«Севастопольская демократическая инициатива»: отклик с радикальной галерки

Мой товарищ и соратник Борис Межуев написал достойный самого пристального внимания и анализа материал «Севастопольская демократическая инициатива: пролог или эпилог».



Посвящена она, как понятно уже из названия, в первую очередь предстоящим осенью выборам в Законодательное собрание Севастополя, но касается вопросов и проблем российской политической жизни в целом. Более того, в ней есть явный (не знаю уж, насколько умышленный со стороны автора) элемент дискуссии с недавней нашумевшей статьей В.Суркова, формальное название которой далеко не каждый уже способен вспомнить без поисковиков, зато все помнят, что она про «путинизм» и «глубинный народ».

Межуевский ответ лично мне показался и свежее, и содержательнее сурковского вызова, и, как всякий качественный программный документ, он несет в себе множество смыслов, включая те, которые сам автор мог осознанно и не подразумевать. Остановлюсь на некоторых из них.

Борис пишет: «Автор этих строк, еще с 2015 года, то есть еще со времен работы в «Известиях», говорил вместе со своими коллегами о том, что Россию может вытянуть из этой бюрократической пропасти только вот такое патриотическое, или если угодно консервативно-демократическое партобразование. Которое бы исходило в своих действиях не только из буквы закона, но также из консервативно-демократических политических приоритетов. И, казалось бы, где кроме как в колыбели Русской весны, оно может родиться».

Идея, действительно, сколь прекрасна, столь и не нова, и действительно, Борис ее развивает уже несколько лет, за что (вернее, в том числе и за это) получил от «либеральных» граждан клеймо «фашиста». Кавычки по бокам обоих слов тут, кстати, не дань семантическим правилам русского языка, а банальное уравнение – российские либералы является таковыми лишь в кавычках, а значит, любой обозначенный им как фашист тоже таков лишь в кавычках, более того, обычно – и как раз в случае с Межуевым – «фашист» придерживается вполне либеральных и демократических взглядов в их классическом здоровом понимании, а «либералы» покрыты отчетливо проступающими пятнами фашизоидности.

Не совсем, правда, понятно, каким образом технически Борис хотел бы реализовать свое однозначно благое намерение выделением в ЕР предельно автономной «платформы Чалого», причем осененной этим именем как на региональном, так и на федеральном уровне, либо через создание отдельной партии.

Загвоздка в том, что оба варианта уже пробовались вкупе с рядом подвариантов.

То в ЕР создавали либеральную, консервативную и социальную платформу, то в качестве младшего напарника партии власти конструировали «Справедливую Россию», которая после довольно пристойного десятилетия вошла в полосу глубокого многофакторного кризиса и, видимо, хочет объединиться с «Родиной», чтобы сделать себя великой снова, ну или хотя бы просто выжить.

Загвоздка в том, что всякий раз это были искусственные, причем нарочито искусственные роды альтернативы.

Да, искусственность, закулисная предопределенность вообще свойственны политическим процессам, причем самые главные кукловоды, если верить целому корпусу литературы от «Протоколов сионских мудрецов» до Пелевина, находятся то ли высоко в облаках, то ли глубоко под землей.

Но в нашем случае никакими закулисами никогда особо не пахло, лидеры и технологические авторы новых «альтернатив» открыто признавались в их спарринг-партнерской сущности, более того, подавали ее как благо.

В качестве примера и одновременно оправдания у нас любят кивать на США, где демократы и республиканцы, дескать, тоже две руки одного организма, которые друг друга моют. Отчасти это правда. В Штатах есть платформы согласования позиций и интересов разных элитных групп, а также консенсус по некоторым важным внешнеполитическим направления, сохранившийся даже сейчас, в условиях открытой борьбы глобалистского проекта демократов и национал-прагматичного подхода Трампа.

Однако Ротшильды, Рокфеллеры и прочие рептилоиды все-таки предпочитают сохранять функцию «отскочим, побормочем» сугубо келейной, в прозрачном же и полупрозрачном для публики политическим сегменте идете жесткая борьба, в том числе и внутрипартийная.

В.Сурков отозвался о такой системе с пренебрежением, назвав ее мишурой, которую российская власть ввиду своей сугубой честности и чуждости лицемерию отметает.

Опять-таки, отчасти он прав. Запад и Россия почти одинаково далеки от идеальной демократии, в современном мире к ней вообще если кто и близок, так это Иран и Швейцария.

Но существующий на Западе дополнительный уровень политической бескомпромиссности и жесткой борьбы дает дополнительные бонусы избирателю и обществу.

Отказ от них ради «честности» выгоден лишь тем, кто к подобному отказу призывает. Как в основном им одним выгодна и система, в рамках которой сначала нынешний лидер, а затем его преемники получат принципиальную несменяемость, а опереточные «демократы» и «республиканцы» будут развлекать публику сварами по второстепенным вопросам, отнюдь не претендуя на святая святых.

