Крым уже под санкциями — можно экспериментировать

Во всех своих бедах виноваты мы сами, уверен шеф-редактор проекта СОНАР-2050 Семён Уралов — политолог по роду деятельности, филолог по образованию и социолог по образу мыслей. Но лелеять обиду на прошлое и вину за настоящее нет времени: нужно срочно поднимать производство, не скупердяйничать, если речь идёт об образовании, и не корчить из себя белоручек, когда надо думать об общем благе и безопасности страны.

— Семён Сергеевич, вы сейчас известны как шеф-редактор проекта СОНАР-2050. Правильно ли я понимаю, что вы пытаетесь предсказать будущее России в 2050 году?

— СОНАР-2050 — это попытка спрогнозировать не только развитие России, но и то, к чему придёт континент Евразия. Предмет нашего анализа — союзное государство России и Беларуси.

Мы исходим из того, что Россия — это такая историческая форма, которая полноценно может себя реализовать только в союзе, под знаком монархии или социализма — не имеет значения. Мы не ставим знак равенства между Россией и Российской Федерацией: РФ — это наибольшая историческая часть. Границы же полноценные России простираются там, куда хватит фантазии, воли и исторического момента.

— Почему союз именно с Белоруссией?

— Потому что, по мнению аналитиков нашего проекта, именно этому союзу предстоит стать ядром нового союза в Евразии. Уже сегодня этот союз становится привлекательным для азиатских, южноамериканских и африканских стран.

Экономики наших государств испытывают схожие проблемы: традиционные источники дохода от экспорта уже не покрывают государственные расходы. Социальная сфера требует дотаций, а цены на сырьё стремительно падают. Товары с высокой добавленной стоимостью не выдерживают конкуренции с производителями из Китая и Юго-Восточной Азии, а доступ к мировому рынку капитала прикрыт санкциями.

С другой стороны, народы России и Белоруссии связаны общей историей и общими союзными целями.

— А почему заглядываете именно в середину XXI века?

— Потому что одно поколение — 25–30 лет — это то, что ещё можно спрогнозировать. Всё, что дальше, уже сложнее поддаётся пониманию. Вот задайте вопрос человеку в 1985 году: «Крым — наш?». Он бы ответил: «Да он и так наш». Потому что тогда ещё был Советский Союз. А вот для людей в 2005 году всё выглядело уже по-другому.

— Тогда, если заглядывать через 30 лет, каким вы видите будущее страны?

— Я выделяю несколько основных трендов, которые будут актуальны к 2050 году.

Тренд № 1: принципиально другое потребление и производство, переход от массового к индивидуальному. Раньше гонялись за потребителем, пытались привлечь рекламой, дешевизной, современные технологии позволяют индивидуализировать товар под человека. То есть ему уже не нужно будет гоняться, он сможет заказывать и получать сделанное «под себя». Отсюда первый вызов будущего: что производить?

С этой точки зрения у России открываются огромные возможности, как ни странно, нефтяные. Посмотрите на окружающий мир: почти всё состоит из пластика и продуктов нефти. Если мы освоим в первую очередь производство, мы сможем совершить экономический рывок. Если нет, то опять присядем на сырьевую иглу, а осваивать будут китайцы. Ведь основная проблема России, и не только России, — зависимость от гражданских технологий.

С чего начиналась история с Крымским мостом? С того, что нужны корабли специальные. Своих не оказалось, западные — под санкциями, пришлось брать китайские. Пока мы катастрофически отстаём от наших конкурентов, нам критически необходимо откуда-то заимствовать технологии.

По доброй традиции, заложенной Петром I, мы привыкли черпать их в Евроатлантике. Но центр цивилизации последние 20 лет постепенно перетекает в Юго-Восточную Азию. И наша задача — не прощёлкать: если мы превратимся в тот же ресурсный придаток, только не Европы, а Азии, ничем хорошим это не закончится.

С другой стороны, у России открывается целый спектр возможностей, потому что географически мы граничим и со старым центром развития, где находятся наши старые столицы и основные торговые пути, и с новым центром развития.

