопольцам там отношение сейчас скверное, это отношение как к предателям (как бы странно это ни прозвучало), а она уже воспринимается как севастопольчанка, тем паче жена «сепаратиста». Поэтому одну её я в Андреевку не отпущу, а мне самому въезд на Незалежную заказан. Иногда звоню преподавателям, это муж и жена, которые многие годы учили меня английскому и французскому. У них в Горловке родственники. Переживаем за них.

Борис Межуев: Не сыграло ли несколько негативную роль в последующем развитии событий отсутствие налаженного взаимодействия крымчан и севастопольцев с жителями Донбасса в самом начале русской весны?

Вячеслав Горелов: Мне кажется, правильной была бы иная постановка вопроса: не возникает ли у активистов «русской весны» чувства ответственности за кровавые события в Одессе, в Мариуполе и на Донбассе? У меня – не возникает. Как сказал Велимир Хлебников, «свобода приходит нагая», и как поступать воинам – ударять ли рукой «по суровым щитам» или молчать стыдливо и униженно, отдавая своих жён на поругание, а домашние очаги – на уничтожение, должны решать воины и только они. Жители Донецка и Луганска выбрали путь воинской славы. И уже сейчас понятно, что воюющая Новороссия – это героический форпост Русского мира.

Борис Межуев: Иногда возникает ощущение, что восстание на Донбассе и восстание в Крыму представляют собой два разных исторических феномена. Насколько оправдано это ощущение?

Вячеслав Горелов: Протест и в Крыму, а на Донбассе инспирирован русофобской политикой новоиспечённой киевской власти. Давайте вспомним, как изгалялась эта власть над здравым смыслом в первые же дни после свержения Януковича. Возникало ощущение, что депутаты Верховной Рады начали срочно соревноваться друг с другом в том, кто из них сильнее ненавидит Россию. Был отменён даже тот закон (Кивалова-Колесниченко), который предоставлял хотя бы эфемерные права русскому языку. И сразу стало понятно, в каком направлении будут далее развиваться киевские процессы и куда будут забиваться следующие гвозди. Ощущение того, что процессы в Крыму и на Донбассе представляют собой разные исторические феномены, обусловлено, скорее, тем, что эти процессы пошли по разным сценариям. Но первопричина их – одинакова или почти одинакова.

Борис Межуев: Каков потенциал «русской весны» для культурного, социального, экономического обновления самой России? Как он задействован? Не упущен ли он? Как он должен быть задействован?

Вячеслав Горелов: Потенциал переоценить сложно. Он гигантский. Это – отдельная и большая тема. Но задействован он пока, по истечении почти года после воссоединения Крыма и Севастополя с Россией, абсолютно недостаточно. Думаю, что тому есть несколько причин. Например, необходимость до конца 2014 года решить массу вопросов по переходу Крыма и Севастополя из одного, украинского, пространства (финансового, экономического, правового и т.п.) в другое – российское. Это были задачи первого приоритета, и сил на их решение, региональных и федеральных, было потрачено изрядно. При этом поучиться было не у кого: новейшая история не содержит прецедентов, учитывая которые, можно было бы избежать ошибок. Вторая причина - тяжеловесность бюрократических механизмов и наше собственное непонимание «византийских» властных коридоров.