Вывод?

Консервативно-демократическая патриотическая сила, которую описывает Межуев, должна родиться не из реторты Фауста с московской Старой площади, а максимально самостоятельно, если не сказать конфликтно по отношению к этому Фаусту, насколько сие вообще возможно в рамках текущей ситуации.

Да, это чревато огромными рисками. Но, с одной стороны, ползучий политический кризис предоставляет некоторые дополнительные шансы, с другой – иного все равно не дано, точнее, может быть дано лишь в форме очередной бессмысленной «платформы» или «Травоядной России».

Отмечу еще один момент статьи Бориса, чуть второстепенный относительно общего повествования, но мне кажущийся крайне важным.

Борис пишет: «Севастопольский опыт работы независимого Заксобрания имел слишком отчетливую местную специфику, обусловленную и городской обстановкой, и моральными качествами депутатов. Далеко не во всех регионах страны к руководству Заксобранием придут активисты Русской весны или же создатели высокотехнологичных компаний мирового уровня. Где-нибудь обязательно да придет местная братва, причем не всегда с добрыми и благородными намерениями. В том самом Нижнем Новгороде мэром чуть не стал уголовник Андрей Климентьев, а неформальным лидером Красноярского заксобрания долгое время был человек с довольно сложной репутацией – Анатолий Быков. Отпусти АП вожжи управления, и мы увидим повторение «великой криминальной революции» во многих краях и областях нашей безбрежной родины».

Почитаемая Межуевым за благо борьба АП с проникновением откровенного криминала во власть кажется мне поверхностной и довольно лицемерной попыткой сбить верхушку с вылепленного собственными руками айсберга, примерно как в СССР, взлелеяв по определению сепаратистский «проект Украина», затем боролись с украинским сепаратизмом.

Невелика разница, удастся ли проникнуть конкретному Климентьеву в систему, представляющую собой коллективного Климентьева.

Генерал-майор МВД Владимир Овчинский, в конце девяностых возглавлявший Российское бюро Интерпола, в 2016 году признавался:

«Главное отличие новых бандитов в том, что никогда — ни в 1980-х, ни в 1990-х — не было такого масштабного присутствия в ОПГ представителей официальных госструктур. Можно с уверенностью говорить о том, что у нас в стране нет ни одной «незапятнанной» госструктуры — будь то правительство, министерства, аппарат губернаторов или мэрия… В качестве иллюстрации можно привести совершенно фантастическое дело подмосковных прокуроров, «крышевавших» игорный бизнес. Я, как бывший начальник Интерпола, утверждаю, что в мировой практике аналогов не существует… Двадцать лет назад только редкому бандиту удавалось «пролезть во власть». Таким «счастливчиком» стал, например, вор в законе по кличке Пудель, получивший статус общественного помощника президента РФ Бориса Ельцина. Его кто-то в свое время ему подсунул. Но длилось это недолго. Другой единичный пример — известный бандит Михаил Монастырский, севший в депутатское кресло. Но это все единичные примеры. Массового характера это не носило, вот в чем главная разница. Сейчас же происходит некое «огосударствление мафии» — мафиозные структуры фактически стали замещать реальное руководство».

Казус с сенатором Арашуковым, еще в бытность свою официальным лицом замашками ничего не отличавшимся от явного мафиози, да, собственно, и являвшимся оным, лишний раз подтверждает правоту заслуженного генерала.

Но разве другие откровенные преступники во власти должны избегать клейма мафиози лишь потому, что не носят малиновый пиджак и не вешают золотые замки на кабинки туалетов в присутственных местах?

Своровавшие миллиард на строительстве трубопровода в Приозерском районе сотрудники «Газпрома – достояния России» - это не мафия? Жизнелюбивый бывший первый замруководителя «Росгеологии» Горринг – не мафиози?

Это ведь только пара примеров из недавних и самых ярких, так-то их новостная лента приносит каждый день в изрядных количествах.

В этих условиях считать борьбу АП с отдельными климентьевыми и быковыми во власти похвальной и, главное, хоть в чем-то оправдывающей репрессивную зачистку политического поля – чуть, на мой взгляд, странно.

Я вполне согласен с прозвучавшим в феврале на конференции «Русская весна в большой русской истории: к 5-летию события» тезисом еще одного моего коллеги, Александра Асафова, о том, что важной частью общей и всеми нами чаемой «революции сверху» должна стать антикриминальная и антикоррупционная революция, подобная той, что имела место в Италии в начале девяностых.

Но на Апеннинах имелся субъект такой революции – независимая полиция, судебная власть и незапятнанная часть политической элиты.

 Есть ли он у нас?

В некоторой, увы, по масштабам страны довольно небольшой мере – есть. И как раз в Севастополе он вступил в борьбу с собственными формальными однопартийцами – беспрецедентную и жесткостью превосходящую любое столкновение ЕР с нынешней системной оппозицией.

