Настоящий Севастополь. "Честь, достоинство и присяга для нас не пустые слова", - Григорий Донец

Григория Григорьевича в Севастополе знают все. Кто-то – как отличного флотского офицера, кто-то – как одного  из лучших  в городе автоэлектриков, кто-то – как неугомонного защитника севастопольских достопримечательностей и природных красот. Но даже те, кто в нашем городе никогда не был, его хоть раз в жизни да видели: ведь митинг 23 февраля 2014 года смотрела не только вся страна, но и многие живущие за ее пределами.

Именно Григорий Григорьевич зачитывал резолюцию митинга и объявлял голосование за народного мэра Алексея Чалого. И справился блестяще – как и со всем, что делает или делал раньше. Но сейчас в жизни Донца наступила очень непростая полоса. О том, что мешает ему смотреть на происходящее вокруг с оптимизмом, и о многом другом - в очередном материале нашего проекта «Настоящий Севастополь».

Любовь на всю жизнь

Начнем, как всегда, с самого начала. А началась жизнь Григория Донца 6 сентября 1950 года в Черниговской области, в поселке городского типа Короп.  Отец, Григорий Петрович, с самого начала войны до ее последнего дня находился на фронте, в составе 132-й стрелковой дивизии. Там же познакомился и с будущей женой, которая в 1941 году буквально сбежала на фронт и тоже оставалась на нем до самого конца войны – была медсестрой, причем не в госпитале или медсанбате, а на передовой.

- Вместе они прошли через оборону Москвы и Сталинграда,  участвовали в освобождении Киева, Варшавы, во взятии Берлина… Отец закончил войну капитаном, командиром роты, мама – сержантом. У обоих есть боевые ордена и медали. Оба уволились из армии в 1946 году и вскоре поженились. В 1947 году родился мой старший брат Виталий, в 1950-м - я. Отец после ухода на гражданку служил в милиции – сначала был заместителем начальника райотдела в Новгороде-Северском, затем - начальником райотдела в Коропе. На пенсию вышел в звании майора, умер в 1983 году. Мама работала сначала работала в районном ЗАГСе, а затем – в детском саду. Старший брат закончил Харьковский институт механизации и электрификации сельского хозяйства и тоже работал в Черниговской области. Он умер в 2004 году, мама – в 2002-м. После смерти отца я их обоих перевез сюда, здесь они и похоронены.

До 7 класса мальчик ходил в школу в Коропе, а затем переехал в Харьков, где продолжил обучение. В 1967-м году в характеристике выпускника школы Григория Донца была сделана запись: «рекомендовано поступление на исторический факультет Харьковского университета». Так учителя отметили его непреодолимую тягу к истории, которая не отпускает нашего героя по сей день. Но на истфак он не пошел, а поехал в Ленинград и поступил в лучшее в СССР Ленинградское высшее военно-морское училище им. М.В. Фрунзе.  А спустя пять лет, окончив его, попал на Черноморский флот – и по распределению, и по собственному желанию.

- Быть военным я хотел еще до школы: отец военный, все время в форме, поэтому других вариантов для меня просто не существовало. В пятом классе я даже ездил с мамой в Москву, поступать в музыкальное суворовское училище: я играл на баяне. Поступить очень хотел, но на конкурс мы опоздали.

Увлечение морем – если так можно назвать настоящую любовь – началось позже, когда школьников после девятого класса вывезли на практику в совхоз «Семисотка»  под Феодосией. Это была именно любовь с первого взгляда, причем такая, что стало понятно: никакой другой судьбы быть уже не может.

- Я пошел в военкомат, прошел жуткую врачебную комиссию в районе. В школе играл за сборные по футболу и волейболу, и физическая форма у меня была неплохая. В том году у нас почему-то почти все выпускники ринулись в военное училище, но из 23 человек после этой комиссии осталось всего 4 - всех остальных по здоровью отсеяли. Потом была областная комиссия, на которой отсеяли еще двоих. Остались мы вдвоем – я и Леша Чупырь. Поехали мы в Ленинград поступать. А училище им. М.В. Фрунзе, надо сказать, очень своеобразное – старинное здание, огромнейший зал Революции с подвесным потолком на цепях… И все это здание - замкнутый прямоугольник, такой закрытый спичечный коробок. А дальше дворы: минный, артиллерийский, хозяйственный… Впечатление все это, честно говоря, оставляло непростое. И вот мы сдали первый экзамен – я на 4, Леша на 3. Вдруг он подходит ко мне и говорит – Гриша, я забираю документы и уезжаю. Как, почему? Не могу я здесь, говорит, ты посмотри, это же тюрьма! Все закрыто, запечатано, и пацаны ходят в белых робах. А курсанты действительно ходили в белых робах с номерами из пяти цифр – факультет, рота, класс и номер по списку. И вот Леша забрал документы и уехал, а я остался.

Учился Донец хорошо, из 67 курсантов был по успеваемости 27-м, поэтому после окончания училища у него была возможность выбрать любой город и любой флот. Но он выбрал Севастополь, в котором за несколько месяцев до этого проходил стажировку.

- Я стажировался в 400-м дивизионе противолодочных кораблей, на головном корабле проекта 1124 "Альбатрос". За два года до этого, в 1970-м, я тоже был на практике в Севастополе, но города, так уж получилось, совсем не видел. Нам сильно не повезло – в Севастополе была холера, был объявлен карантин, поэтому нас с поезда сразу пересадили на минно-торпедную баржу и отвезли на противолодочный крейсер «Москва», который стоял на бочках. Целый месяц мы просидели там, ни разу не сойдя на берег, а через месяц нас точно так же отвезли на вокзал и отправили в Ленинград – вторую часть практики мы проходили  в Кронштадте. Поэтому увидеть Севастополь я смог только спустя два года.

«Севастополь убил меня наповал»

Знакомство было не менее впечатляющим, чем первая встреча с морем. Отвечая на вопрос, чем Севастополь так запал ему в душу, Григорий Григорьевич возвращается в курсантские годы, проведенные в Ленинграде.

- Пять лет учебы в Ленинграде были очень светлым временем. Увидеть весь город за время, проведенное в увольнении, конечно, невозможно, но увиденное все равно поразило.  И больше всего поражали невероятная чистота города и его жители. У нас были курсанты-ленинградцы, мы ходили к ним в гости, знакомились с родителями и видели, какие это потрясающие люди. У Володи Черноизюмского была теща-блокадница. Однажды Володя рассказал нам, какие чудовищные вещи она вспоминала про блокаду. Но по доброте душевной, по отзывчивости я равных ей не знаю. Бывал я и у других однокурсников, видел их родителей. За пять лет успел пообщаться со многими – это были потрясающие, невероятно отзывчивые люди. Если нужно помочь - отвезут, привезут, покажут, расскажут, посоветуют. Причем никто из них, кроме тещи Володи, блокаду не вспоминал. Да и этот-то единственный разговор возник случайно. Кроме этого, Ленинград поразил своей чистотой и порядком. И когда я приехал сюда на стажировку и походил по Севастополю, я вдруг понял, что эти два города очень близки. Я был просто "убит" Севастополем наповал!

