Бумеранг возвращается
В марте 2015 года я опубликовал в газете «Известия» колонку, ставшую роковой для моей дальнейшей судьбы. Она называлась «Крымнаш как наше все».
Текст этот вызвал бурю возмущения в либеральных кругах – меня немедленно назвали «фашистом», «сталинистом», врагом свободы и демократии. Некоторые бывшие знакомые разорвали со мной личные отношения, моя лекция в Высшей школе экономики была едва ли не сорвана возмущенными профессорами, и нужно отдать должное выдержке руководства факультета политологии, что эта лекция все-таки состоялась.
Любопытно другое, та же статья вызвала явное неудовольствие определенных кругов российской власти, и вскоре после появления этого текста в общем стало ясно, что моему пребыванию на посту заместителя главного редактора крупнейшей российской газеты скоро придет конец.
Чем же так возмутил и власть, и либеральную среду этот текст?
Термин «Крымнаш» вошел в российский дискурс, как известно, после известного клипа с участием Натальи Поклонской – так наз. «Няш Мяш». Но у меня есть некоторое основание считать себя невольным автором этого «мема». Когда в феврале 2014 года стало ясно, что ситуация на Украине вышла из-под контроля Москвы, российская пропагандистская линия явно дала сбой. Провластные публицисты откровенно путались в рекомендациях – кто-то отчаянно требовал закрыть глаза на все, что делается в соседней стране и смотреть только трансляции сочинской Олимпиады, кто-то бессильно взывал к разуму европейской общественности, гарантировавшей конституционное перемирие 21 февраля 2014 года.
В это время в Севастополе и Крыму в целом начались известные события, приведшие в конце концов к появлению там «вежливых людей». Пока лоялисты молчали, весьма громко стали говорить радикалы, к которым, надо сказать, я тогда не принадлежал. Радикалы – в том числе и на страницах «Известий» - стали требовать присоединения Крыма. Я объединил все радикальные (по тем временам) статьи-рекомендации в одну рубрику, иронически обозначив ее фразой, отсылавшей к «Дневнику писателя» Достоевского: «Крым должен быть наш». (Достоевский, понятно, настаивал: «Константинополь должен быть наш»).
Сам я в тот момент считал, что «нашим» должно было стать пол-Украины, где с деятельной помощью России мог быть восстановлен легитимный конституционный режим – поначалу во главе с убежавшим из Киева президентом, а потом с кем-нибудь получше.
Между тем, после того, как Крым и Севастополь вернулись в «родную гавань», мне было стопроцентно ясно, что все благие рассуждения от имени «международного права» следует отодвинуть в сторону. Граждан полуострова, рискнувших жизнью и благополучием ради возвращения в Россию, нельзя предавать ни в каком случае. Даже говорить, упоминать о таком возможном предательстве недопустимо. В особенности недопустимо это делать представителям российской элиты. Уж тем более невзможно для российской власти искусственно поддерживать на плаву существование либеральных оппозиционных групп, которые позволяют себе сомневаться, «наш» ли Крым или он чей-то еще.
Вот, собственно, об этом в первую очередь я и решился написать в той самой своей злосчастной колонке.
Но не только об этом.
В частной жизни мораль и рациональная целесообразность очень часто расходятся. Если бы это было не так, не было бы и христианства, да и вообще мировых религий. Действуя исходя из соображений чистой морали, люди одновременно наилучшим образом защищали бы свои частные интересы. Увы, чаще поступая нравственно, люди поступают безрассудно.
Но в жизни политической, выскажу осторожное предположение, все-таки имеется тенденция к сближению морали и целесообразности. Так вот, необходимость жесткого сплочения вокруг лозунга «Крымнаш» мотивировалась для меня как высшими принципами («своих не сдают»), так и государственным расчетом. Если российская власть начнет относиться к «крымненашистскому» дискурсу чересчур либерально, это немедленно будет расценено нашими зарубежными партнерами как признак слабости, и давление на Россию будет все более и более сильным и безжалостным.
«Крымнаш» - это тот самый случай, когда выражение из советского пропагандистского лексикона - «мы все как один дружно отвергаем» - покажется не лишним. Вопреки всем инсинуациям в мой адрес, я нигде в той статье не призывал к репрессиям против людей, занимающих иную точку зрения по вопросу о принадлежности Крыма. Я даже специально подчеркнул, что удаление «Крымненаша» из политического поля не должно иметь болезненных последствий лично для каждого из тех, кто принадлежит к этому меньшинству. Но либералы все равно кричали, что я призываю к репрессиям, запретам на профессию и даже насильственной высылке нелояльных «крымскому выбору» интеллектуалов на Украину.
Между тем, что произошло дальше?
Каждый вечер российский телезритель мог смотреть открытые дебаты «Крымнаша» и «Крымненаша» по всем основным каналам ЦТ. Если вопрос о Крыме был бы закрыт, как говорила российская дипломатия, зачем тогда эти были эти дебаты?
Тут как раз уместно вспомнить немецкого правоведа Карла Шмитта, который в духе антипросветительского скепсиса своего времени настаивал на том, что в дебатах не обязательно открывается истина, и рано или поздно жесткое политическое решение полагает конец политическим дискуссиям. То есть интеллектуалы могут продолжать, конечно, говорить, что считают нужным (например, выражать сомнения в благотворности американской революции или же в необходимости отмены рабства), но политики к этим уже один раз отвергнутым большинством населения позициям не должны возвращаться.
Однако дискуссии о Крыме на ЦТ не прекращались все последние три года. Но, мало того, на президентские выборы 2018 года Администрация Президента выпустила в качестве чуть ли не главного своего кандидата – Ксению Собчак, которая тут же – в качестве пиар-хода – объявила, что не посетит Крым без разрешения украинских властей. Эта дама заняла на выборах третье место.