Тренд № 2: массовая роботизация. Так много людей, как раньше, уже не нужно для производства. Фактически мир начинает сталкиваться с проблемой лишних людей. Вопрос — куда их обернуть?

Города распухают, государство борется с этим, увеличивая количество чиновников, ненужных, по сути, и вместо одной нормальной зарплаты платит пять маленьких, потому что не понимает, что делать с людьми. Отсюда вызов № 2: у нас будет высвобождаться огромное количество ненужных людей, и их нужно переподготавливать. И если мы не начнём делать это уже сейчас на перспективу, то у нас будет катастрофа!

Пример: уже лет через 10 почти вся техника будет беспилотная. Уже сейчас есть беспилотные экскаваторы для карьеров, беспилотные тракторы, комбайны. Так почему не начать готовить, к примеру, операторов дронов? Это уже сейчас более актуально, чем то, как переключать передачи.

И тренд № 3: так называемое поколение Y, поколение людей двухтысячных, которые сейчас выходят на арену. Это люди с совершенно другим мышлением, которым, например, не нужны личные автомобили или личные квартиры, потому что всё можно взять в аренду. Расширение IT-возможностей подразумевает, что человек со своим ноутбуком может жить где угодно.

Это, кстати, очень отражается на рынке труда: к примеру, лет 10 назад репортёр в Москве был человеком востребованным, а сейчас это всё отдают на аутсорс в регионы. А какая разница? Все события происходят в онлайне, и человек, более или менее знакомый с темой, может написать об этом откуда угодно. И такому человеку всё равно, где жить. Всё, что ему нужно, — безопасность, высокоскоростной интернет и возможность путешествовать. И в этом смысле Крым — идеальное место.

Другой пример: самыми оплачиваемыми блогерами сейчас являются те, кто занимается обзорами видеоигр. Они зарабатывают до нескольких сотен тысяч рублей в месяц — хотя, казалось бы, просто сидят, играют в компьютерные игры и с шутками что-то рассказывают.

Я это всё к тому, что экономика кардинально изменится. И вопрос в том, насколько подготовленными мы к этому подойдём, потому что то, что есть у нас сейчас, во многом архаично, и реалии не соответствуют вызовам. Вот эти три тренда будут нас определять, и наша задача — сделать правильную ставку на развитие.

России, на мой взгляд, нужно возглавить эту реиндустриализацию. Ту экономику, которую мы отдали Западу, нужно начинать национализировать — и в этом смысле Крым, как по мне, должен быть впереди планеты всей. Всё равно же уже под санкциями — какая разница?! Можно экспериментировать.

— Что вы имеете в виду под «экспериментировать»?

— Смотрите: нахождение под санкциями — это, в первую очередь, ряд финансовых ограничений. Это, соответственно, позволяет проводить самые смелы опыты.

Например: Крым в нынешних условиях, я считаю, должен стать зоной оборота криптовалют. Ничто не мешает. То, что во многом находится вне закона в рамках мировой экономики, Крыму неважно: сами же нас отрезали от процессинговых центров — вот и не будете видеть, какие бабки здесь оборачиваются. Дело не в генерации, а именно в банковском деле — предоставлении расчётных счетов, обеспечении и, таким образом, обороте этих спекулятивных денег, но в своих интересах.

Островные оффшоры появлялись по такой же схеме — Виргинские острова, Кипр.

Да, деньги эти, как правило, грязные, но какая разница, если под санкциями? Давайте сделаем здесь криптобиржи и будем оборачивать средства тех же американцев. Пусть их сомнительные деньги работают в наших интересах. А что они нам сделают? Они сами сделали нас невидимыми! Зато кто первый на тренд сел, тот больше всех и получил.

Или вопрос с той же зоной казино. В Крыму поговорили — и не сделали. А в Краснодарском крае уже вовсю развернули. Как и в Белоруссии: границу переезжаешь — и казино, казино, казино. А в пятницу вечером — чартеры из Москвы в Минск. Это, с одной стороны, не очень корректный бизнес — но мир так устроен. И таких возможностей упущено очень много.

— Вас за такие смелые предложения как часто критикуют?