Самым сильным впечатлением для курсанта стали чистота, порядок, красота центрального городского кольца, от которой буквально захватывало дух.

- Ходить по нему было сплошным удовольствием. И принцип тот же, что в Питере – там  от Сашкиного садика (Александровский сад в Петербурге – ред.) идешь не спеша по  Невскому, а здесь – по центральному кольцу. И каждый дом – это своя архитектура, своя история. Можно бесконечно ходить и смотреть, открыв рот. И потом, я же приехал в Севастополь в апреле. Приехал из Питера, так что можете себе представить контраст. Мы загорали на зеленой травке на стадионе в Стрелецкой, тут же небольшой служебный пляжик… Севастопольское мороженое – 28 копеек, ленинградское эскимо – 22. Севастопольское – это вообще был шедевр: орешки, шоколад… Все это было непередаваемо. А в мае я уехал, поэтому большую жару не застал. И на распределении, конечно же, попросился в Севастополь.

К месту службы лейтенант приехал, полностью отгуляв отпуск, в отдел кадров пришел в самый последний день. Поэтому встретили его там не слишком приветливо.  

- Все хотели попасть на большие корабли, поэтому приезжали заранее. Мне в отделе кадров говорят - ты что же это так поздно? Лейтенант, ты не понимаешь, что теперь остались только места в Донузлаве, на СКР? А Донузлав – это, пусть меня простят, даже сейчас такая "дыра"! А по тем временам тем более. Но я сказал, что место освобождается и на МПК-147 в Стрелецкой, а у меня есть характеристика с этого корабля - в ней говорится, что они готовы меня принять. И ходатайство есть в личном деле. Товарищ кадровик посмотрел – точно, есть. Ну что ж, говорит, иди. На тот момент МПК-1124 был самым современным из противолодочных кораблей – хоть больших, хоть малых. За год до моего приезда на нем даже побывал генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, и командир корабля был награжден орденом Боевого Красного знамени за успешное освоение новой техники. У этого корабля  максимальная скорость была 34 узла –  а это очень достойная скорость. Уникальная гидроакустическая станция позволяла обнаруживать подводные лодки на расстоянии до 35 километров, в то время как другие корабли, такие, как БПК «Очаков», могли это делать на расстоянии значительно меньшем.

Попасть на такой передовой, да к тому же знакомый корабль было большой радостью. Немного смущало лишь то, что в боевой части, командование которой лейтенант принял на себя, служили матросы, с которыми он во время недавней практики был на равных и жил в одном кубрике.

- Первое, что я сделал, - это велел матросам, которые убирались в моей каюте, больше не приходить, потому что убираться я буду сам. Да и какая там уборка? Мы жили вдвоем с Володей, командиром БЧ-2. Каюта была малюсенькая – две полки, как в поезде, и два стола. Свою форму я тоже стирал, гладил сам, хотя некоторые офицеры доплачивали за это матросам. На этом корабле я в 1973 году сходил на свою первую боевую службу – причем это был первый выход кораблей этого проекта в Средиземное море. Удалось нам это со второй попытки. Первая оказалась неудачной - в 1972 году мы дошли до Босфора, и дизель-генератор показал нам руку дружбы: поршень оторвался от шатуна, и шатун пробил блок цилиндра. На корабле было еще два дизель-генератора, поэтому мы развернулись и пошли назад, ремонтироваться. А в 1973 году пробыли в Средиземном море около 1,5 месяцев. Через полтора года после этого моя боевая часть была объявлена лучшей в дивизионе. И мне, хотя я еще не получил старшего лейтенанта, предложили выбор: или стать дивизионным минером, или помощником командира корабля.

Невеста из детства и арабо-израильский конфликт

На штабной работе, признается Григорий Григорьевич, он себя не представлял. Но по семейным обстоятельствам пришлось выбрать именно ее. Тут мы вернемся немного назад - ведь личная жизнь героя нечаянно осталась «за бортом». Обозначить время, когда наш герой впервые увидел свою будущую жену, крайне сложно – ведь его избранницей стала девочка, живущая через забор от родительского дома в Коропе.

 - Самое потрясающее, что через этот забор, когда она родилась, переехала моя детская кроватка, из которой я уже вырос, - смеется Григорий Григорьевич. - Но Оля младше меня на пять лет, поэтому до четвертого курса я ее практически не замечал. Заметил, когда приехал домой уже лейтенантом. Перед этим я получил две зарплаты - два раза по 237 рублей. Для сравнения: мама моя на тот момент получала 70 рублей, отец – 90. А у меня в кармане 474 рубля! Наши уникальные преподаватели еще в училище объяснили нам, что мы должны сделать, получив первую зарплату, поэтому я всем привез подарки. Брату – часы, отцу – трубку, табак, виски и коньяк, маме что – то из одежды.  А потом купил им диван-кровать за 125 рублей. В общем, чувствовал я себя тогда совсем иначе, чем раньше.  Плюс молодость, 21 год, танцы до упаду… Вот на танцах я ее первый раз и увидел.

Потом оказалось, что симпатичная соседка приходит к Донцам за молоком. Но это все было не то. Смущала и разница в возрасте – ведь если лейтенанту был 21 год, то его избраннице – всего 16! Но в конце концов все сложилось.

- Я подождал ее на дороге с пляжа (там течет Десна, и, конечно, все ходили на речку купаться). Мы разговорились, а примерно за два дня до моего отъезда на службу объяснились. Я уехал в Севастополь, мы переписывались, а буквально через три месяца командир моего корабля Николай Иванович Пляшев, которого я очень уважал и уважаю, отпустил меня в короткий отпуск. Я поехал в Донецк, где она училась в медучилище, потом в феврале еще на недельку съездил, и мы договорились, что летом поженимся. Я заранее оформил себе отпуск, но пожениться не получилось – тогда после подачи заявления нужно было ждать целых три месяца.  Мы подали заявление в июле, но родители, когда мы им об этом сказали, предложили сыграть свадьбу не в октябре, а на ноябрьские праздники. На том и порешили. Мы разъехались и стали готовиться. Я купил на «туче», где можно было найти абсолютно все, парчовую ткань Оле на свадебное платье, себе – туфли с острыми носами. Оля в то время уже закончила медучилище и работала в Мариуполе. Мы договорились, что встретимся в Донецке, где у нее жили родственники,  вместе поедем оттуда в Короп и там поженимся. И вот она увольняется, едет в Донецк, а в это время начинается военный конфликт между Израилем и Египтом, и ни в какой отпуск меня не отпускают. Мы сидим в полной боевой готовности, на берег не сходим, я хожу кругами, как пес на цепи, а она сидит в Донецке и ждет меня. Никаких мобильных телефонов ведь не было! И мне в часть позвонить тоже нельзя было…

Семейное счастье могло дать трещину, даже не начавшись, если бы Григорий Григорьевич не проявил присущее ему упорство.

