Совершенный человек вновь явился миру — в Севастополе
Нельзя опаздывать не только на ключевые события собственной жизни, но и на встречи, способные стать поворотными. То, что время максимально ускоряется, понимаем не только мы в Севастополе XXI века, но хорошо чувствовали и три столетия назад.
Один из примеров — Людвиг ван Бетховен. Интересная личность, вызывающая любопытство? Несомненно! Бах, Равель, Григ — в ту же копилку. А Рахманинов? И его — туда же.
Их музыка остаётся любимой и считается восхитительной до тех пор, пока существуют ныне живущие выдающиеся музыканты, способные сыграть эту музыку для нас. Это наши современники, встречу с которыми в формате концерта камерной музыки подарил Севастопольской театр оперы и балета. Александр Гиндин (фортепиано, заслуженный артист России), Александр Рамм (виолончель, солист Московской филармонии), Гайк Казазян (скрипка, солист Московской филармонии) играли для севастопольцев сонаты, трио, фортепианные произведения настоящих гениев классической музыки.
Камерная соната
С одной стороны, «Севастопольская опера» рассказала публике о таком явлении в музыке, как камерная соната. Интерес к этому жанру, как отмечала искусствовед О.Н. Гудожникова, совпал с расцветом исполнительской культуры и появлением крупнейших мастеров виолончельного искусства. Через сонаты композиторы напрямую взаимодействовали с отдельными яркими музыкантами. В этом всегда был любопытный творческий диалог. Виолончелисты часто являлись не только первыми исполнителями, но и первыми редакторами своих партий в произведениях.
Русские композиторы активно пользовались формой сонаты и нередко сочиняли музыку, имея в виду определённых исполнителей. Так появилась виолончельная соната Рахманинова (ор. 19), исполненная для севастопольцев Гиндиным и Раммом, которую композитор написал в сотрудничестве с крупнейшим русским виолончелистом XX века Анатолием Брандуковым.
С другой стороны, зрителей погрузили в лучший западный музыкальный материал камерного формата, а также через этот приём познакомили с творчеством Сергея Рахманинова, который почти всю свою и симфоническую и фортепианную музыку написал в России и про Россию.
Сергей Васильевич Рахманинов
Знакомство с Рахманиновым, 150-летие со дня рождения которого в этом году отмечают во всём мире, началось с «Баркаролы» из цикла «Салонные пьесы» (ор. 10). Как писала музыковед В.Н. Брянцева, когда композитор писал эти пьесы, он активно стремился проложить себе путь на большую эстраду в качестве пианиста. Более того, к этому времени — 1896 году — он почти прекратил пианистические выступления, сосредоточив усилия на композиторском творчестве. Работа была напряжённой, в итоге появились фортепианные «Салонные пьесы». По какой-то причине критики считают их «неровными», а некоторые из них — безликими. Но пианист Александр Гиндин это опроверг: в его руках «Баркарола» прозвучала безупречно и красиво.
Затем Гиндин исполнил развесёлую рахманиновскую «Польку W.R.». Инициалы «W.R.» в названии отсылают к имени отца композитора — Василия Аркадьевича, который в семейном кругу любил напевать мелодию шуточной польки «Хохотунья» и рассказывать, что он сам её придумал. Но спустя полвека, как пишет В.Н. Брянцева, в русском нотном журнале «Нувеллист» за 1874 год нашли произведение немецкого композитора Ф. Бера (F. Behr), очень похожее на «Хохотунью». Правда, и потом выяснилось, что сам Бер, вероятно, заимствовал её из старинной германской народной песни. Сергей Васильевич все эти тонкости прекрасно понимал и потому не случайно, исполняя её на публике, говорил о посвящении композиции знаменитому польскому пианисту Леопольду Годовскому.
В заключение рахманиновской части концерта Гиндин и Рамм исполнили третью часть — Andante — упомянутой выше сонаты для виолончели и фортепиано (ор. 19). Для тех, кто любит Рахманинова и ценит таланты Гиндина и Рамма, совершенно очевидно — соната стала главным музыкальным открытием вечера.
В исследовании В.Н. Брянцевой есть упоминание, что, исполняя сонату (ор. 19) вдвоём, С.В. Рахманинов и композитор С.И. Зилоти играли её очень по-русски, всемерно развивая и углубляя каждую мелодию, при этом как бы выговаривая отдельные звуки в широком песенном напеве.
«Рахманиновский музыкальный язык — это штука абсолютно бездонная, и в этом гениальность этой музыки, великая тайна и необъяснимость. Возвращаясь к этим произведениям из года в год в течение всей жизни, находишь что-то новое. И это новое всё время меняет свои объёмы. Рахманинов значительную часть своего творчества написал, будучи молодым человеком. И, в силу его гения, в этой музыке развито чувство ностальгии и ощущения, что мы проживаем то, что уже прошло. Как это получалось у 20-летнего юноши? Дар Божий!» — сказал ForPost Александр Гиндин.