— Регулярно. Причём критика у нас идёт с двух направлений. Первая, которую мы кардинально не принимаем, — политическая, со стороны либерально-западнического взгляда на будущее, взгляда тех, кто определил, что Россия — это сырьевой придаток и наша задача — добывать ресурсы и не задавать вопросов. Мы такое отметаем однозначно, потому что считаем такую позицию пораженческой.

Производство нужно усложнять, это самая главная задача, потому что мы утратили базовые навыки: чем больше народ производит всего, начиная с кресел и заканчивая космическими кораблями, тем талантливее этот народ. И тех, кто хочет нас загнать только в ресурсопроизводящую нишу, мы считаем вредителями.

Второе направление критики — по конкретным позициям. Например: есть такие, кто считает, что будущее за дистанционным образованием. Мы говорим — нет! Фактор учителя — ключевой, и никакое телеобразование и скайп-уроки не заменят учителя. Вопрос в том, как сделать эту работу массовой.

К примеру, есть школы, а есть частное учительство — это же можно интегрировать в систему. А у нас интегрировать — значит, заставить репетиторов платить налоги. Да при чём тут это? Это, наоборот, должна быть свободная профессия. Хочешь учительствовать — вперёд, поможем! А вот помогать уже можно с помощью гаджетов и технологий.

Вот вокруг этого и проходит основная нить споров с оппонентами: как интегрировать современные технологии. Кто-то говорит, что это ведёт нас в новое Средневековье. Я так не считаю. Технология — это инструмент: как его используешь, такой и результат получишь.

— Вот вы анализируете экономику — а у нас всё о политике разговаривают. И всё больше о том, что России не на кого опереться, что все предатели или враги. Так ли это сейчас? И как, по-вашему, будет в будущем?

— Я не считаю, что нас кто-то предал. Мы предали сами себя. У меня есть родственники во всех уголках Советского Союза, и я очень хорошо помню, как все обсуждали, как они друг друга кормят.

Наше предательство — это вот этот эгоизм, когда все начали мериться кормёжками. Но мы же сами демонтировали систему коллективной безопасности — Варшавский договор. Мы сами собрались в Беловежской Пуще и разломали Советский Союз! Лично я чувствую за это вину и ответственность. Поэтому союзные отношения выстраивать нужно исходя из того, кто оказался в такой же ситуации.

Из того, что я вижу, наиболее близкая к нам по политической судьбе и истории — это Белоруссия. Они в нашу ситуацию попали ещё в 1995 году, и у них есть чему поучиться, в первую очередь — как жить и работать под санкциями. В Беларуси с 1995 года нет посольства США. Белорусский опыт — это лабораторный опыт. С моей точки зрения, это самое важное направление.

Второй по значимости союзник — Казахстан. Но у него очень странный шпагат между Россией, Китаем и Британией. Больше всего меня пугает, что в Астане сейчас создаётся мировой финансовый центр, который будет работать по английскому праву. То есть казахи зачем-то отдают своё экономическое право в англо-саксонские руки, фактически создавая внутри страны офшор. Если они это реализуют, то наши олигархи будут вымывать капитал в том числе и из Казахстана, а это нарушит наши союзнические отношения.

— А в Европе нам совсем не на кого опереться?

— Европа самоопределилась: она находится под зонтиком безопасности США и обозначила границы своего экономического союза. И не собирается с нами подписывать никакой зоны торговли. Чем мы интересны Европе, кроме продажи им нефти/газа и вывоза капитала?

Поэтому у нас с ними в принципе не может быть равноправных отношений. Вот когда они будут закупать у нас медицинские технологии, детали для спутников, телевизоры «Фотон» и электродрели «Фиолент», тогда можно говорить о взаимозависимости и интеграции. Сейчас этого нет.

Мы от них зависим намного больше, чем они от нас, поэтому это что-то другое. Может быть, слияние, как произошло с Польшей, поглощение — как с Молдавией или Украиной. Что угодно, но не интеграция.

А с США у нас вообще ничтожный товарооборот: если бы не продавали им ракетные двигатели, то санкции были бы ещё жёстче. А так они пока немного танцуют, потому что без наших двигателей не смогут летать в космос. Но это вопрос нескольких лет.

Наталия Назарук

Фото Станислава Мазура