- Октябрь заканчивается, а я все хожу вокруг командира – Николай Иванович, у меня свадьба, меня невеста ждет! Он мне – Гриня, не надоедай, видишь, что творится! Ты уедешь – кто будет БЧ командовать? Ты представляешь вообще, что может быть? А я ему – а вы представляете, что у меня личная жизнь рушится?! Но обстановка на Ближнем Востоке стабилизировалась, и в конце концов он меня отпустил, хотя и ненадолго – всего на неделю. Я прыгаю в поезд, приезжаю в Донецк. Невеста моя сидит вся зареванная. Сели мы в поезд и 7 ноября 1973 года, несмотря ни на что, поженились. А уже 9 ноября я вместе с женой мчался в Севастополь.

Найти жилье для молодой семьи оказалось целой проблемой. Сейчас это трудно себе представить, но выбора у желающих арендовать квартиру практически не было.

- Город военный, и квартиры давали в основном военным, - если ее сдавать, где жить самим? К тому же Севастополь был очень маленьким: «Летчиков» не существовало в принципе, проспект Острякова был втрое короче. Поэтому все снимали кто летнюю кухню, кто какую-то пристройку… Мы первое жилье снимали на Киевской – это была двухкомнатная мазанка с печкой, которая топилась углем. До меня в ней жил мой сослуживец с женой и двумя детьми, и ко мне она, так сказать, перешла по наследству. Мы прожили там месяцев пять, а потом сняли цокольный этаж в частном доме на Меньшикова. Там условия были уже получше. А потом, как я уже сказал, мне предложили выбор – стать помощником командиром корабля или перейти на штабную работу. Я стал дивизионным минером, и, поскольку служил хорошо, мне предложили комнату в трехкомнатной квартире на Летчиках, которые тогда только-только начинали строиться.

Квартира была трехкомнатной – две комнаты занимал командир БЧ-5 с семьей, третью отдали Донцам. По тем временам прекрасный вариант – через семь-восемь месяцев после свадьбы у молодой семьи уже было свое жилье. Двухкомнатную квартиру на пятом этаже, в которой Григорий Донец с семьей живет и сейчас, он получил уже позже.

Однако вернемся к делам службы.

- Через полгода после прихода на новое место службы я получил звание старшего лейтенанта, потом стал первым мастером военного дела среди минеров на флоте. Экзамены принимала солиднейшая флотская комиссия, а я их сдавал в чине старшего лейтенанта. Поэтому мне говорили – ты куда лезешь, ты не видишь, кто там видит? Там сплошь капитаны 1 ранга, вице-адмиралы! Но я сказал – ну и что?

Точность как залог жизни

Человеку штатскому сложно понять, как совмещаются понятие «штабная работа» и «дивизионный минер». Однако никакого противоречия тут, заверяет Григорий Григорьевич, нет.

- Что такое 400-й дивизион противолодочных кораблей, в котором я служил? На тот момент в его состав входило 14 кораблей. Был штаб дивизиона, а я - офицер штаба, дивизионный минер. Все вооружение на кораблях, торпедные, реактивные и прочие установки, системы управления, боезапас – все это находилось под моим  контролем. Я должен был учить командиров боевых частей, лейтенантов, выходил с ними на все стрельбы, допускал их, проверял вооружение. Чтобы было понятен уровень ответственности, я вам приведу такой пример. На МПК-1124 на каждом борту -двухтрубный торпедный аппарат, то есть по две торпеды, в каждой из которых по 4250 кг взрывчатки "морской смеси". В бомбовом погребе реактивных бомбометных установок – 124 реактивно-глубинных бомбы с реактивными двигателями. Если на борт принимались электрические торпеды, их нужно было регулярно вентилировать, потому что аккумуляторные батареи, которые приводили в движение двигатель, выделяли водород: малейшая искра – и взрыв. И все это нужно было контролировать.

Рассказывая о том, как должны были действовать моряки и командиры БЧ, Григорий Григорьевич замечает: людям гражданским часто кажется, что военные чересчур  педантичны и организованны. Но иначе просто нельзя, потому что «шаг влево или вправо», секундная задержка могут иметь решающее, а иногда и роковое значение. Поэтому точность, которая так удивляет иногда штатских, отрабатывается годами, начиная с курсантской скамьи.

У ответственного, точного и рукастого дивизионного минера дела шли прекрасно. Он дважды подтвердил звание мастера военного дела, а в 1978-м был командирован на конференцию противолодочников СССР в г. Балтийск, как лучший специалист- противолодочник  на Черноморском флоте.

- Я тогда был капитан-лейтенантом, а с докладом о боевом использовании кораблей 1124 выступал перед специалистами и командирами соединений, всех флотов. Два раза мы завоевали приз главнокомандующего по поиску подводной лодки, и дважды Главком наградил меня - сначала часами, потом электробритвой. В 1978 году меня назначили старшим помощником начальника штаба 68 бригады, а в 1982-м перевели на командный пункт ЧФ. С этого времени и по 1994 год я служил в штабе флота помощником оперативного дежурного  ЧФ по противолодочной обороне. Командный пункт - это вершина флота, пункт управления силами и средствами всего ЧФ в Черном и Средиземном морях. За 12 лет я дважды отказался от академии, один раз – от должности в Питере. Специально привез туда жену в феврале: город ей понравился, но климат… Если вы были зимой в Питере, то представляете. А предлагали мне трехкомнатную квартиру и должность капитана первого ранга. Я был хорошим помощником оперативного и службой своей очень доволен. До сих пор мы с однокашниками по училищу и сослуживцами встречаемся, с удовольствием вспоминаем те годы. У нас много общего - честь и достоинство для нас не пустые слова. Конечно, и в то время люди были разные. Но основная часть шла в училища не за званиями – мы мечтали попасть на большие корабли, в море, ходить подальше и подольше. Мы хотели служить Родине.  

