Во время заразы, т. е. где-то с марта с. г. мэр Москвы С. С. Собянин в глазах части москвичей – но части наиболее просвещенной и громогласной – приобрел все характеристические свойства идолища поганого. Карантинные меры в Москве – несомненно, причиняющие неудобства, как всякий карантин – являются постоянным раздражителем, причем дурным чувствам свойственно аккумулироваться.

Человеческая природа такова, что в течение краткого времени возможно твердое и гражданственное отношение к тяготам и лишениям даже и более серьезным, чем карантинные, но эта твердость является преходящей.

В 1914 г. начало войны с Германией породило в России народный порыв (он же – патриотический угар). К 1916 г. от угара и порыва не осталось ничего, и не было таких гадостей, которые не произносились бы – причем почти открыто – по адресу царя и министров. Финал известен.

Российскую монархия (и не только российскую) сгубила затяжная война. Сегодня, слава Богу, все-таки не война, но затяжное бедствие тоже обладает губительным действием.

Как и в 1916 г. взявшего на себя ответственность обвиняют во всех грехах и винят во всех бедах.

Характерно, что просвещенные критики не стесняются называть Собянина оленеводом, намекая на его нерусское изначалие, и советуют ему вернуться в свою тундру. Назови кто-нибудь А. А. Венедиктова шинкарем из местечка и посоветуй ему ехать в свой чесночный рай, небеса сотрясались бы от обоснованного негодования.

Но с оленеводом такие штуки проходят, и общество не видит в них ничего зазорного.

Поношения, которым подвергается С. С. Собянин, связаны в первую очередь с тем, что вынужденный ex officio что-то делать в эпицентре морового поветрия – львиная доля заразившихся и умерших приходится на Москву – он с неизбежностью принимает огонь на себя.

Прежде всего потому, что, как избыть заразу, по большому счету не знает никто.

Есть, конечно, приемы и методы, ими пользуются, и если бы их не было, получалось бы гораздо хуже, но опять же по большому счету – полная неизвестность. С. С. Собянин подобен полководцу, обреченному действовать в значительной мере вслепую, методом болезненных проб и дорого стоящих ошибок. "Туман войны" по Клаузевицу можно дополнить термином "туман заразы".

Когда будет вакцина и будет ли вообще – неизвестно. Уйдет ли зараза во внезапное  небытие или грядет вторая волна, а если грядет, то откуда – неизвестно. Сильно ли помогают карантинные меры, маски, перчатки и пр. – неизвестно. Сколько еще выдержит экономика – неизвестно.

Сегодня все, конечно, вирусологи и эпидемиологи, а также глубокие экономы, к которым, правда, применимы слова Мефистофеля:

"О Боге, о земле, о том, что скрыто в ней,

О том, что в голове и в сердце у людей

Таится, вы давно ль преважно толковали

С душою дерзкою, с бессовестным челом?

А если мы вникать поглубже начинаем,

Сейчас же видим мы, что знали вы о том

Не более, чем мы о муже Марты знаем".

Но со всезнающих экспертов спрос невелик – они ни за что не отвечают, тогда как начальник народа вынужден действовать здесь и сейчас, памятуя, что "недотерпеть – пропасть, перетерпеть – пропасть". И в любом случае будет виноват он.

Незавидная участь. Сочувствия, впрочем, тут не дождешься.

Тут интересно посмотреть, как бы иной вел себя на его месте – с учетом всей ответственности и всех рисков. Предшественник Собянина Ю. М. Лужков в 2010 г., когда Москву заволок дым от пожаров и нечем было дышать, просто сбежал. Что бы делал на месте Собянина борец А. А. Навальный – но не надо о грустном. В пылу борьбы с оленеводством совершенно отсутсвует аргумент "А вот Пупкин –это силища, он всю заразу победит".

Глубоких знатоков много – но Пупкин не назван.

При этом часто забывают еще одно обстоятельство. Поношение С. С. Собянина началось, когда ни о какой заразе и слыхом не слыхивали. Вероятно, уж должность такая.

Мотивы поношения были двоякие: низовые и верховые.

Низовые заключались в претензиях к новшествам. Собянинское регулярство (реновация, погромы ларьков, реконструкция улиц, пустынные эспланады etc.) не всем нравилось – в особенности по контрасту с лужковским хаотическим азиатством. Выстраивание по флигельману кому нравится, а кому и не очень. Когда к этому добавилось еще и регулярство карантинное, это наложилось на прежние претензии – почва была уже готова.

Верховые сводились к суворовскому "Широко шагает, пора унять молодца". Интерес проблеме наследования существует давно, и возрастание собянинской силы и влияния порождало естественную ревность. Особенно со стороны административных пустоплясов.

Хорошо заводить в столице регулярство или не очень хорошо, но в любом случае это реальность, контрастирующая с полной виртуальностью, генерируемой пустоплясами. Здесь так же: уязвимость позиций борца с заразой порождает естественное для интриганов желание ударить в спину – "Сейчас или никогда!".

Поэтому борьба с оленеводством будет все отважнее. Тем более, что и Собянин далеко не безгрешен, а его цифровой экстаз многим уже порядком надоел.

Итог же борьбы зависит от неизвестной переменной "Х".

Если заразу удастся победить относительно малой кровью, Собянин-триумфатор может принимать парад верхом на белом олене. Если зараза затянется, а издержки окажутся непомерно велики, тогда его, возможно, подсидят.

Но каково будет значение "Х" – неизвестно никому.



Максим Соколов