На фоне начавшихся массовых беспорядков в США незамеченными остаются другие новости, приходящие из этой страны.

Многие из них весьма интересны ещё и в связи с тем, что напрямую касаются происходящего у наших границ. Чаще всего такие новости касаются Украины, но есть на российском фронтире и не менее примечательные страны.

Наиболее яркой из таковых, несомненно, является Грузия, чья радикальная русофобская политическая позиция сохраняется и периодически перезагружается на протяжении десятилетий.

Тем удивительнее будет новость, которая на днях прошла практически незамеченной: группа американских сенаторов выступила с письмом, в котором потребовала расследования «порочащих связей» грузинского руководства (и не только его) с Россией.

Одному из самых антироссийских режимов на планете фактически грозят санкциями за связи с Россией.

Правда, картина эта уже не будет казаться такой абсурдной, в свете её причины: дело в том, что эти сенаторы лоббируют интересы одной американской корпорации, которая действовала на территории Грузии и против которой грузинские власти выиграли недавно международный арбитраж. Корпорация эта вела себя там, откровенно говоря, по-хамски: не платила сотрудникам из числа местных, нарушала законодательство и вообще относилась к данной территории, как к колониальному сброду, уж будем называть вещи своими именами.

В связи с этим сам факт обращения американских сенаторов начинает играть совершенно новыми красками. Он показывает истинное место Грузии в иерархической системе того лагеря, к которому она примкнула. По факту это место раба, у которого просто не может быть ни голоса, ни законных прав, особенно права подавать в международный арбитраж на господ.

Замечу, что здесь нет ничего удивительного или уникального. Это не отношение к Грузии, как таковой, просто англосаксы всегда ставили себя в жизни именно так: у них нет и никогда не было союзников или друзей. Для них существуют либо враги, либо слуги, среди которых, конечно же, есть своя градация и иерархия: от приближённых лакеев до откровенных рабов.

Грузия входит в число последних.

Не менее очевидно и то, что Грузия сама выбрала свою судьбу. Сама примкнула к тому лагерю, в котором ей определили место на самом глубоком дне иерархии. И этот выбор отнюдь не был «навязан грузинскому народу предательской элитой», как любят говорить наиболее радикальные и наименее адекватные адепты культа «дружбы народов».

Нет, оный грузинский народ сам активно поучаствовал во всём, полностью принимая такой выбор. Причём любой ценой.

Какова оказалась эта «любая цена»? Как на самом деле живёт Грузия сейчас? Во что именно ей обошёлся неолиберальный курс, идущий в комплекте с «западным выбором»? К чему привёл радикальный либертарианский эксперимент, начатый в ней одновременно с окончательным разрывом с Россией? Что создали преобразования, поощрённые Западом и проведённые под его бдительным присмотром?

Прежде чем говорить о любых сторонах грузинской политики, стоит чётко озвучить единственную данность: как и на Украине, пророссийских сил в Грузии нет. Они были полностью уничтожены в ней предельно брутально задолго до той же Украины. Пожалуй, ещё при Шеварднадзе – ещё до грузинского Майдана (т.н. «революция роз» - помните такую?), состоявшегося раньше украинского.

Ещё до пришествия Саакашвили. Ещё до «войны 08.08.08». Ещё вообще до всего.

Нынешняя грузинская политическая русофобия – это уже полностью устоявшийся и абсолютно общественно институционализированный элемент государственного обихода. Причём, элемент консенсусный. По этому вопросу в грузинской политике нет плюрализма. Здесь царит полное одноцветие.

И если вдруг какому-то очередному косорукому «компетентному гражданину» из нашей богоспасаемой столицы придёт в голову пытаться искать там что-то «пророссийское» (как оное периодически пытаются искать на Украине), то результат будет гораздо более печальным.

При этом, впрочем, в Грузии идёт довольно накалённая политическая борьба. Вот только «западный выбор» не оспаривается никем из её участников.

Обычные же люди видят борьбу между политиками, но они едва ли могут понять различия между ними на политическом уровне. По крайней мере, те, которые повлияли бы на их повседневную жизнь. И раскол между политической элитой и остальной частью общества, между народом и политическим, экономическим и культурным истеблишментом становится всё глубже.