Кстати, о «подальше и подольше». Слушая рассказ Григория Григорьевича о многомесячных походах, я не смогла удержаться от замечания, что месяцами находиться на корабле и не иметь возможности с него сойти, когда захочется, наверняка очень тяжело. Но собеседник мои подозрения развеял.

- Если просидеть сутки в запертой комнате, можно сойти с ума. Но на корабле-то ведь в каюте не посидишь. Четыре часа стоишь на вахте, потом как минимум 5-6 учений в сутки: по подготовке оружия к стрельбе, по борьбе за живучесть, по отражению воздушной цели… Только сменился, пришел в каюту и вытянул ноги - учебная тревога. Минут 40-45- крутимся – потом отбой. Плюс 9 моряков постоянно на твоей совести. А кругом ток, железо, бомбовый погреб… И так круглые сутки. И только после обеда железобетонно адмиральский час и никаких тренировок - с 13 до 15 часов корабль, не считая вахты, спит. Эта привычка спать днем осталась и сейчас, поэтому я не обедаю, иначе обязательно потянет в сон (смеется).  Так что жаловаться на скуку не приходилось – выкладывались и выматывались по полной. Плюс на полках, пусть и не в большом количестве, всегда были книги. Двухтомник Ильфа и Петрова, «Соленый лед» В. Конецкого, «Арсен Люпен»  С. Колбасьева, «Капитальный ремонт» Л. Соболева…

Люди на льдине

Конечно, все это легко только на словах. На деле такую жизнь выдерживали не все. Но такие отсеялись быстро. Остальные были уверены, что их служба продлится долгие годы. Но для Григория Григорьевича и многих его коллег она закончилась раньше, чем можно было ожидать. В начале 90-х развалилась большая страна, в которой все мы жили. Севастопольцы оказались на льдине, которую все дальше относило от родного берега. Это было неожиданно для всех и очень болезненно для многих. Но офицерам, которым предложили вслед за развалом страны наблюдать еще и раздел флота, пришлось вдвойне тяжело.

- В 1994 году я уволился из Вооруженных сил – по собственному желанию, с правом ношения формы одежды. Уволился, потому что был не согласен с дележом флота.

Я прекрасно понимал, что флот – это единый организм, поэтому сказал - ребята, это маразм. Предотвратить не могу, поэтому извините, дорогие - не для того я давал присягу, чтобы участвовать в этом позорище. Положил рапорт на стол, надел фуражку козырьком назад и ушел в чине капитана второго ранга. А кто-то, в том числе и мои бывшие однокашники по училищу, побежали в ВМСУ в надежде получить там должности повыше. Мы с ними и сейчас встречаемся, общаемся, но если, не дай Бог, выпьем, то обязательно поспорим (смеется). Не могу удержаться, чтобы не уколоть - ты же присягу давал!

Тут нужна важная оговорка: вспоминая 90-е, Григорий Григорьевич просит не путать развал страны, который был трагедией и огромной ошибкой, с закатом социализма. Родившийся и сформировавшийся в советские времена, он хорошо знает, что попытки представить их раем земным – или наивность, или сознательная ложь.

- Когда коммунисты начинают такое говорить, я всегда говорю – бросьте! Да, было и хорошее, и его нужно было взять с собой в будущее, а не списывать на свалку истории. Бесплатное обучение, бесплатное жилье, путевки в санатории, - я понимаю, что это бремя для государства, но это и показатель уровня социальной защищенности в государстве. ЭТО БЫЛО! Советская система образования дала миру целую плеяду выдающихся ученых, военных, руководителей производств и др, позволивших стране выйти на передовые позиции. Но было и другое, поэтому назад в СССР я не хочу. В 1961 году я многими ночными часами стоял в очередях за хлебом, а хлеб был из кукурузы с чечевицей и прилипал к тому, на чем лежал. С 1961 года мы начали завозить из США пшеницу, потому что в СССР война за урожай почему-то стабильно заканчивалась поражением. Потом в нашу страну начали завозить картошку вместе с колорадским жуком, о котором до этого никто не слышал, и до сих пор мы не можем его победить. Тот кто жил в деревне даже теоретически не мог законно попасть жить в город. Прописки не было. Если в городе строилось жилье, то в деревнях люди выживали и строили сами. Может кто –нибудь вспомнит, когда колхозникам в СССР начали выплачивать пенсию и как они жили до этого? Моя бабушка, колхозница получила пенсию, первую, в 86 лет, а сумма составила 8 рублей…1976 год… В начале 80-х мы сутками стояли за костями: я дежурил в штабе флота, спускался вниз и занимал очередь в гастрономе. Моя супруга, как и тысячи севастопольцев, сутками (с перерывами конечно) тоже выстаивала очереди. А дома двое малолетних без присмотра…Помню такой случай: командующий флотом Николай Иванович Ховрин едет на автомобиле с дачи в бухте Омега и на Большой Морской, напротив кинотеатра «Победа», видит огромнейшую очередь. Приезжает, заходит к нам на КП. А он был человек высокий, солидный, с очень громким командным голосом. Матерщинник непревзойденный! Выслушал доклад и спрашивает – а что это у нас на Большой Морской творится, почему там люди стоят? Ему говорят – товарищ командующий, это они за мясом стоят.  Он, удивленно: а у нас что, мяса не хватает??

Командующий флотом таких мелочей, конечно, мог и не знать. А вот обычным офицерам, которым нужно было кормить семьи, уйти от бытовых проблем было сложно. У Донца детей было двое – сын родился в 1974 году, дочь – в 1977-м. Поэтому слова о том, что советский народ променял равенство на колбасу, его до глубины возмущают: и равенства особого не было, и дело не в колбасе, а в самоуважении, которое с очередями за порцией костей совместить сложно.

- Потом была перестройка - талоны на сахар, масло, водку… Очереди, крестики, номера… Приходишь к мяснику и понимаешь, что от него зависит, какой кусок он тебе положит. А у тебя дома семья и дети, которых надо чем-то кормить. И так не месяц, не два, не три и даже не год. Заходишь в магазин – полки пустые. И война здесь ни при чем, она закончилась в 1945-м году. Это итог правления коммунистов, результат работы системы.

В 1985 году я, проходя службу в штабе флота (сутки дежурю, потом два выходных) вынужден был устроиться в магазин на Репина грузчиком. Конечно, это было нарушением правил, поэтому даже в магазине не знали, что я военный. Я сказал, что официально меня устраивать не надо, буду работать так, но мне нужна возможность покупать продукты.  Месяц проработал, и все были довольны. В магазине видят – человек не пьет, не конфликтует, физподготовка хорошая (я даже моржевал, поэтому поработать грузчиком мне было в охотку). Но через месяц я понял, что это не мой уровень (смеется). Вспомнил, что я радиолюбитель, могу чинить телевизоры, магнитофоны и автомагнитолы, и больше грузчиком не работал.