Какой вывод сделал из этой истории Запад? Его элиты пришли к закономерному выводу: что бы ни говорили Путин и Лавров, вопрос о принадлежности Крыма далеко не закрыт, значительные сегменты российской элиты продолжают как бы «торговаться» Крымом, продолжают держать этот вопрос темой внутренней политики страны. И эту тему в политические дебаты вбрасывает сама власть. Разумеется, в этой ситуации ослабление санкционного давления на Россию, даже если оно и планировалось первоначально Трампом, было справедливо расценено «ястребами» обеих партий как потенциальное предательство американских интересов. Если «шведы», то есть «русские», так откровенно «гнутся», то надо быть идиотом или изменником, чтобы в этот момент отступить и перестать «ломить».
И вот последний итог – США собираются выходить из Договора об РМСД, то есть фактически того договора, в обмен на который еще горбачевский СССР «отпустил» Восточную Европу. Теперь американские ракеты могут размещены в том числе и в Эстонии и Румынии, и по поводу того обстоятельства, что эстонцы и румыны окажутся в аду, не успев раскаяться, думаю, в США мало кто прольет скупую слезу.
Итак, запущенный в 2015 году бумеранг возвращается теперь обратно в Россию. Если вы так трепещите, что не можете унять свой «внутренний Запад» и надеетесь, заигрывая с ним, добиться снисхождения за свои деяния 2014 года, значит, нам тем более отступать невозможно, нужна политика «сдерживания» «до победного конца». До нашего конца.
Но это бы не единственный мессидж в той моей злосчастной статье.
В том же тексте я говорил, что, конечно, ни в коем случае России нельзя скатываться – в этом национальном сплочении – на позиции тоталитарного единства, которое, точно так же как и разброд и шатание по «крымскому вопросу», приведет к плохим последствиям. Я называл «прокрымское большинство» «сложным», имея в виду, что оно далеко не все стопроцентно лоялистское. Я говорил, что в том же большинстве – хотя бы на уровне публичных спикеров – можно разглядеть позиции критически относящихся к экономической политике власти левых активистов типа Сергея Удальцова или же националистов типа Владимира Тора или Константина Крылова. Что, конечно же, остро необходима какая-то осмысленная оппозиция, которая могла бы перехватить протест как у либерального «Крымненаша», так и у экстремистов всех мастей.
Было бы даже хорошо, если бы такая оппозиция была бы чуть более развернута в сторону интересов предпринимателей, чуть более либеральна, чем левое протестное большинство. И я действительно говорил, что если в среде коллективного «Крымнаша» не найдется фигура, способная увлечь за собой и своим делом разгневанных молодых и не очень молодых людей, каждый день сталкивающихся с беззаконием бюрократии и фальшью официозной пропаганды, все наиболее честные, искренние и талантливые люди уйдут в лагерь прозападных оппозиционеров, тем самым еще многократно усилив надежды «уважаемых партнеров» на наш неизбежный «слив» по всем пунктам повестки.
Я с большим воодушевлением прочитал в «Российской газете» мудрую статью председателя Конституционного суда. Наконец-то основные тезисы «консервативной демократии» озвучены на таком высоком уровне.
Наконец-то главное сказано – наше общество страдает от острейшего социального расслоения и несправедливости, и если не дать возможность социально ориентированной оппозиции, как в благословенном 1998, чуть-чуть сдвинуть лодку российской экономической политики влево, в сторону социальных ожиданий большинства, может наступить новый 1917 год, которым поначалу обязательно воспользуются именно те, кто сегодня зажимает рот «консервативной оппозиции» и требует жесткого сплочения всего провластного сегмента политики вокруг пенсионной реформы. А ежели население, как в Хабаровском крае или во Владимирской области, начинает вести себя неправильно, это лишь повод для пересмотра конституции или же избирательного законодательства.
Честнейший человек Валерий Дмитриевич Зорькин наконец-то сказал то, что давно должны были в один голос говорить все, кого реально заботит благополучие страны и даже личное благополучие ее лидера, но в итоге, можно ли сказать, что Зорькин был услышан? Нет, в его статье увидели только повод начать разговор о пересмотре Конституции, желательно в какую-нибудь «суперавторитарную» сторону – ведь уже было сказано, и совсем не глупыми людьми, что авторитаризм – это и есть наша «национальная идея».
Но ведь и сам Зорькин, как и в далеком 1993 году, едва ли поведет лично людей на площадь протестовать против «пенсионной реформы». Да, слав Богу, в среде «системных консерваторов» появился хотя бы один смелый и честный человек, но что он может один сделать против армии чиновников, торгующих «всем, что только можно продать», как пел БГ в лучшие свои годы.
Но где все остальные, кто в том же самом 1993 не побоялись сказать слова правды и тем самым спасли честь российской демократии?
Так что бумеранг возвращается.
В 2015 году был сделан вывод, что большинство безгласно и его интересами можно пренебречь, а вот «внутренний Запад» - это сила, и с ним надо дружить, и три года спустя сталкиваемся с двумя проблемами – усиливается внешнее давление и уменьшается внутренняя поддержка власти. Пошляки будут говорить о том, что «холодильник» побеждает «телевизор», но мы-то знаем, что причина совсем не в этом. А в том, что энергия Русской весны не была использована для действительно демократического и в хорошем смысле либерального самообновления, и именно по этой причине власть сегодня оказалась зажата между Скиллой западной ненависти и Харибдой народного недовольства.
Борис Межуев