Эта формальная внутрипартийность борьбы двух на самом деле принципиально разных подходов к жизни общества и государства обязательно приведет, да уже и вовсю приводит к самым причудливым изворотам избирательной кампании.

Совсем неслучайны упорные слухи о готовности побороться за место в севастопольском ЗС героя Русской Весны, экс-министра обороны ДНР Игоря Стрелкова. Такие слухи, даже до их реального воплощения в жизнь либо вообще без этого воплощения, должны либо радикализировать Чалого и Ко и  заставить их порвать не только с конкретными недостойными чиновниками-единороссами, но и с партией в целом, в стремлении оказаться патриотичнее и бескомпромисснее Стрелкова… либо, наоборот, толкнуть их в объятия команды Овсянникова.

Любопытно, что сам Игорь Иванович, чувствуя неоднозначный подтекст данных слухов, лично резко опроверг их в одной их посвященных им статей на «Форпосте». При этом, важный и интересный нюанс, о Чалом он отозвался весьма уважительно. И в этом уж точно не фейковом уважении человека, резко критичного к российской системе и практически всем ее представителям, мне видится нечто многообещающее пусть не в практическом, но в символическом смысле.

Попытаюсь резюмировать сказанное выше:

1. Нет ничего зазорного в некогда активно использовавшейся троцкистами тактике энтризма – вступления членов одного идейного течения или организации в ряды другой, более влиятельной и весомой, для распространения там своих идей и использования ее ресурсов в своих целях.
   
   В нынешней власти и разнородных околовластных кругах, если брать в абсолютных цифрах, немало приличных людей – те же Чалый, Горелов, Алтабаева. Было бы неплохо, если бы они там оставались и укрепляли свои позиции, а новые волны приличных людей становились их подмогой.
   
   Но бренд ЕР и имеющаяся властная система становятся все более кризисными и токсичными. Это видно не только по результатам региональных выборов, но, например, и по такому достаточно репрезентативному социологическому показателю, как комментарии под политическими статьями на «Форпосте», да и на большинстве других информационных ресурсов.
   
   Достойные люди с самостоятельными гражданско-патриотическими взглядами в этих условиях будут из власти скорее окончательно вымываться, чем закрепляться и тем более количественно приумножаться.
   
    
2. При всей неприязни автора этих строк ЕР и создавшей ее системе приходится признать, что порой реальные дела важнее формальной партийной принадлежности – как говорил Дэн Сяопин, «не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей».
   
   Тот же Чалый словами и делами более независим, чем большинство лидеров партий системной оппозиции. Но, принимая во внимание пункт 1, сохранять в рядах ЕР никак не формализованную и при этом реальную автономность с каждым днем будет все труднее – впрочем, по большому счету, и сугубо гипотетический переход в одну из системных партий вряд ли бы что-то сильно изменил.
   
   Наступает время решительного самоопределения.
   
    
3. Стало быть, сама объективная реальность подталкивает к созданию общественно-политической силы демократической и патриотической направленности, о которой говорит Межуев. Она должна максимально размежеваться с властью, более, чем думская системная оппозиция, но не стать её противником априори, полностью, на всех уровнях и направлениях. Скорее, она должна быть перпендикулярна власти и представлять собой третью сторону в некоем треугольнике.
   
   
   
   Еще одна сторона в нем – это властная система и в первую очередь сохраняющиеся там здоровые и просто адекватно-прагматичные силы, не присоединившиеся к новому объединению, но при этом сумевшие совместить членство «во власти» и не-потерю лица.
   
   
   
   Третья же сторона – независимое гражданское общество и лево-право-патриотическая оппозиция, проводившая акции протесты против возможной передачи Курил Японии и договорившаяся продолжать взаимодействие по внутриполитической повестке.
   
   
   
   Отношения внутри этого треугольника смогли бы создать новые общественно-гражданские структуры и цепочки связей, которые при углублении кризиса власти и, что страшнее, государственности стали бы аттрактором, подушкой безопасности, аналогом Второго народного ополчения, силами представителей всех слоев общества спасшего Россию во время Смуты.

Сможет ли Севастополь стать местом рождения такой силы, а севастопольские выборы и, говоря шире, общественно-политические – первым полигоном для ее обкатки в боевых условиях?



Если да, то какие концептуальные, технологические и практические усилия надо для этого приложить?



Думается, что к обсуждению этого вопроса всеми потенциально заинтересованными участниками нужно приступать немедленно. Велика Россия, а отступать некуда – позади Севастополь.

PS. Уже после написания этой статьи на некоем севастопольском ресурсе, являющемся рупором античаловских сил, вышел, с позволения сказать, материал, «критикующий» межуевские размышления. Выполнен, точнее, мучительно выдавлен он в традиционной для этого сайта стилистике, но с еще большим градусом похабности, неадекватности и истеричности, хотя, казалось бы, куда уж дальше.



Значит, все правильно сказал Борис и идеи у него хорошие, надо брать.

Станислав Смагин