Грузинские элиты (что у власти, что в оппозиции) едины в одном. Все они сыграли огромную роль в построении радикального неолиберального эксперимента, который Грузия пережила за минувшие два десятилетия. Для них грузинский Майдан 2003 года стал водоразделом.

По большому счёту, Грузия сейчас – это постмайданная Украина через пару десятилетий. Разумеется, в том случае, если её движение по заданному Майданом курсу будет спокойным и поступательным – то есть максимально благоприятным.

До событий 2003 года Грузия так же переживала экономическую шоковую терапию, бесконтрольную приватизацию и массовую коррупцию. После них сама доктрина развития, в общем-то, так же осталась прежней, но стала более институционализированной, лучше контролируемой и агрессивно навязываемой репрессивной машиной, окончательно сделавшейся инструментом реализации того самого «западного выбора».

По началу после 2003 года ВВП даже рос, но не все получали от этого выгоду. Это едва ли улучшило положение четверти населения, уже тогда жившего в нищете. Выражаясь сухим экономическим языком, это было связано с тем, что быстрый рост ВВП после 2003 года «произошел на фоне снижения занятости» в связи с приватизацией и реформами государственной службы.

В то же время те, кто имел относительно высокие доходы, в значительной степени извлекали выгоду из реформ, а между сельскими и городскими районами страны существовал значительный экономический разрыв. Все эти годы он лишь углублялся, и сегодня Грузию можно отнести к числу наиболее общественно неравноправных стран с переходной экономикой.

Главными победителями т.н. «революции роз» стали спекулятивные секторы экономики – банки, индустрия азартных игр и сектор торговли недвижимостью.

В 2009 году тогдашний премьер-министр Ладо Гургенидзе (банкир-либертарианец) гордо заявил:

«У нас нет никакой промышленной политики ни в одном секторе. Не имеет значения, откуда идет рост» (с).

Год спустя правительство президента Саакашвили закрепило либертарианскую идеологию в Конституции. Ими был принят целый ряд законов, направленных на то же самое. И знаете, даже после отстранения режима Саакашвили от власти в 2012 году всё это осталось нетронутым.

В итоге на настоящий момент Грузия стала страной, где все хоть сколько-нибудь приемлемые больницы и школы являются частными. Государственная бюрократия прямо обслуживает  интересы игорных компаний, коммерческих банков и крупных импортных фирм. Главным же показателем успешности, на который ориентируется и правящая партия и вся оппозиция, являются рейтинги Всемирного банка о «легкости ведения бизнеса» и разнообразные «индексы экономической свободы», где Грузия занимает высокое место.

Как это сказывается на жизни и правах населения, особого значения не имеет – это по умолчанию считается второстепенным и сопутствующим фактором.

Более того: на официальном уровне главной целью грузинского министерства экономики является деятельность «менеджера по продажам компании под названием "Грузия"», а главной задачей для реализации этой цели - ускорение процесса приватизации.

Главной догмой всего либертарианского политического поля Грузии является наиболее радикальная и чистая версия веры в «руку рынка», которая сама всё решит. Непоколебимая установка на то, что рынок сам будет привлекать прямые иностранные инвестиции, если правительство не будет вмешиваться.

А знаете, за счёт чего это должно происходить? За счёт наличия в Грузии максимально дешевой и нерегулируемой рабочей силы в сочетании с чрезвычайно низкими налогами.

Это говорит лишь об одном: за два десятилетия после грузинского Майдана в Грузии создана максимально людоедская версия либертарианского капитализма.

Отцом этого курса по факту являлся покойный министр экономики, а по совместительству российско-грузинский олигарх Каха Бендукидзе. Наравне с Саакашвили его с полным правом можно считать идеологическим отцом постмайданной Грузии. И об этом либертарианстве можно судить хотя бы по его заявлению о том, что он продаст всё, кроме совести Грузии. То есть совсем всё. Кроме того, чего на самом деле не существует.

Его политика покоилась на трёх китах. Во-первых, быстрой приватизации одновременно с полным дерегулированием финансового сектора, снижением налогов и сокращением государственных расходов. На деле же такая трансформация экономики стала откровенно классовым проектом, приведшим к чудовищному расслоению общества.