Отремонтировав, по его выражению, «полвоенторга», Григорий Григорьевич получил опосредованный доступ к продуктам и тем самым обеспечил продовольственную безопасность семьи. На этом мы тему снабжения советского народа закроем: признавая все несовершенство прежней системы, развал страны мой собеседник, как уже было сказано, считает огромной ошибкой. Точнее - преступлением.

- Да, надо было изменить систему¸ но разваливать страну – нет. Все это было очень болезненно, к тому же вскоре началось бегство не лучших представителей флота в ВМС Украины. Меня тоже спрашивали - ты ж украинец, не собираешься? Я говорил – ребята, вы не поняли. Я закончил лучшее в стране военно-морское училище в Ленинграде, я давал присягу!

Закон и порядок

Атмосферу 90-х Григорий Григорьевич называет не иначе как беззаконием. Ощущение ирреальности происходящего усиливала необходимость ходить на службу в гражданском – благодаря усилиям части политиков и полуистерическим публикациям в СМИ военные не чувствовали себя на улицах в безопасности.

- Это было не только у нас – в Москве офицерам было дано официальное распоряжение ходить на службу в гражданском. Но и штатским было не легче. В 1994 году, когда я ушел со службы и начал работать автоэлектриком в собственной мастерской, бандиты сразу обложили меня данью. Шаг влево – шаг вправо мог закончиться очень плохо: моего сослуживца Валеру Авакова, капитана первого ранга, убили на улице ни за что ни про что. Говорить о том, что творилось в те годы, я могу с полным правом, потому что хорошо все это знаю. Поскольку я всю жизнь, со школы, был радиолюбителем, то организовал мастерскую по ремонту электрооборудования и автомобилей. Называлась она «Мастерская 12 вольт». Так вот насмотрелся я разного. Однажды у меня в гаражном кооперативе «Таврический» две группировки сошлись выяснять отношения.  Пришло порядка 80 человек - с сумками, из которых демонстративно торчало такое количество стволов, что я, человек военный, был поражен и взбешен. Меня с 4 работниками закрыли в гараже, который я тогда арендовал, и велели носа не высовывать. Сказали -  СБУ предупреждено, так что все нормально. Часа полтора они выясняли отношения, но закончилось все мирно: распили коньяк и разъехались. Некоторые из тех, кто собирал тогда дань с таких, как я, впоследствии стали известными людьми, общественниками и даже чиновниками. Теперь они обличают других за то, что те неправильно живут. Но те, кто собирал дань, были лишь вершиной айсберга, потому что все бандюки платили дань милиции. Это я тоже знаю точно. Поэтому обращаться в милицию было бесполезно. Закончилось все это в 2000-х: сферы влияния поделили, часть бандюков, которые были не согласны, отстреляли. Остальные все поняли, и все стало тихо-мирно. Просто бизнес!

Мастерская «12 вольт» с самого начала была официальной, работала «в белую» и исправно платила налоги. Называть это бизнесом Донец не хочет - это была работа, которой он с полной самоотдачей занимался на протяжении 16 лет.



- Сначала работал один, потом пришлось взять двоих помощников - мастерская была популярной, и в одиночку я не справлялся. Они у меня хорошо зарабатывали, обоим я купил машины за свой счет. Но и сам работать продолжал по-прежнему. Я был в Севастополе единственным, кто прошел процедуру сертификации в Госстандарте на ул. Частника и получил свидетельство. И единственным, кто давал гарантию от полугода до года на ремонт генераторов и стартеров. И на электрооборудование – тоже. Позже, в 2012 году, здоровье стало уже не то, и я решил, что надо сворачиваться. А мастерская существует по сей день. Многие и сейчас меня помнят в этом качестве, здороваются, спрашивают, не работаем ли мы больше. За 16 лет через нас прошло более 15 тысяч человек. Книг по ремонту я накупил на 8 тысяч долларов – интернета тогда не было, а как ремонтировать автомобили, не имея схем? Скупал всю литературу, не жалея денег, потому что новая работа была не менее ответственной, как работа минера. Машина не загорится от бензина, а вот от короткого замыкания – очень просто. Поэтому я и сам во всем придерживался порядка, и своих" бойцов" приучил. Мастерская была вся в бирках: винт тройка, винт четверка, регуляторы напряжения, диодные мосты, переключатели, предохранители… все подписано, все на месте. Мои "бойцы" привыкли к этому так, что и без меня могли мгновенно найти все необходимое. И до сих пор благодарят - говорят, что эта привычка к порядку здорово им в жизни помогла.

Той же строгой привычки к порядку Донец придерживается и в любом другом деле, за которое берется. И с горечью констатирует: последователей у него гораздо меньше, чем нужно бы. Поэтому и дела вокруг сплошь и рядом идут наперекосяк.

- Закон и порядок - вот что я ценю больше всего. Плохой закон или хороший, нравится он тебе или не нравится, его надо выполнять. Тогда бы будешь чист и перед своей     совестью, и перед людьми. А что касается порядка… Вот в Севастополе нет хозяина, поэтому мы так и живем. Причина бардака всегда одна - нет настоящего хозяина.

Тут наш разговор естественным образом перешел на способности людей, руливших городом в последние десятилетия. Не раз и не два случалось слышать мнение, что наиболее успешным хозяйственником зарекомендовал себя Владимир Яцуба. Григорий Григорьевич подтверждает: хозяйственная жилка у Яцубы, безусловно, была. Но он, как и нынешний губернатор, не смог бы сделать ничего из зачисленного ему в заслуги, если бы не крупные финансовые потоки, пролившиеся на город сверху.

- Яцуба находился примерно в тех же условиях, что сейчас Овсянников. Его назначение примерно совпало с временем, когда известная в Украине и за рубежом личность со своими сыновьями начали скупать здесь все, что можно – в Балаклаве, в бухте Ласпи… Вы видели забор на мысе Сарыч? Там он хотел отобрать все, вплоть до дачи Горбачева, только не успел. Но тому, кто обзаводится здесь землей, нужны и хорошие дороги, а их не было. При СССР в Севастополь постоянно приезжали первые лица страны - летом  командующий флотом менял по шесть рубашек, встречая литерные рейсы на аэродроме Бельбек. Поэтому дороги держали в порядке. А во времена Украины начался развал. С этим нужно было что-то делать, и при Яцубе городу выделили столько денег, что хватило на многое. Еще раз замечу – как хозяйственник он был на месте, но без больших денег ничего сделать не смог бы. Примерно та же ситуация и сейчас. Один из сотрудников сегодняшнего правительства однажды сказал мне – вы не представляете, сколько в Севастополь идет денег, мы не успеваем их осваивать! Я никогда не стану отрицать того факта, что при Овсянникове в Севастополе многое изменилось. И хорошего сделано много, за счет чего – вопрос другой. Но плохого, к сожалению, сделано не меньше, а больше.

