Керченская трагедия все последние дни продолжает оставаться в нашем информационном пространстве новостью номер один. На выходных все итоговые выпуски федеральных аналитических программ посвятили этому событию большие сюжеты. Тем более, что в публичном доступе появились видеозаписи произошедшего, сделанные камерами наблюдения внутри колледжа.
Эти записи ответили на ряд вопросов. Вместе с этим, возникли и новые. Вероятно, специалисты еще долго будут расставлять все точки над «и».
Что несомненно. Очевидное сходство атаки на колледж с тем, что произошло в 1999 году в школе «Колумбайн», в которой два ученика старших классов Эрик Харрис и Дилан Клиболд расстреляли 13 человек и ранили еще 23, после чего покончили жизнь самоубийством. Именно «Колумбайн» дал общее название для подобных случаев. Хотя массовые расстрелы в учебных заведениях США случались и раньше, но только после «Колумбайна» это сделалось отдельным специфическим явлением. В дальнейшем большинство стрелков так или иначе соотносили свои поступки со случаем 1999-го года.
Именно поэтому, вероятно, наш президент, комментируя трагедию в Керчи, упомянул глобализацию и влияние социальных сетей на молодежь во всем мире. С одной стороны, с этим трудно спорить. Действительно, США весь двадцатый век активно экспортировали не только сотовые телефоны или компьютеры, но и свой собственный образ жизни. А «Колумбайн», увы, стал составной частью этого образа.
Но, с другой стороны, у нас как-то сразу поспешили переложить всю ответственность на Голливуд и на учителей с родителями, которые этому Голливуду слишком слабо противостоят. В Советском Союзе, мол, этого не происходило, а теперь тлетворное влияние Запада разлагает умы нашей молодежи.
Само собой, главными выводами из трагедии предложено считать разнообразные запреты, ограничения, усиление бдительности и контроля.
Между тем, проблема куда сложнее, чем говорят у нас с телеэкранов. Мы же не можем предположить, что американские родители меньше любят своих детей и меньше беспокоятся об их безопасности. Мы не можем предположить, что американские политики меньше зависят от своего избирателя. Однако же за двадцать лет с момента расстрела в «Колумбайне» проблема в США не только не решена, но продолжает усугубляться.
Более того, и у нас, и у них инциденты в учебных заведениях почему-то принято отделять от подобных инцидентов в других местах. Как будто расстрелы, совершаемые подростками, чем-то отличаются от массовых убийств, которые периодически совершают взрослые и состоявшиеся граждане. Тогда как в целом ни возраст, ни состояние рынка оружия в стране, ни национальность и ни строй не влияют на количество таких случаев и ни на тяжесть последствий.
К примеру, одним из первых случаев массового убийства детей в школе является инцидент в городке Бат, штат Мичиган. Тогда погибло 44 человека, включая 38 учеников младшей школы. Взрыв в школе устроил Эндрю Филип Кихо, 55-ти лет. Это произошло - кто бы мог подумать - еще в 1927-м году. Эпоха джаза, патриархальная Америка, христианские ценности. Но вот человека лишили должности делопроизводителя, должны были конфисковать имущество и вместо того, чтобы тихо пустить себе пулю в голову, он сначала убил супругу, а потом взорвал школу. Еще до Великой Депрессии.
В Штатах не только закон основан на прецедентном праве, но и многие другие вещи. Кихо заложил определенную модель. Много позже Чарльз Джозеф Уитман тоже начал с того, что убил свою мать и жену, а потом поднялся на смотровую площадку Техасского университета в городе Остин и оттуда начал стрелять по площади. В результате чего было убито 16 человек и ранено 32. Это случилось в 1966-м году, на дворе начиналась эпоха хиппи, Битлз пели о любви, но это никак не помешало очередному массовому убийству. Уитману на тот момент было 25 лет.
С тех пор перечислить все аналогичные расстрелы не представляется возможным.
Когда мы смотрели фильм Майкла Мура «Боулинг для Колумбины», его проблематика казалась нам немыслимо далекой. Казалось, это американская специфика. Майкл Мур показывал, насколько доступно в Америке оружие, а ружье, которое в первом акте висит на стене, в третьем, как мы знаем, должно обязательно выстрелить.
Но у нас такой доступности оружия нет. У нас нет Национальной стрелковой ассоциации, нет сильнейшего оружейного лобби, у нас нельзя пойти в магазин и по паспорту купить себе короткоствол. Это не мешает, тем не менее, происходить тому, чему мы стали свидетелями.
У нас сразу стали предлагать ограничительные меры. Допустим, продавать оружие с 25-ти лет. Но Дмитрию Виноградову, который застрелил шесть своих коллег, было 29 лет. И его случай (если не брать количество жертв) мало отличается от того, что мы наблюдали в Керчи. Он тоже купил оружие официально, тоже купил большое количество боеприпасов, тоже выкладывал в сети разнообразные манифесты о ненависти к человечеству.
Однако, даже если предположить, что все гайки будут накрепко закручены, граждане нашей страны лишатся доступа даже к охотничьему оружию, то куда мы денем людей, кому оружие положено по должности? Куда мы денем майора Евсюкова, допустим? А куда мы денем практику расстрела сослуживцев в Вооруженных силах Советского Союза? О таких случаях в советской прессе не писали, но их было предостаточно. Сослуживцев расстреливали такие же восемнадцатилетние пацаны, как и Росляков в Керчи.
А если смотреть на картину еще шире, то можно увидеть, что наибольшее количество жертв мы имеем в случаях, которые вообще не связаны со стрелковым оружием. Это теракты с применением взрывчатки. Это и взрывы жилых домов в России, и взрыв в Оклахома-Сити, и множество других взрывов по всему миру.
То есть, первично здесь все-таки не доступность оружия, а само желание уйти из жизни, громко хлопнув дверью. Такие люди в нашем технологическом мире найдут тот или иной способ причинить окружающим наибольший вред, будет у них под рукой ружье или не будет.
Печально, когда у нас десятки говорящих голов за три минуты расскажут вам, как решить проблемы, которые не могут решить во множестве стран в течение века. При этом у нас не могут сделать самых минимальных выводов из наших собственных трагедий.
Не могут, к примеру, научиться объявлять траур, не исходя из количества погибших, а исходя из общественной значимости и резонанса. Это как-то диковато выглядит: с утра до вечера говорить о керченском расстреле по федеральным каналам, однако национальный траур по детям не объявлять. Для небольшой и тихой Керчи (и шире - для всего Крыма) событие невообразимо, а федеральный центр как будто отстраняется от этого.
Но ровно такая же ситуация с трауром была и в Кемерово. Тогда, правда, вовремя спохватились.
Так много говорить об учителях и воспитании с экранов именно тем людям, которые все лето показывали нам веселых и пляшущих пенсионеров, желающих работать до смерти. А это разве - не воспитание? Разве миллионы молодых людей не видят этой лжи, этого лицемерия? Не понимают, что люди, которые наверху, наверное, скоро все полопаются от денег, только что обобрали самых несчастных и малоимущих? Публично и нагло. И что же, эти люди теперь будут учить общество морали?
Хотя, повторю, непосредственно к материальному положению граждан ситуация с массовыми убийствами отношения не имеет. В конце концов, наиболее масштабный случай такого рода произошел в Лас-Вегасе, и там стрелявший был мультимиллионером.
Нельзя критиковать клиповое сознание современного человека, его некую виртуальную психологию ровно теми же клиповыми методами.
Ольга Туханина