Теперь расскажем о Западе…
Эта часть концерта, в которой, кроме Рамма и Гиндина, в полной мере раскрылся и выдающийся скрипач современности Гайк Казазян, была наполнена важными смыслами.
Возьмём ту же сонату для скрипки и клавира № 1 Иоганна Себастьяна Баха, которая открывала вечер: с одной стороны — это камерная форма барочного концерта, с другой — революционная для XVIII века подача материала.
Мне кажется, Гайк Казазян очень точно уловил (а Александр Гиндин ему в этом помог) попытку Баха играть не столько динамические оттенки, сколько фразировки и акценты, а также силой двух инструментов создавать трёхголосие, о которых писала исследователь творчества композитора Т.В. Сорокина.
«Благородные и сентиментальные вальсы» Мориса Равеля, прозвучавшие в концерте, в наши дни кажутся чем-то неотделимым от культуры начала XX века. Но когда в 1911 году композитор впервые исполнил эту сюиту из восьми вальсовых пьес, её объявили недостойной быть среди академической музыки. Того Равеля, как писал в 1962 году автор биографии композитора Юлиан Крейн, разрешали играть и слушать только на вечерах неформального «Независимого музыкального общества» французской школы. В чём же было его дерзкое новаторство? Равель решил отойти от классических помпезных венских вальсов, добавив в них народные мотивы, и в частности — старинную песню, в которой цветы были способом вести диалоги и взаимодействовать.
Современные исследователи Мориса Равеля считают, что русские критики недооценили композитора, за потребностью виртуозного исполнения не замечая глубокую поэтическую суть его вальсов. Пианист Александр Гиндин, играя Равеля для севастопольцев, пообещал это исправить, но отметил, что виртуозность неотделима от поэтики.
«Виртуозность — это же качество исполнения. То есть насколько ты быстро и классно это делаешь. Но качественно ты делаешь что? Доносишь музыкальный смысл. И чем виртуозней играешь, тем качественней доносишь смысл», — рассказал ForPost Александр Гиндин.
Вместе с Александром Раммом Гиндин исполнил и сонату для виолончели и фортепиано (ор. 36) Эдварда Грига. И это был ещё один прекраснейший пример музыки, которую композитор создавал в тендеме с музыкантом. Григ сочинял сонату на рубеже 1882-1883 годов как посвящение талантливому артисту и верному товарищу по работе — брату Йону, с которым Григ часто выступал в камерных концертах в Бергене. Как отмечает музыковед О. Левашова, впервые законченная соната была исполнена в Дрездене с известным немецким виолончелистом Грюцмахером в 1883 году.
Великий Бетховен
Завершал «западную» часть концерта ранний Бетховен.
Казазян, Рамм и Гиндин исполнили его трио для скрипки, виолончели и фортепиано (ор. 11). Признаюсь, очень хочется, чтобы эту прекрасную музыку услышал каждый в своей жизни.
Бетховен посвятил это произведение, которое часто называют «Три Гассенгауэра», графине Марии Вильгельмине фон Тун. Как писал французский исследователь Бетховена искусствовед Бернар Фоконье, в основе композиции — народная венская мелодия «Pria ch'io l'impegno» («Прежде чем я пойду на работу»), которую любили петь и насвистывать на ходу простые австрийские подданные того времени. Песня, как и произведение Бетховена, была популярной. Но главное другое.
Бетховен писал фортепианное трио (ор. 11) в 1797 году, когда нарастающая глухота уже существенно «давила» на композитора, а он скрывал этот недуг от окружающих. Бетховен понимал, что становился глухим, и оттого, как указывает Фоконье, писал музыку в три смены. Тогда же в Берлине он познакомился с братьями-виолончелистами Дюпóрами (Duport), для старшего из которых, Жана Луи Дюпора, Бетховен сочинил две сонаты для виолончели и фортепиано.
Работая над трио (ор. 11), Людвиг ван Бетховен написал в своём дневнике:
«Держись! Несмотря на все телесные недуги, мой гений должен торжествовать. Мне уже 25 лет, совершенный человек должен явиться миру в этом году. Нельзя ничего оставлять на потом».
И Бетховен успел. Как и многие севастопольцы, которые пришли на концерт и услышали это и другие великие музыкальные произведения. Способны такие встречи менять жизнь? Как вы считаете?
P.S. Публике настолько понравился концерт, что она не хотела отпускать музыкантов. В благодарность Александр Гиндин, Александр Рамм и Гайк Газазян исполнили на бис два произведения Родиона Щедрина — «Играем оперу Россини» и «Юмореску». Но об этом крупнейшем и ныне живущем русском композиторе нужен отдельный материал, который не заставит себя долго ждать.
По теме: Севастополь соединил бурлящий XX век
Сергей Абрамов
Фото Олега Черноуса