Отношения с губернатором у Григория Григорьевича не сложились. Виной тому стала «вредность» и упертость Донца, не желавшего спокойно созерцать происходящее на севастопольской земле. Он прекрасно понимает - людям, для которых эта земля мало что значит, понять его крайне трудно.

- Это наше, родное, выстраданное, и мы понимаем, что все это не вернется. Ни мыс Сарыч не вернется, ни Батилиман, ни Торопова дача, ни загубленный акведук в Ушаковой балке. Потому что Ласпи, в которой поставили многоэтажки, - это совсем другая территория, а та, что была раньше, постепенно умирает.  Севастополю нужен хозяин, и это должен быть севастополец, который город хорошо знает. А вот в качестве помощника ему можно и нужно дать человека с материка, который идеально знает российское законодательство и у которого есть связи на уровне федерации. Но решения принимать должен наш, севастополец.

«Мы - как крейсер "Варяг"»

Однако мы отвлеклись от главной темы нашего повествования – жизни самого Донца. Закончив в 2012 году работу в мастерской, сидеть без дела он не собирался. Да и не смог бы – не та натура. Занялся общественной работой – одной из самых запомнившихся задач стала защита от застройки пляжа "Солнечный". А чтобы возможностей отстаивать интересы города было больше, решил принять участие в выборах депутатов Верховной Рады Украины.

- Мне говорили – ну куда ты суешься? Но я считал, что попробовать стоит. Рассуждал так: около 15 тысяч человек знают меня по работе в мастерской. Даже если я, обзвонив их, сагитирую 3-4 тысячи, то вместе с женами и детьми они могут дать хорошую поддержку. Зарегистрировался, чем поверг в глубокое изумление всю избирательную комиссию – соперником моим был Павел Лебедев. Но набрал всего 727 голосов и понял, что жизнь устроена не просто, как я думал. Прихожу к своему сослуживцу, спрашиваю – Саша, ты почему за меня не голосовал? Он сначала удивился, откуда я знаю, а потом признался – потому что знал, что меня все равно не изберут. То же самое сказали и второй, и третий знакомый.

Вскоре после этого появилась зарегистрированная Донцом общественная организация «Граждане Херсонеса», которая стала заниматься вопросами сохранения объектов культурного наследия. А потом в жизни Григория Григорьевича начался новый этап.

В «Республику», которая организовала митинг 23 февраля 2014 года, Григорий Донец попал благодаря рекомендовавшему его знакомому. Политическая ситуация накалялась с каждым днем, и на «конспиративной квартире» разгорались все более горячие споры.

- Мы спорили до хрипоты, до драки. Больше всего ссорились молодой, горячий Игорь Соловьев и более консервативный Борис Колесников. Но, самым спокойным был Виктор Посметный. О том, что за всем этим стоит Алексей Чалый, которого Сергей Кажанов называл «Че», я узнал только 22 февраля – до этого его в городе не было. А вот потом, когда наступила ясность, в том числе и с датой проведения митинга, роли стали расписывать уже конкретно. Мне поручили подготовить резолюцию. 22 февраля ее одобрили, но вскоре выяснилось, что ситуация изменилась, и резолюцию пришлось переработать, оставив из 9 пунктов всего 3. Ночью я ее переписал, 23-го все собрались, утвердили текст и сказали - раз ты автор этого "безобразия", ты будешь его зачитывать. И  проводить голосование за народного мэра тоже, тем более что голос у тебя командирский.

Однако пересмотреть пришлось не только резолюцию.

- Как я узнал 23-го, между Чалым и Яцубой была договоренность, что избрать на митинге предложат Яцубу. В 11 часов утра, когда резолюция была уже готова, Чалый начал ему звонить, но тот на звонки не отвечал. И тогда кто-то сказал – значит, будем предлагать вас, Алексей Михайлович, митинг-то уже назначен. Чалый согласился не сразу – сначала попросил полчаса на раздумья. Он сел за компьютер и просидел так полчаса, а потом сказал, что согласен. Конечно, мы тогда были очень наивны. Это сейчас я понимаю, что все висело на волоске. Элементарный пример - даже копию резолюции не сделали. Она лежала у меня в кармане: если бы СБУ что-то узнало и меня повязало – все, никакой резолюции. К тому же ни у кого из нас не было охраны, а власть в городе была украинская. Колючей проволокой руки связали, увезли, и все. Но звезды сошлись так, что нам повезло.

На вопрос «а было ли страшно» Донец отвечает слегка удивленным «нет».

- Была эйфория - в 1991 году я не смог предотвратить развал государства, хотя очень хотел. А здесь мне представился шанс поучаствовать в восстановлении исторической  справедливости, как бы пафосно это не звучало. Севастополь никогда украинским не был и не будет. И я знал - если я могу внести в это свою небольшую лепту, сделаю это достойно. Я моряк, я военный, я присягу давал, и она для меня - не пустой звук. Поэтому участие в тех событиях было для меня счастьем. Супруга меня, кстати, одного не отпустила - села в машину и поехала со мной на митинг. Пока я был на трибуне, она стояла рядом. Потом я спустился, мы нашли друг друга, сели в машину и уехали.

24-го с утра Григорий Донец находился в здании городской администрации.

- Сотрудники администрации смотрели на нас, как на врагов народа. В 12 часов появилась информация, что Чалого хотят арестовать. Мы стали немедленно обзванивать всех, кого можно, и через два часа у администрации было уже 2-3 тысячи человек, а к 17 часам - около 5 тысяч. А в 18 часов Чалый пошел в Горсовет, убеждать депутатов подтвердить его статус.

«Эту войну я проиграл»

Потом началась подготовка к референдуму, в которой Григорий Григорьевич тоже активно участвовал. Выступал он и на митинге, где были озвучены итоги голосования. Потом началось формирование севастопольского отделения ОНФ - Донец стал его соучредителем и самозабвенно погрузился в работу.

