Народ против Собчак: можно ли снимать интервью с маньяком

Четвёртые сутки пылают страницы: половина фейсбука проклинает Ксению Собчак за интервью со скопинским маньяком, другая хвалит.

В основном, конечно, проклинают. Ссылаются на мораль, этику, апеллируют к аргументу «нельзя предоставлять трибуну преступнику». Обком от новой этики заходится в падучей: запретить, отнять, посадить обратно!

Прежде чем писать дальше — оговорюсь. Мне глубоко несимпатична Ксения Анатольевна Собчак. И это — самая мягкая из возможных формулировок. Я убеждена, что если в российской медиасреде существует живое воплощение слова пошлость — это она. Ксения Анатольевна.

Но конкретно в данной ситуации хочется всё же разобраться.

Первое и главное, что вызвало мою оторопь, — дивное зрелище: взрослые люди абсолютно всерьёз призывают не интервью брать, а законопатить маньяка скорее обратно и желательно пожизненно. И это совершенно потрясает.

Люди, которые чаще других орут про правовое государство, считают, что закон существует где-то в параллельной реальности. Словно это такая абстракция — ну отсидел 17 лет, ну и что.

Мы хотим ещё, ещё!

Российское право не одну сотню лет формировалось, но Зинаиде Степановне из фейсбука лучше знать, как кого судить и наказывать.

Нулевое уважение к закону обнаруживает коллективный комментатор в соцсетях — вот где-трагедия-то.

Второе. Я, в отличие от абсолютного большинства читателей, окончила факультет журналистики и достаточно долгое время работала по этой специальности.

И вот что скажу. Когда вы к журналистике пытаетесь прикрутить этику — выглядит это по меньшей мере комично. Роль журналистики при свободном рынке не воспитательная, а обслуживающая. Журналистика даёт читателю и зрителю именно то, чем тот интересуется, иначе бы она коммерчески загнулась.

На первом курсе, на одном из семинаров рассказывали историю про, кажется, Гиляровского, который явился на закрытое мероприятие и дал своему другу, туда его пригласившему, слово ничего не выносить в прессу. И, разумеется, всю информацию позже опубликовал в газете, подставив друга.

Красиво с общечеловеческой точки зрения? Нет, конечно. Но с точки зрения профессии — единственно правильное решение. Не устраивает? Ищи другую профессию.

Потому что «этика» (я сознательно ставлю кавычки) журналиста — это не общечеловеческая мораль. Общественная значимость информации для журналиста многократно важнее, чем чьи-то бытовые представления о добре и зле. И я не про российскую журналистику, а про мировую, которая сотни лет формировалась.

Фактчекинг, полнота информации, отражение позиций обеих противоборствующих сторон (а драматургия любого материала строится на конфликте) — да. Вопрос «насколько это навредит психике Клавдии Степановны и не сочтёт ли она материал этически вредным» — нет, немыслим для профессии.

Конечно, авторы могут прислушаться к Клавдии Степановне и начать писать исключительно про посевную и строительство капитализма, но читать вы это не станете, рекламодатель не купит рекламу, и газета закроется.

В этом смысле интервью Собчак — яркий маркер. Только глухонемой мой друг его не посмотрел и не обсудил. Больше того, выйди подобное интервью, например, в программе Опры Уинфри — бровью бы никто не повёл, никакого скандала бы не было. И вот почему.

Десятки лет назад на Западе сформировалась культура таблоида. Таблоид — это не «Филипп Киркоров купил себе трусы в горошек». Это не сенсации про Аллу Борисовну Пугачёву, не голые женщины — как у нас его понимают. Таблоид и желтизна — всё же разные вещи.

Таблоид — как раз о том, что всем интересно, но страшно спросить. Это нарушение табу и выход за флажки. И чем больше фактуры, фактологии в таблоиде — тем он качественнее.

А теперь предметно.

Есть такой жанр — портретное интервью. Это когда автор, максимально выключая личную экспрессию (или наоборот, в нужный момент включая с целью провокации), показывает вам живого человека в объёме. Со всех сторон. Будь этот человек — телеведущий, проститутка или маньяк.

Цель такого интервью — позволить читателю ненадолго побывать в чужой шкуре, сделать собственные выводы, выстроить причинно-следственные связи, а не потреблять готовую, разжёванную автором моральку.

Что попыталась сделать Собчак? Показать обыденность зла. Его бытовую, повседневную природу. Причём она играет на контрасте — жертва маньяка выглядит настоящим героем, преодолевшим ад.

То, что увидела в этом репортаже коллективная феминистка — предоставили, мол, трибуну маньяку, делают пиар, — элементарная потребительская неграмотность и отсутствие рефлексии. Плюс некоторые интеллектуальные особенности, мягко скажу.

И главное — очень навязчивое желание ввести партийную цензуру, оно в последние годы вообще доминирует во всех сферах. Наверное, многие заметили, что даже культура анекдота отмирает — шутить теперь нельзя решительно ни про что: ни про меньшинства, ни про евреев, ни про тёщу.

А теперь, оказывается, и снимать.

Тот факт, что шокированный обыватель подхватил возмущение, обусловлен, конечно и личностью интервьюера. Ксения Анатольевна обладает уникальной способностью — в любую тему внести сладкую ноту пошлости. Даже в высокую драму. И в этом — главная слабость этого материала. В целом, к слову, добротного.

Повторюсь, мне глубоко неприятна Ксения Анатольевна. Но обвинения последних дней попросту смешно читать: семимильными шагами движемся к раннесоветским установкам. И кто руководит процессом? Люди, называющие себя прогрессистами, вот в чём главный парадокс.

Мария Дегтерева