Во-вторых, на очень жёстких и предельно брутальных репрессиях, проводимых по откровенно латиноамериканскому образцу. Что неудивительно при столь резком и жёстком расслоении общества, на глазах становившимся даже не классовым, а кастовым. В результате в Грузии настал самый настоящий неолиберальный авторитаризм со всеми чертами ряда известных режимов Латинской Америки и Африки: тяжёлым экономическим положением подавляющего большинства в сочетании с жестоким полицейским надзором и систематическим силовым злоупотреблением властью на всех уровнях.

В-третьих, мощное наращивание пропаганды. Целью была некая «продажа надежды», суть которой сводилась к следующему: мы должны быть терпеливы сегодня, чтобы получить результаты завтра. На это были брошены все ресурсы СМИ и вся государственная пропагандистская машина. Люди были буквально оглушены и ошеломлены таким идеологическим накатом, который сохранялся почти два десятилетия.

В итоге в Грузии выросло целое новое поколение, для которого неолиберализм и либертарианство – это уже не идеология, а «здравый смысл». Другого они не знали.

Но и это ещё не всё. Происходящее многими из них уже на полном серьёзе воспринимается, как своего рода биологический закон, подобный теории Дарвина. А это говорит о том, что психологические и ментальные последствия двадцати лет либертарианского эксперимента стали не менее чудовищными, чем социальные и экономические.

Впрочем, сейчас грузинский неолиберализм оказался исчерпан естественным путём. Просто потому, что в его экономическом измерении уже не осталось ничего, что можно было бы продать или дерегулировать.

Грузинское общество всё менее склонно терпеть репрессии. Но самое жуткое здесь другое: в репрессиях больше нет необходимости по практическим соображениям. Всё уже институционализировано: всё социальное, общественное и даже ментальное советское наследие полностью подавлено, экономическая власть полностью перешла от труда к капиталу, процесс примитивного накопления завершён.

Процесс экономической деконструкции Грузии в интересах Запада – тоже.

В конце прошлого года Бидзина Иванишвили фактически признал, что с хозяйственной точки зрения Грузия уничтожена. По его словам, максимум, на что может рассчитывать нынешняя грузинская экономика – это 50000 рабочих мест. А для того, чтобы трудоустроить 2 миллиона грузин, понадобятся десятки лет.

Выход он видел в организации массовой трудовой миграции грузин в Европу. Но вот только сказано это всё было ещё до коронавируса. А Европа уже тогда была, мягко говоря, не резиновой, чего уж говорить о положении дел сейчас.

Но даже без учёта этого сама постановка вопроса им была просто потрясающей.

Согласно его схеме, государственные инвестиции в профессиональное образование должны служить одной главной цели: «модернизации основного экспортного товара Грузии – ее рабочей силы». И главная цель этой политики - дать возможность трудоспособному населению легально эмигрировать, для чего необходимо даже субсидировать дешевые авиабилеты.

Здесь даже добавить нечего.

Это не просто объявление о государственном банкротстве. Это принципиальный отказ от развития. Вместо того чтобы сосредоточиться на стратегии прекращения "утечки мозгов", правительство открыто призывает людей покинуть страну. Открытое заявление о том, что нет никакой надежды на улучшение ситуации внутри страны, и прямое предложение населению её покинуть. Закрытие «проекта Грузия». А, возможно, и самороспуск грузинской нации, как таковой.

На мой взгляд, эта ситуация – самая страшная на всём постсоветском пространстве.

Именно это и является ценой того выбора, который когда-то сделала эта страна. Цена добровольного нахождения в самом низу иерархической системы западного мира. Той самой политики «как угодно, лишь бы не с Россией».

Испытываю ли я какое-либо сочувствие к Грузии? Нет. Это честно. Я вполне ровно отношусь к грузинам, но не вижу причин сочувствовать происходящему. Они сами это выбрали.

Дело в другом: это должно стать предупреждением для нас. Вот куда ведёт либертарианская дорожка. Это единственный и безальтернативный её пункт назначения.

И мне бы очень сильно не хотелось, чтобы моя страна когда-нибудь пошла по пути, ведущему на глубокое грузинское дно.

Павел Кухмиров