- Мы делали это с удовольствием - знали, что лидером ОНФ является Президент РФ, верили, что можем принести пользу. Я занимался конкретным делом и видел конкретный результат. Мы добились постановки на кадастровый учет свыше 32 тысяч гектаров лесов. Я инициировал работу по созданию ООПТ - объехал для этого на своей «Ниве» все заказники, которые существовали при Украине, от мыса Лукулл до мыса Сарыч. На слово я никогда ничему не верю - или смотрю лично, или знакомлюсь с документами. Вместе с руководством Севприроднадзора я добился запрета строительства оранжереи возле Братского кладбища на Северной стороне. Забор кладбища, как и все Братское кладбище, - объект культурного наследия и находится под охраной государства. А рядом - поляна площадью почти 100 кв. метров, на которой люди собрались цветы выращивать. Уже вылили бетон, арматура торчит… Я привез туда рабочую группу, мы написали в Севнаследие и добились, чтобы все это снесли. С той же рабочей группой я привез на Фиолент Сергея Меняйло, показал ему, что там творится. Он в присутствии телекамер сказал - все, больше этот человек здесь ничего строить не будет. Но какое там…  Я участвовал в постановке на учет в качестве объекта культурного наследия оборонительной башни 7-го бастиона на ул. Частника, готовил документы по Ласпи, по вновь выявленному объекту культурного наследия «365 батарея», или форт Сталина, по другим фортификационным сооружениям. Мы отстояли от застройки часть Парка Победы. Сделать удалось многое, но в конце концов я эту войну проиграл.

Чтобы перечислить все общественные обязанности Григория Григорьевича за последние годы, не хватит пальцев на руках. Будучи руководителем созданной при правительстве в 2014 году рабочей группы по недопущению регистрации права собственности на объекты недвижимости и земельные участки, выданные с нарушениями градостроительного и земельного законодательства (в эту группу он вошел по просьбе ОНФ), он собрал материал, от которого волосы вставали на голове дыбом.  

- Я пришел к Сергею Ивановичу Меняйло и сказал, что надо принимать решение, иначе я соберу ОНФ и все это обнародую. Он сказал - нет. Тогда я позвонил Чалому, и мы собрали ОНФ в 13-м кабинете Заксобрания. Я выступал 40 минут, показывал на слайдах все безобразие, которое творится в ООПТ, весь этот дерибан. Но перед этим Дубовик и Меняйло еще раз пригласили меня в правительство и еще раз убеждали этого не делать. И если до этого мы с Меняйло нормально общались и я его угощал сигаретами «Кэптэн Блэк», то после этого стал для него врагом.

Причина проблем, которых на долю Григория Григорьевича в последние годы выпало много, проста: к своим новым обязанностям он относился так же, как и к предыдущим. Работал не просто ответственно - основательно и скрупулезно, можно даже сказать, въедливо.

Но если на флоте эти его качества высоко ценили, а клиенты автомастерской и вовсе готовы были молиться на такого умельца, то обоим составам правительства Севастополя его серьезность и ответственность вскоре надоели до колик. Ну что им за дело, в самом деле, до каких-то объектов культурного наследия, до разрушающихся фортификационных сооружений или Тороповой дачи, тем более что там все уже «украдено до нас»?

Разрыв между словами, то есть озвучиваемой готовностью сберегать Севастополь, и реальным положением вещей становился все очевиднее.

Более того - именно настырность Донца в отстаивании своих целей в конце концов стоила ему ухода из Общественной палаты: губернатор в нарушение закона сделал все, чтобы надоедливый оппонент лишился поддержки на выборах председателя ОП. В ход шло даже давление на его сторонников, которые, так или иначе зависят от правительства.

Смириться с этим Григорий Григорьевич не мог и из состава ОП вышел, еще раз убедившись: точки опоры, которая давала бы возможность бороться, у него больше нет.

- Дважды - в ноябре на встрече с общественностью и в феврале - на личном приеме у прокурора города по поводу Тороповой дачи и ситуации в Общественной палате Севастополя – мне было сказано, что мои требования обоснованы и что меры будут приняты. Но, к сожалению, сделано так ничего и не было. Сергей Иванович Меняйло прислушивался хотя бы к ОНФ - сначала приходил на наши заседания сам, потом стал присылать своего представителя. Но сегодняшнее региональное отделение  ОНФ "За Россию" представляет собой типичную общественную организацию, которая занимается всем и понемножку, никому не мешая. Поэтому губернатор не считается и с РО ОНФ.  А ведь лидером ОНФ "За Россию" является Президент страны!

«Севастополь такой один»

Слова о том, что война им проиграна, Григорий Григорьевич произносит внешне спокойно. Но далось ему все это, конечно, очень нелегко. И, конечно, настроение его, мягко говоря, сегодня оставляет желать лучшего. Но больше всего тяготит мысль о том, что будет при таком отношении властей с Севастополем.  

- Я не понимаю, как можно за 279 рублей в год отдать в аренду тысячи гектаров леса. Я прекрасно знаю компанию, которой они были отданы практически даром - за 4 года эти люди ни одного дерева не посадили на Тороповой даче, хотя срубили массу. А вольеры, в которых стреляют дичь вип-персоны? С начальником их службы безопасности я встречался 4 раза, в том числе 2 раза - на Тороповой даче. И он мне ясно сказал - мы сюда вложили такие деньги, что никуда отсюда не уйдем. А ведь Торопова дача - особо охраняемая природная территория!

Активная жизненная позиция во все времена приносила людям не только известность – часто ей сопутствуют и серьезные неприятности.

- В 2014 году ко мне в квартиру ломились восемь человек с битами. Спасали меня ребята из «Рубежа» и В.Н. Горелов. А полиция приехала, составила акт и уехала. После этого меня на моей копейке сбил джип: обошел меня по двойной сплошной и, ударив в левый бок,  хотел выкинуть на остановку. Опять же "Рубеж" разыскал наглеца и провел  с ним беседу. Подчеркиваю - именно беседу. А на следующий день угнали мою «копейку».  Вернее, пытались угнать – сделать этого никто не сможет, потому что я автоэлектрик. А когда я ехал на «Ниве» показать Меняйло показать лебедевскую стройку на Фиоленте, мне разбили «Ниву»…

Упорствовать в такой ситуации стал бы далеко не каждый. И тот факт, что Донец борьбу продолжал, сам по себе удивителен. Так и хочется сказать - а может, ну его? Или, как спросил Донца один из прежних товарищей по ОП, - вам что, больше всех надо? Но Григорий Григорьевич просто не понимает, как можно так говорить и жить.

- Севастополь - уникальный город, подходить к нему с теми же мерками, что к другим городам, нельзя - другого такого не только в России, но и в мире нет. Я не первый год сотрудничаю с «Херсонесом Таврическим», и  Меняйло  несколько раз просил меня возглавить музей-заповедник, но там нужен человек помоложе. Так вот сейчас я три-четыре раза в месяц вожу на своей машине археологов на мониторинг принадлежащих заповеднику объектов культурного наследия. И могу сказать, что по числу таких объектов на территории города Севастополь впереди планеты всей - даже при том, что часть археологии у нас не разведана и не исследована. Аэросъемка показывает - весь Гераклейский полуостров расчерчен на правильные прямоугольники. Это все хора, 3-4 век до н.э. И куда ни копни - найдешь что-нибудь интересное. Здесь нужно создать археологический центр мирового уровня - пусть раскапывают, изучают, консервируют, восстанавливают и рассказывают миру о своих открытиях. С 3-4 века до н.э. здесь селились византийцы, римляне¸ греки, турки, татары, армяне, русские… коренное население. Пальцев не хватит, чтобы перечислить все культуры, которые оставили здесь свои следы. А мы все это губим. Особенно удручает продолжающееся безответственное отношение Правительства к особо охраняемым природным территориям и объектам культурного наследия – Ушакова балка, Камчатский люнет, Торопова дача, мыс Фиолент, Максимова дача…

Совсем другого уровня внимания, уверен Григорий Григорьевич, заслуживает и более поздняя история Севастополя.

- У нас только береговых батарей постройки 19-го - начала 20 века двадцать шесть. В том числе - единственная в мире действующая береговая батарея - 30-я. Шесть стволов по 305 мм, дальность стрельбы 42 километра - боезапас подвози, и она выстрелит. Я и члены нашей общественной организации переводили туда множество экскурсий - видели бы вы глаза взрослых и детей, которые прошли по подземелью, увидели все это в действии, даже во вращающиеся башни залезли! Масштаб сооружения не просто впечатляет - он потрясает.

Именно Григорий Григорьевич был автором концепции создания парка «Патриот» на базе фортификационных сооружений Севастополя. Увы - обстановка в мире такова, что министерству обороны пока не до парка «Патриот» в Севастополе. Но это не значит, что о планах, которые были озвучены в феврале прошлого года на общественных слушаниях, нужно забыть.

И, конечно, необходимо принимать меры по сохранению центральной части города, которая тоже постепенно утрачивает свою первозданную красоту, и по спасению Севастополя от бездумной и безответственной застройки. Ее образцами служат «торчащие, как кость в горле» кабановская «Вершина успеха» и многоэтажка на Ластовой.

А ведь все могло бы сложиться иначе, если бы эти здания хотя бы соответствовали проекту. Но они не соответствуют, а готовность власти навести в строительной сфере порядок даже меньше, чем в украинские времена.

«О чем мы вообще думаем?»

Говоря о строительстве, собеседник подчеркивает: он вовсе не призывает его запретить, хотя статистика и свидетельствует о том, что 70% жилья в Севастополе приобретают приезжие, и многие - не для того, чтобы жить, а ради сдачи в аренду. Но строить нужно с умом и, видимо, все-таки не в таких объемах, как это делается в других регионах. Причина не в ксенофобии севастопольцев, как иногда пытаются изобразить, а в объективных обстоятельствах жизни города.

-   У нас нет канализации, нам негде купаться - все сливается в море без всякой очистки. Не хочется говорить сейчас об отвратительных подробностях, но что бывает на некоторых наших пляжах, когда подует северный ветер, известно. Проект очистных делали еще 80-е, и моя супруга, помнится, даже сдавала на это свой дневной заработок. А очистных до сих пор нет. Вот сейчас Кабанов построит еще новый микрорайон на Токарева – куда все это пойдет? Если бы я был губернатором, я бы прямо сейчас дал команду прекратить всякое строительство и введение в эксплуатацию  домов до тех пор, пока не будет нормальных очистных, иначе мы просто утонем в нечистотах! Жестко? Тогда давайте опубликуем, сколько ежесуточно сбрасывается в море не очищенных стоков. И сколько лет это продолжается – может быть, хотя бы это нас образумит!  Давайте вкладывать все средства в решение первоочередных проблем, от которых зависит жизнь города и его жителей!

В свете сказанного особенно цинично выглядит история с исчезновением 2 млрд. рублей, отпущенных из федерального бюджета на строительство КОС «Южные». Вторая огромная проблема, о которой призывает не забывать собеседник, - вода.

- Хорошо, что погода нас щадит. А ведь были в Севастополе времена, когда воды не было не день, ни два – неделями. У меня во дворе скважина, которую тогда пробили, чтобы брать воду. И проблема эта до сих пор не решена. Если, не дай бог, выпадет засушливый год – что мы будем делать? Мы погибаем от мусора, продолжаем засыпать балку Первомайскую. А что дальше? Все понимают, что нужен мусороперерабатывающий завод, но никто для этого ничего не делает. А вы знаете, какие огромные территории у нас отведены под кладбища и на сколько их площадь увеличивается с каждым месяцем? А кладбищам положена санитарная зона, в которой строить и жить нельзя. И таких факторов множество. А мы, все это зная, наращиваем объемы строительства и число жителей.

И все-таки места, где строить можно, в Севастополе есть, - уверен Донец. Территория города достаточно велика - есть Северная сторона, есть села вроде Андреевки, Тылового или Полюшка. Если создать инженерную инфраструктуру и наладить работу транспорта, инвесторы туда пойдут. Но это уже другая история.

Сейчас длиннющий перечень общественных забот Григория Донца сильно сократился, но несколько пунктов в нем все-таки остается. В частности, Донец является руководителем общественной организации по сохранению объектов культурного наследия «Морской форт». Два месяца назад получил пропуск в архив - продолжает изучать историю города, в том числе его фортификационных сооружений.  

- Я пригласил реставраторов на 12 и 13 батарею, мы составили концепцию реставрации и приспособления батарей к использованию в современных условиях, согласовали ее с дирекцией музея-заповедника «Херсонес Таврический». Сейчас готовлю материалы, чтобы подать заявку на президентский грант - если до конца августа успею, подам обязательно, - обещает Григорий Григорьевич.

Остается добавить, что живет он все в той же двухкомнатной квартире на 5 этаже, которую получил во время военной службы. Его жена продолжает работать в военно-морском госпитале - она фельдшер-лаборант высшей квалификации, тоже привыкла делать все, за что берется, «на отлично».

Жаль, что в нашем мире эта привычка не всегда оказывается нужной. Но Григорий Григорьевич живет по принципу «Никто не сделает за нас то, что можем и должны сделать мы». И верит – все только начинается.

Ольга Смирнова

фото из личного архива Г. Донца

Опубликовано по заказу БФ "35-я Береговая батарея"